— Сурово… — покачал головой куренной. — Он ведь к смерти готовится! Ему каждый час…

— Вот-вот, — оборвал атамана отец Никифор. — Заодно и о душе вспомнит. Но я не поэтому тебя удерживаю. Епитимию можно б и иную наложить. Ты, Терентий, на радостях о другом позабыл. Ведь, если Иван не виноват, то кто же тогда Остапа Несмачного убил? Вот о чем подумать надо…

— Ну, если сразу не поймали, то теперь уж и подавно не сыскать, — развел руками куренной.

— Думаю, я мог бы попытаться… — отозвался Куница. — Если б мне кто рассказал всю историю с самого начала и поподробнее. А то я только со слов Андрея о случившемся знаю.

— После того, как ты снял обвинение с Ивана, я уже ничему не удивлюсь… — куренной обнял Тараса за плечи и усадил его рядом с собой на скамье. — Закуривай и спрашивай. Я сам на все вопросы отвечу. А если ошибусь в чем, — кивнул на священнослужителя и Цыпочку, — они поправят.

Курить трубку, сидя рядом с куренным атаманом, — честь, которой удостаивались не многие. Поэтому Куница не стал отказывать себе в удовольствии. И только как пыхнул несколько раз дымом, спросил:

— Я вот о чем думаю: за что можно человека убить? При этом рискуя собственной головой. Зная, что если попадешься — пощады не будет. Ну, был бы покойник купцом заморским с мошной толстой или молодым парубком, наставившим кому-то ветвистые рога, а так? За что убивать пожилого казака, которому и так недолго ряст топтать оставалось. В саму пору в монастырь собираться.

— Он и собирался… — подтвердил догадку Тараса поп.

— И в самом деле, странно… — согласился куренной. — Человек не курица, а и той, без надобности, голову не сворачивают. Значит — мешал он кому-то. Знал или видел что-то тайное…

— И что? Столько лет хранил ее, нигде ни словом не обмолвился, а теперь убийца испугался, что Остап проболтается? — промолвил Цыпочка.

— Тоже верно… — согласился с молодым казаком отец Никифор. — Гм, а если он только вчера, здесь кого-то увидел? Например, человека, которого считал мертвым, и потому не упоминал о нем? Несмачный долго в плену у басурман был. Мог, например, лазутчика их заприметить?!

— Или наоборот, — оживился атаман, — тот, кого он мог в чем-то уличить, заметил старого казака первым!.. И убил, исхитрившись при этом свалить вину на Ивана!.. Гм, а ведь все сходится, други!.. Я тоже был в корчме, как раз в то время, когда в нее вошел Несмачный. И припоминаю, что переступив порог, он как-то дернулся и произнес что-то типа: 'Да это же…'. Но тут к нему подскочил Непийвода, — он как раз забирал у шинкаря кубки с вином, — сунул побратиму один в руку, обнял за плечи, повлек за собой к столу… Ну, а чем все закончилось — вам известно. Вот только кого именно Остап мог узнать, не соображу. Даже не припомню толком, в какую сторону он при этом глядел. Что делать?

— Надо рассадить всех так, как они сидели, когда внутрь вошел Несмачный, — предложил Куница. — Мне тут кое-какое умение по наследству досталось. Думаю, я сумею татя опознать…

— Гм, — оценивающе взглянул на парня куренной, — тогда можно попробовать… Вот только в шинке были казаки со всех куреней, и только моей власти не хватит на то, чтобы собрать их всех вместе.

— А тут власти и не надо, — мотнул головой отец Никифор. — Пойдем, сперва переговорим с Кошевым, объясним ему что, к чему. А потом объявим Товариществу, что Непийвода невиновен, и настоящий убийца, один из тех, кто прошлым вечером был вместе с ним в шинке. После чего попросим всех, добровольно, рассесться по тем же местам, где они гуляли вчера. Как думаешь, все придут?

— Еще бы, — хмыкнул Терентий Копыто. — Отказаться — то же самое, что признаться в убийстве.

Когда Тарас Куница переступил порог корчмы, на него из полутьмы помещения с интересом, ободряюще и настороженно уставились шесть или семь дюжин глаз. Тарас умышленно выбрал то же время дня, когда появился Остап и сразу понял, что все сделал верно.

Днем прижимистый шинкарь огня не зажигал, считая, что для его посетителей дневного освещения вполне достаточно, чтобы не пронести кухоль мимо рта. Поэтому в корчме царил густой полумрак, и только две полосы света от окон ложились на пол.

