Шлепая подошвами сандалий по бетону взлетной полосы, биологи зашагали к замку. Когда до розовых его башен оставалось с полмили, над океаном показался самолет.

Сутулый старик в черном смокинге шел от самолета, опираясь на трость, рядом с рыхлым Перейрой. Кожа его лица - коричневая, без морщин - напоминала хитиновый панцирь.

При обмене пожатиями Спилмэну, тощему биологу, показалось, что он пожал лапку насекомого, твердую и холодную, и еще - что этой лапке ничего не стоит раздавить его человеческую Президент компании знал цену времени.

– Где вы продемонстрируете вашу биосиетему? - осведомился он, окинув равнодушным взглядом биологов в зеленых шортах. Спилмэн заметил, что губы Таппингера при разговоре не шевелились, слова вылетали как бы прямо из горла.

– Здесь, на поле.

– Начинайте.

Сэм сбегал в замок и вернулся с мачете и колбой, на дне которой ворочался шарик величиной с горошину. Таппингер недоверчиво уставился на эти предметы. Сэм вытряхнул шарик на траву, и он сразу выпустил из себя облачко бурого газа.

Через четверть часа шарик вырос до размеров арбуза, а газа стало столько, что всем пришлось стать с наветренной стороны.

Шар двигался по спирали, выедая вокруг себя траву. Объеденный участок напоминал лишай, присыпанный серым порошком.

Аппетит шара рос, шар жадно накатывался ротовым отверстием на растения. Спилмэн с беспокойством поглядывал на Таппингера. Но тот зачарованно глазел; на его бесстрастном лице появилось выражение почти счастливое.

Когда “дождевик” достиг метра в диаметре, а серый лишай стал величиной с теннисный корт, Перейра не выдержал:

– Мистер Таппингер, может быть, довольно? Мне кажется, все уже ясно.

– Нет, - сказал президент, и в его голосе была та же сталь, что в пожатии руки. - Мне необходимо выяснить возможности новой биосистемы до конца.

Они уже давно стояли на бетоне. Вокруг было всё объедено. Ветер подхватывал пыль с серого лишая и вместе с газами разносил по полю. Под “дождевиком” гибли птичьи гнезда, ящерицы, становились кучами перерытой земли сусличьи норы и муравейники. Глядя, как внушительные зубы чудища выбивают искры из бетона, - видимо, мясной “гриб” почуял запах человечьей плоти, - Спилмэн заметил:

– Еще немного - и это станет для нас опасно.

– Ерунда, - возразил президент и сморщил нос. - А воняет изрядно! - В голосе его пробились веселые нотки. -Надеюсь, мясо у него не ядовитое?

– По вкусовым качествам и калорийности - такое же, как у Дика.

– Проверим, проверим… Джюр! - Таппингер кивнул со значением в сторону самолета.

Перейра с удивительной для него легкостью сбегал к самолету и вернулся с автоматом.

– Пора заколоть кабана, - сказал президент.

Но Перейра не успел нажать на спусковой крючок. Кожа трехметрового “дождевика” лопнула от его собственного веса; шар распался надвое, хлюпнув в пыль сукровицей. Части напоминали половинки дыни с черными зубами в том тлеете, где у дыни завязь. Президент, опираясь на трость, любовался зрелищем многотонных частей отборного товара, в глазах его, как праздничная иллюминация, вспыхивали и гасли веселые, лукавые, жадные огоньки.

Сэм с мачете поспешил к “грибу”.

– Зачем? - проворчал Таппингер.

– Если не срезать остатки рта, через несколько минут половинки станут самостоятельными “грибами”, и все начнется снова.

– Ну и гидра! - в голосе президента слышалось одобрение. - Стойте, Сэм. Я должен на это посмотреть.

Половинки стали свертываться, как ежи. Пока Сэм колебался, следует ли ему исполнить приказ президента, они окончательно свернулись в полные шары. Ближайший двинулся к Сэму, и биолог бросился наутек, поднимая пыль.

Спилмэн, обводя рукой изувеченное поле, предостерег: - Таппингер, вы уничтожаете нашу землю.

– Вашу, вашу, - примирительно пробурчал президент; он не глядя извлек из внутреннего кармана сложенный вчетверо лист и протянул Спилмэну: это была дарственна” на замок и 2500 акров земли, заверенная столичным нотариусом. - Ноя же сказал, что необходимо выяснить все до конца.

