Все одобрительно зашумели, вспыхнули аплодисменты.

– Прошу, господа, - сверкнул очками куратор.

– Какой коэффициент интеллекта у Сезара?

– Семьсот девяносто шесть и четыре десятых.

– Вполне- прилично.

– Господа, должен сообщить, - несколько торжественно вскинул руку куратор, - подвиг Сезара значит больше, чем коэффициент его интеллекта. Поэтому Совет координации общественного равновесия постановил, что на карточке Сезара будет продольная зеленая полоса!

–. Браво! - Кто-то похлопал Сезара по плечу. - Никаких хлопот.

– И ежегодных аттестаций.

– И спокойствие до конца жизни.

– Вы удовлетворены, господа? - сдержал шум куратор.

– Вполне. И даже завидуем, - встряхнул бакенбардами рыжий верзила возле окна. - Но ведь наш астронавт, похоже, ничего и не подозревал?

– Честно говоря, нет, - согласился Сезар, сразу вспомнив Ленгстона.

– Ничего, - кивнул ему куратор, - это не уйдет. Будет приятный сюрприз. Еще вопросы?

– Не чувствуете ли вы себя чужим, Адам Сезар, попав в другой век?

– Другой век? Ну и что… Я возвратился в свою страну. Конечно, ко всему новому надо привыкать, что бывает нелегко. Но ведь у астронавтов психика гибкая, и они привыкали к ситуациям и гораздо более невероятным.

– А не чувствуете ли, будто вас воспринимают другие как чужого? Какой-то некоммуникабельности?

– Понял. Вполне допускаю, что для две тысячи сто четырнадцатого года мои манеры, мое поведение будут несколько архаичными, скорее всего очень архаичными, но уверен, что мои соотечественники прекрасно понимаю! причины к отнесутся ко мне снисходительно. Как старшие к младшему.

– Госпола, - вмешался куратор, - я кое-что добавлю. Те, кто уже общался с Сезаром. никак не воспринимали его чужим. Помните, какой коэффициент интеллекта? Умные люди всегда понимают друг друга. А относительно инцидента с Ленгстоном?… Не забывайте: “Ремонт. Заправка. Прокат”.

В зале засмеялись.

– Вот почему нам легче найти взаимопонимание с Сезаром, чем с Ленгстоном, - закончил куратор, - Скажите, Сезар, у вас остался кто-нибудь на Земле?

– Родственники умерли еще до моего полета. Оставалась жена. Патрис Сезар. Тридцать два года. Я все понимаю… Даже если Патрис в живых… Он впервые вспомнил о Патрис, точнее, натолкнули его мысль о ней. Потому что ее, живой, реальной Патрис, Патрис 17 февраля 1995 года, здесь быть не могло, если далее это не галлюцинации, не эксперимент. Она не возникала в памяти призраков, фантомов, потому что он забыл ее глаза, губы, тело, забыл все.

– Да, - тихо сказал куратор. - Это самый трагический момент возвращения. Возвратиться к живым, которые мертвые. А мертвые - как живые.

На следующий день к вечеру Адам Сезар почувствовал себя вконец уставшим.

День в самом деле оказался трудным и бесконечным, как пеший путь под жгучим солнцем.

Тогда, сразу же после пресс-конференции, когда журналисты ушли, перед ним включили небольшой макет Грамона, весь город, и предложили выбрать район жительства. Немного поразмыслив, Сезар показал на восьмиквартирный одноэтажный дом, подковой прятавшийся в каком-то скверике. Присутствующие выбор одобрили, и уже на банкете в уютном ресторанчике Центра в одном из первых тостов, поздравляя с возвращением, ему желали также счастья на новом месте, в новой квартире.

И еще одну торжественную церемонию пережил тогда и, как оказалось, очень важную. После банкета и прогулки по Центру в отделении координации общественного равновесия ему вручили индивидуальную карточку. Церемонию обставили торжественно и пышно, были цветы и шампанское, речи и подарки от музея астронавтики. Фотографии на карточке не было, вместо нее на левой стороне выбито 0-796,4, карточка по диагонали перечеркнута зеленой полосой, а справа отпечатан текст инструкции. Внимательно вчитаться не успел, кажется, объяснялось, что делать в случае потери, о запрещении передавать в другие руки, еще что-то… Руководитель взял карточку из рук Сезара, повернулся, вставил ее левой стороной в гнездо какого-то прибора, там щелкнуло зеленое окошко - и раздались аплодисменты.

