— Так, может, он басурман в преисподнюю утащил? — предположил Семен. — Если б он такое доброе дело сотворил, я бы лично Паньку свечку в церкви поставил. За спасение заблудшей души…

— Сомневаюсь… — помотал головой Остап. — Хан вроде как сам его попросил об этом.

— Занятно, — потер переносицу Лис. — Сам, говоришь, попросил.

— Ну, я каждое слово не слышал… Но мне так показалось.

— Что ж, тогда это многое объясняет, — кивнул своим мыслям казак.

— Да? — взглянул на него Семен. — Так объясни и мне.

— Понимаешь, Остап… Я и сам во всем этом не больно кумекаю. Но слыхал от людей умных, да и Гарбуз, царствие ему небесное, — перекрестил лоб Семен, — как-то рассказывал, что по уложению между Правью, Явью и Навью, ни нежить, ни нечисть не могут использовать… ммм, колдовскую силу по своему хотению. А только в том случае, если ее об этом их прямо попросит человек. Цена услуги разная — но у бесов уж точно одна — душа.

— Чья?

— Ну, ты прям дитя, Остап. Ясно же, как божий день: того, кто с бесом союз заключит.

— А-а-а… Тогда, пес с ним. Чего нам голомозого жалеть?

— Это ты правильно сказал, басурману на небо дороги нет. А вот нам с тобой что теперь делать? Возвращаться на Запорожье? Следов на земле татары не оставили. И где их искать?

— Эх, не вовремя Василий улетел. Авось увидал бы сверху что интересное? Самим-то нам никак не управится. Может, позвать его, как Тарас учил?

— Теперь вряд ли. Крылья не ноги, он уж далече. Да и на дождь, вроде как, собирается. Думаю, вскоре и в самом деле, гроза разгуляется, а тогда и вовсе никаких следов не останется. И не найти их, хоть и с колдовским умением.

— Как сказать… — раздался неожиданно рядом хрипловатый, старческий голос. Казаки оглянулись и увидели, как из ближайшего кустарника выбирается крупный лохматый мужик. Его могучий облик так не соответствовал раздавшимся звукам, что запорожцы невольно заглянули ему за спину, пытаясь разглядеть там заговорившего с ними дедуся.

— Кто здесь?

— Никак, леший?

— Он самый, — проворчал тот, отряхиваясь от налипшей листвы. — Век бы вас не видеть с вашими бесконечными передрягами. Но у меня перед атаманом вашим, Тарасом Куницей должок имеется, а я не люблю долго ходить в должниках. Вижу: без меня не справитесь, вот и пришел подсобить. Молодой ведун далеко, а бес супротив него плохое дело задумал.

— И не боишься?

— А что он мне сделает? — усмехнулся леший. — У меня души нет… И вообще, не так страшен черт, как его люди малюют. Помогу. Только вы потом, при случае, не забудьте Тарасу передать, привет от Лесного хозяина. И что мы с ник квиты…

— Будем очень благодарны, — сказал Семен. — И непременно все честь по чести расскажем. Не сомневайся.

А Остап за весь короткий разговор только поглядывал на диво дивное и молчал. То ли глазам своим не верил, то ли никак опомниться не мог. Виданное дело: лесовик — людям сам помощь предлагает.

— Тогда, хватайте поводья и зажмурьтесь. Отправлю вас следом за басурманами.

— А зачем глаза закрывать? — все же сподобился отозваться Байбуз, подзывая к себе гепарда. Присущее парню любопытство пересилило оторопь. — Тайное что-то узрим, запретное, да?

— Чтоб не повылазили… — буркнул леший.

В ушах тонко засвистело, сильный порыв ветра рванул полы кафтанов, испуганно всхрапнули лошади. Ощущение сродни тому, когда в водоворот затягивает, только чуть быстрее. Потом послышался вздох, словно великан дохнул, и все затихло. А когда казаки открыли глаза, то увидели, что очутились в каком-то неведомом им месте. В лесу…

— Это куда нас… — начал было Байбуз.

— Тихо, — цыкнул на него Лис. — Там, — показал рукой левее и вперед, — татары.

— Те самые?

Семен пожал плечами.

— Давай за мной. Я вроде просвет вижу. Только осторожно…

Но особо таиться нужды не было. Басурмане и сами, как не старались соблюдать тишину, а шуму поднимали достаточно, чтоб ничего вокруг не слышать. Двум сотням людей, а главное четырем сотням лошадей — не прикажешь замереть и не дышать.