Тарас внимательно огляделся и кивнул в такт своим мыслям. Всех, сидящих справа от прилавка, можно было сразу отпускать. Свет из окон туда почти не достигал, и, стоя у порога, не только лиц казаков нельзя было различить, но даже очертания их фигур угадывались с трудом.

Те, что слева, были освещены немного лучше, но и тут сходу узнать человека, можно было только на трех местах, одно из которых сиротливо пустовало.

Куница оглянулся на стоявшего рядом с ним Кошевого.

— Понимаете?

— Да уж, ничего мудреного. Всё, как на ладони. Справа одни агнцы, а среди тех, кто слева, — козлище.

— И кто не пришел?

— Все тут… Пустое место занимал Непийвода. Давай, ведун, решай, кто из двоих оставшихся? Только смотри — раз мы уже обознались. Второй ошибки не должно случиться! Мне ясно, что один из них убивец, но который именно? Как наказать татя и при этом не казнить невиновного?

Сидящие в корчме казаки не могли слышать их разговора, но куда были дольше всего направлены взгляды Куницы и Кошевого, конечно же заметили. В особенности те, на кого хоть немного падал свет. Находившиеся по правую руку облегченно вздохнули, а остальные насупились и стали подозрительно поглядывать друг на друга. Но и то, что вот так просто, без веских доказательств, кого-то из них объявят убийцей, все же не верили.

Тарас призадумался.

Ведь Куница в основном рассчитывал на то, что понять, кто обагрил руки в крови, ему поможет колдовское зрение, но просчитался. У каждого сидевшего в шинке запорожца за плечами было не одно сражение, и, соответственно — не один десяток вражеских трупов на счету. И определить, кто из них совершил злодеяние, волшебство было бессильно. Убийцу следовало искать как-то иначе.

Итак, Остап вошел в корчму, издал возглас, а после этого его отвлек Непийвода. Непийвода, который не сидел за столом, а стоял у стойки. Стоял, и отбрасывал тень, загораживая собой одно из окошек…

— Батька атаман, — попросил Тарас громко куренного уманцев, занимавшего одно из мест за правым столом. — Не могли бы вы встать туда, где вчера стоял Иван. Что-то больно много света внутри…

И в тот же миг прогремел пистолетный выстрел. Трудно сказать, в кого целился Ефим Галушка, в Куницу или в Кошевого, но пуля ушла в тростниковую крышу, лишь слегка запорошив глаза тем, кто поднял глаза вверх. Сидевший рядом с Ефимом казак ловко подбил Галушку под локоть, а мгновением позже пудовый кулак Кремня расквасил убийце нос и лишил воли к сопротивлению. Ефим лишь спрятал лицо в ладони и забубнил, как заведенный:

— Бес попутал… Простите, братчики… Бес попутал… Простите, братчики… Бес попутал…

Посылание на нечистого вряд ли облегчило бы участь убивца, если б опять не Тарас. Сегодня Куница пользовался заслуженной славой, и даже Кошевой был готов исполнить почти любое его желание. Поэтому, когда ведун шагнул к Галушке и вполне серьезно спросил: 'Где ж ты беса в Сечи повстречать умудрился?', никто не стал ему препятствовать в расспросе.

— Не в Сечи, нет… — быстро затараторил тот, радуясь каждой отсрочке неизбежного конца, отчаянно цепляясь даже за самую призрачную надежду.

— А где? На берегу Речища?

— Д-да… — кивнул тот, слегка заикаясь.

— Место показать сможешь?

— Смогу…

— Эй, Куница! — окликнул парня Кошевой. — Ты, случаем, не Сатану на живца ловить собрался?

— Я бы попытался, да не по чину простому сироме с тенью самого Господа тягаться. Это дело гетманское… А вот одного из его слуг пугнуть бы не мешало. Чтоб козни не строил и казакам жить не мешал. Вообще-то я место, где он затаился и сам заприметил, но вернее будет если еще и убивец то же самое укажет.

— Добро, ведун. Тащи его куда хочешь. Потом решу, что с ним делать. Обычай обычаем, но класть такого говнюка в одну могилу с настоящим казаком, вроде как оскорбление памяти Остапа Несмачного получится. А еще велю отцу Никифору тебя сопровождать. Если и в самом деле бесы завелись, так ему и кадило в руки…