– Отныне, - провозгласил руководитель, возвращая карточку, - Адам Сезар снова полноправный гражданин Штатов. Эта карточка заменит вам все документы…

К Сезару подходили, жали руки, желали успехов, поздравляли и прощались. Ушли куратор и руководитель отделения, люди из Центра - ведь торжества, как-никак, не могут продолжаться вечно, от сенсации следует отдохнуть и самому ее виновнику.

– Что мне делать с этой карточкой? - обратился Сезар к нескольким еще оставшимся мужчинам, это были, видать, служащие более низкого ранга. Им поручалось опекать его первое время.

К Сезару живо подошел один - другие и не отреагировали, - низенький, пожилой, смуглый и с горбатым носом, на затылке редкие седые волосы.

– Понимаю ваше нетерпение, - почти пропел горбоносый. - Все очень просто. В ваше время существовали деньги. Теперь же их заменяет коэффициент интеллекта, то есть ваша способность приносить пользу государству, что в принципе равноценно результатам вашего труда. Вы пожелали купить костюм? Идите в универмаг, примеряйте костюм и сдайте его автомату, своеобразному роботу. А карточку вставляете в специальное устройство. Автомат вам выдает покупку. И выпускает. И так везде. Таким образом, повторяю, это ваши деньги. И документ. Больше ни у кого такого шифра нет. Да вы очень быстро все поймете и освоитесь.

– Благодарю, - сказал Сезар, хотя у него сразу возникло много вопросов, - благодарю.

– Пожалуйста, пожалуйста. Всего вам хорошего.

К Сезару тут же подошел второй, молодой, крепко сложенный мужчина.

– Господин Сезар, - слегка поклонился молодец, - сегодня я в вашем распоряжении. Вы, должно быть, устали. Сейчас вас отвезут домой, вы отдохнете, а вечером я заеду к вам, чтобы отвезти на прием к президенту. Если будут какие-то другие пожелания - як вашим услугам.

– Нет. Я, пожалуй, немного отдохну. Да и жилье надо осмотреть, - ответил Сезар.

– Там приготовлено. Желаю приятного отдыха. Вот ваш водитель. До свиданья.

“Боятся выглядеть навязчивыми, поскольку навязчивость не свидетельствует об интеллекте”, - мысленно съязвил Сезар.

Машина не очень отличалась от известных ему в свое время.

Сезар вспомнил, как в конце века бытовала теория, будто автомобильная инженерия практически исчерпала свои возможности.

– Красивая штука и навсегда ваша, - хлопнул ладонью по кузову водитель, - бегает, плавает, ползает, только летает низко: над болотом, камнями.

– Моя?

– Еще бы! Заслужили. Мне вести или сами? Можно вот здесь, на панели, набрать программу, и приедете к месту назначения. Как?

– А вы ко мне водителем тоже навсегда?

– Нет, на сегодня. Но, если желаете, к вашим услугам. Ваша карточка позволяет вам иметь водителя.

– Ну, хорошо. Давайте сделаем так, - немного помолчав, сказал Сезар. - Не будем включать программу. Я сяду за руль, вы кратко объясните систему управления, а потом подсказывайте путь.

– Принимается.

Ему не терпелось вцепиться в баранку, взять судьбу в свои руки, хотя бы на мгновение ощутить, как подчиняется железо со всеми его программами, он даже поспешил и испугался, что автомобиль через его неумелые действия прыгнет вперед, врежется бампером в высокий бордюр. Но машина двинулась плавно, тихо, обороты двигателя не увеличивались, словно он сам знал, что ему делать.

– Отличная машина, - сказал Сезар, чувствуя, как радость наполняет сердце.

– Да, - коротко отозвался водитель. Наверное, считал, что первому начинать разговор нечего.

– Где-нибудь работаете? - нарушил вскоре молчание Сезар.

– Здесь, в Центре.

– И какой же у вас коэффициент? - невольно сорвалось у Сезара. - Простите, я хотел сказать, какая у вас зарплата?

Исправился, называется! Вот черт! Заметил, как водитель, не поворачивая головы, искоса посмотрел на него. Извиниться, что ли? Все равно, что спросил человека, все ли у него дома.