– Я понял, чего вы хотите, святой отец, - улыбнулся Волошин. - Но на мелочи не размениваюсь. Чудеса поштучно - это не по мне. Поднимать на прозрачном шаре магнитофон с динамиком или учинять дебош с искусственными молниями - мне не к лицу. Я, знаете ли, первый инженер своего века. Вот что… Хотите, я вам сделаю настоящего бога? Так и назовем: “В-1, всевышний, первая модель”.

Он почти грубил, надеясь, что его выгонят, но Спиллейн только наклонил голову и светски улыбнулся:

– А разве это возможно?

– Вы сомневаетесь в возможности существования бога?

– Нет, конечно. Но сделать…

– Почему бы и не сделать то, что принципиально возможно? Современная техника в силах сделать бога, и ангелов, и самого дьявола, если есть средства, время и инженер с ясной головой.

– Скажем, два миллиона, семьдесят дней и вы, мистер Волошин?

Это было сказано почти без выражения.

–А есть у вас техническое задание на проектирование, мистер заказчик?

– Что мы вкладываем в наше представление о боге? - Кардинал раскрыл книжку. - Он должен быть всемогущ, вездесущ и всеведущ…

– Вот что, святой отец, - сказал Волошин, с ненавистью Глядя на белые холеные пальцы кардинала, сцепленные на животе. - Мы, инженеры, метафор не любим. Говорите точно. Всемогущ - в смысле побьет любой танк, самолет, корабль, пехоту или толпу - пожалуйста! Он сможет нагонять панику, воздействуя на мозг подходящими частотами, - это ли не чудо? Нажмите кнопку - он отнимет волю,, память, растопчет личность, ее гордость и независимость. Всеведущ? Скажем, миллиард битов памяти довольно? Машины, которые сейчас рассчитывают полеты на Луну, не имеют и половины этого. Вездесущий - на что вам такой большой? Сделаю пятьсот на пятьсот и на триста.

– Он должен исцелять болезни.

– Рентген, физиотерапия? Это можно.

– Он должен быть нечувствителен к мирским соблазнам.

– Все мои машины таковы, хотите - верьте, хотите - нет. Они не пьют, не курят, не заводят себе легкомысленных подруг и не нарушают без особой команды ни одну из заповедей Моисея.

– Он должен вещать слова истины. Возможно громче…

– В децибелах это сколько? - свирепо переспросил Волошин.

– Мм… Не знаю.

– Ну так узнайте, посоветуйтесь. Еще что?

– Он должен изгонять бесов.

– Где, откуда? Вы уже имеете этих бесов? Знаете технологию изгнания?

– Нет, - заюлил кардинал. - Но я думал, что бесы комплектуют… вашу установку.

– Только за особую цену. Работа мелкая, нудная, партия большая. За ту же цену не берусь.

– А если он будет как бы изгонять… Понимаете?

– Понимаю. Не выйдет. Фокусами не занимаюсь. Что вас все тянет на фальшивку, когда я предлагаю настоящего бога? Где ваша вера?

– И дорого обойдется партия бесов, скажем, сотня? - поинтересовался кардинал, уклоняясь от диспута о вере.

– Три тысячи с носа или пары рогов, если угодно в рогах.

– Да?… Ну, я думаю, бесы отпадают. Что ж нам переплачивать? Тем более за такую нечисть, врагов рода человеческого?…

К утру семидесятого дня инженер Александр Волошин вымотался до конца. В наглухо огороженном высоченном эллинге на краю города под наблюдением десятков лаборантов на решетчатых лесах сновали автоматически действующие разрядники. Александр лично проверял через преобразователь квадрат за квадратом. В шесть утра все было закончено, проверено, исправлено. Он задремал в машине. Но и во сне перед ним вставали клетки гигантского радиомозга: однообразные сплетения усилителей, емкостей и сопротивлений,, множество датчиков и эффекторов, сложных излучателей, гигантский аккумулятор и всевозможные связи между узлами машины. Все это существует, все это пришлось создать, затратив массу сил и времени, но когда снимут леса, эллинг окажется пустым. Нечто, на полняющее его решетчатый свод, уйдет в атмосферу, для непосвященных исчезнет. И вместе с тем оно будет повиноваться шифрованным радиосигналам. Сможет говорить и выполнять логические действия., сможет обрушить электрическую бурю, лгать, интриговать, а главное - сковывать цепями невежества, лицемерия и животного страха…

И перед засыпающим сознанием неслись смутные видения - грозно светящаяся радиосхема, которую, как дубину, занес над миром обезьяно-человек в белой сутане.