– Ваша любознательность дорого нам обойдется, - заметил Сэм, стараясь отдышаться. - Да и вам это влетит в копеечку.

Но для Таппингера перестали существовать все окружающие. Он не сводил глаз с лоснящихся шаров, которые с удвоенным пылом принялись за траву и за все, что в ней водится.

Ветер усилился. На черной равнине закружил первый смерч.

По этому столбу, как по трубе, вздымались в небесную синь ржавые пары. Со временем тяжелая туча этой смеси застлала солнце. Оба “дождевика”, сожрав несколько гектаров зелени по одну сторону взлетной полосы, достигли размеров материнского “гриба” перед его делением. Один из них перекатился через взлетную полосу, слишком уже узкую для него, и принялся оголять землю по другую сторону.

Спилмэн с Сэмом стояли как на иголках. Первым не выдержал Спилмэн. Охватив президента за плечо, он прокричал в хитиновый лик:

– Таппингер, заканчивайте испытания!

И словно в ответ на его слова, оба шара треснули, и четыре новые половинки стали быстро закругляться. Сэм бросился к одной и успел отсечь ротовое отверстие с зубами, вторая успела сомкнуться, и Сэму снова пришлось бежать. Перейра, не ожидая команды, бросился к второй паре и стал всаживать автоматные очереди в зубастых чудовищ.

– По зубам его, Джюр, по зубам! - кричал Спилмэн, но толстяк не слышал. Пули исчезали в живом мясе, не причиняя ему вреда. Магазин автомата был велик, и Перейра не жалел патронов, полосуя очередями шары вдоль и поперек. Но раны тут же затягивались, и половинки переваливались с боку на бок. И вдруг произошло страшное: “дождевик”, который Джюр расстреливал в упор, двинулся, подмял толстяка под себя. Над пыльной равниной раздался крик боли и ужаса. “Дождевик” окутался газом.

Президент компании, отбросив трость, поспешил к самолету.

Биологи за ним.

Спирало дыхание. Над землей зависла сплошная туча пыльного газа, но Таппингер, казалось, не нуждался в воздухе. Он не бежал, а прыгал, как саранча, огромными легкими скачками. Полы смокинга трепетали, как черные надкрылья. Когда биологи достигли самолета, в кабине уже слышался его напряженный голос:

– Незамедлительно два вертолета, огнеметы, пушки. Выполнять!

А пока “дождевики” сжирали поле. Один докатился до сельвы, два других спешили к заливу и океану. Внезапно один исчез: он подбирался к гнездам чаек на скалах и сорвался.

Другой обгладывал зелень вдоль океанского берега.

Трое мужчин ковыляли по взлетной полосе к заливу. Таппингер подобрал по дороге трость и, взглянув на автомат, перекрестился.

С обрыва было видно, как бурлит у берега вода, как расплываются по ее поверхности рыжие пятна. То и дело из водоворотов вырывались столбы газа, их подхватывал ветер и гнал к океану. Плес медленно покрывался серой пылью, которую волны сбивали в грязные клубки.

Показались вертолеты, приземлились, усилив пляску пыли.

Двое пилотов подошли к Таппингеру, он распорядился стрелять разрывными - по снаряду на чудище.

– Не советую, - вмешался Спилмэн. - Натворите бед. Из каждого куска, в котором останется хоть один зуб, вырастет новый гриб.

– Тогда жахнем их огнем, - Таппингер указал в сторону сельвы, где на опушке среди деревьев дымили два темных столба.

– Лес сожжете… Не хватит ваших миллионов, Таппингер, чтобы покрыть убытки.

На коричневом лице президента уже не осталось и следа непоколебимости. Оно побледнело, и казалось, на нем трескается хитин. Мелкие трещины появились сперва в уголках рта, затем под блестящими глазками, на лбу, на щеках. Губы растянулись в виноватую улыбку:

– Что же нам делать, парни?!

Биологи молчали. На опушке повалилось высокое дерево, за ним рухнуло в пыль другое, разрывая веревки лиан. Закричали чайки над заливом. Их стаи кружили уже далеко от берега, над пока еще чистой водой. А плес, покрытый толстым слоем легкого шлака и пены, морщило и крутило, словно на дне сражались доисторические ящеры.