Когда Александр проснулся, солнце было уже высоко. Машина стояла у пансиона, князь сидел на ступеньках с газетой в дрожащей руке и плакал.

– Смотри, Саша, смотри, - лепетал он, мешая русские и испанские слова, - наши, русские, на Юпитере еще вчера…

Волошин вырвал газету. С листа на него смотрел ряд портретов, русские имена… Он уронил бумажный лист, откинулся на подушки машины, как от пощечины. Князь проворно подобрал газету, уставился в нее.

– Гляди-ка, Саша., а этот, третий, так похож на тебя. Бортинженер. У тебя случайно нет брата?

Нет, не было у Кси Волошина брата, никого в мире, и родители его давно нашли последний приют на неуютном эмигрантском кладбище.

Хлопнув дверцей “кадиллака”, он бесцельно побрел по улице. Навстречу ему попался спешащий куда-то монах. Через два квартала монах по-прежнему деловито, по-военному размахивая руками., пересек ему дорогу.

“Следят, - догадался Волошин. Оглянулся, сквозь скупые слезы заметил: сзади медленно едет машина, в ней рыжий, в черной шляпе. - И эти тоже следят”.

Он вошел в респектабельную контору Вольфа. Человек в темных очках поднялся ему навстречу.

– Кончили заказ церкви, мистер Кси? Теперь для нас. Невидимые панцири, радиоуправляемые шаровые молнии… Наш бизнес требует техники.

– Хорошо. Только мне нужен новый паспорт.

– Этого добра сколько угодно. - Щелкнул несгораемый шкаф.

– Мне заграничный.

– Пожалуйста, хоть дипломатический. Э! Не хотите ли вы удрать от нас, мистер? Не выйдет. Найдем,, - сказал человек, подавая ему паспорт.

Из автомата он позвонил Спиллейну.

– Завтра в Десять утра. Пророчествуйте, - не называя себя, сказал Волошин.

– Деньги перевел, - деловито отвечал Спиллейн, - полтора миллиона. Понимаете, комиссионные неудобно ставить отдельно. Но я слышал, вы имеете новый отличный заказ.

Равнодушно услышав., что его обокрали, Волошин повесил трубку. Лицо неизвестного астронавта, похожего на него, стояло перед глазами, и все остальное было так мелко, грязно, не нужно: и Минна, и князь, и кардинал, и сам новенький, как никелевая монета, всевышний, последняя модель. Первый инженер века, да мог бы на стартовой площадке подать шлем…

Когда Волошин вернулся домой, он застал в комнате полицейского комиссара.

– Вашу знакомую нашли позавчера ночью на пляже. Мертвой. Вот.

На глянцевом листке удивленное лицо, разбитое, жалкое, чужое.

– Самоубийство, мы так понимаем. Опознаете? Подпишите здесь.

– Да… Рыба ударила хвостом.

Офицер покосился, откланялся и ушел.

Микрофон стоял на стене. Под окном бродили гангстеры и монахи, все на одно лицо.

Волошин сел за передатчик, лицо его окаменело.

– Ка-два, эс-шесть, ка-четыре, - четко диктовал он команды, выводящие бога в небо. Потом передал серию настройки и выглянул на улицу.

Рыжий детина в мятом белом плаще и черной шляпе проигрывал в кости монаху с выправкой армейского сержанта.

Монах ржал и хлопал рыжего по плечу. Полицейский комиссар остановился, покровительственно сострил и стал наблюдать игру.

Волошин вернулся к микрофону.

– Люди, - сказал он, - слушайте слова правды, которые вам обещали. Бога нет. И не было, и не будет. Это я говорю, я, инженер, построивший всевышнего,, первую модель. Он, всевышний, подтвердит это сам. Он - хорошая штука, но это не бог, а машина. Математическая машина из невидимых проводов и усилителей. Законы природы нерушимы, что, впрочем, сегодня меня мало интересует. Есть нерушимые законы сердца. Нарушающий их умирает, часто незаметно для себя… Жизнь без родины, без дружбы, без любви - незаметная смерть.

Волошин рассказывал о себе, о своем открытии, о его бесславной, преступной судьбе.