Лис не ошибся, и шагов через сорок казаки вышли на опушку у речки. А на противоположном берегу красовалось, судя по корчме у пристани, кузнице у дороги и наличии своей церкви, совсем небедное село.

— Так вот что они задумали, — прошептал Байбуз.

— Ничего особенного, — ответил Семен. — Обычное для басурман дело — грабеж… Но, только в этот раз мы им помешаем.

— Как? Нападем вдвоем на две сотни башибузуков?

— Не егози, когда старший говорит, — одернул парня Лис. — У меня в этом деле больше опыта. Татары будут дожидаться, пока люди не уснут. Значит, у нас достаточно времени, чтоб переправиться на тот берег, предупредить селян, и вместе с ними приготовить 'дорогим' гостям достойную встречу. А тебе, друг Остап, придется на Сечь спешить.

— Почему? — возмутился парень. — Я ведь неплохой воин. Могу пригодиться…

— Одной саблей больше, одной меньше, в таком бою — разница небольшая… — положил руку на плече товарищу Семен. — А я хочу, чтоб ты и атамана нашего Куницу, и запорожцев о татарах предупредил. Чтобы поторопились с помощью, а нет — так хоть ждали возвращения басурман у Тивильжанского брода. И если что — выручили нас из татарского плена. Потому как все в руке Божьей, и никому не ведомо: каким боком оно повернуться, может. Кумекаешь, о чем я?

— Но…

— Я, брат Остап, у людей первая надежда, а ты — последняя. Сделай, как прошу. Может, и мою голову тем самым спасешь. Привык я уже жить… — пошутил неуклюже Лис, обнимая товарища покрепче. — И поторопись… Очень тебя прошу!

Молния острой саблей щедро отхватила кусок неба, и вскоре где-то неподалеку загрохотало так, словно тот не удержался на месте и рухнул. И почти сразу густые струи дождя, жгучие, будто вымоченная в рассоле таволга, захлестали по плесу так неистово, что брызги шваркнули во все стороны.

— Не знаю, что видел старый Ной из окна Ковчега, но — или я не Василий Орлов, или нынешняя гроза ничем не хуже той. А хоть бы и поклясться, прости, Господи.

Голос доносился из головы, которая торчала, словно последний арбуз на баштане, прямо посреди бурлящей, вздымающей пузыри реки. Вот только, потому как лицо его было запрокинуто к небу, — угадать какого берега пустился опричник, а к которому хотел прибиться, — было совершенно невозможно. Пока Орлов сам вдоволь не налюбовался безумной яростью молний и не повернулся носом и усами в левую сторону. На восток.

Речка Гнилая Липа получила свое имя не из-за избытка трухлявых деревьев, что густо покрыли оба берега, а за ленивость и неспешность. В тихий, безветренный день в нее можно было смотреться, как в зеркало, и даже рябь не потревожила бы, не исказила отображение. Глядя на эту, присущую только прудам и лужам неподвижность, никто б и подумать не смог, что перед ним та самая река, которая всего лишь в дюжине верст дальше на север, с неистовым ревом раздирала грудь гранитного склона, пробивая себе путь к свободе. Казалось, что разорвав каменные оковы и распластавшись по равнине, она решила отдохнуть, набираясь сил перед далекой дорогой к Черному морю. А что воды реке на всю, сгоряча захваченную, площадь не хватало, то и в самом глубоком месте Гнилой Липы взрослому мужчине было только-только по усы.

Не помышляя об осторожности, а всего лишь прикрывая от неистовства стихии левой рукой бритую голову, Василий прямиком побрел к берегу. Да и чего таиться? Свою часть неприятностей и даже смертельной опасности он уже получил. Уцелел, слава Богу… А считать, что он настолько важен и опасен для нечисти, что она не ограничится первым нападением и вышлет еще и засаду — значит, пришла пора исповедаться и прятаться в монастырь. С такими мыслями на тайной службе царя Иоанна долго не протянуть.

Откуда взялась та стая воронья Василию оставалось только гадать. Скорее всего, виноваты грозовые облака, что затянули все небо. Вот и не заметил черное на черном, еще и ночью. Но налетели круки* (*укр., - вороны) на него не как птицы, а словно псы, натасканные на дичь. Сразу со всех сторон ударили. А клювы, что пики стальные… Обычному беркуту тут и пришел бы конец, даже более крупному. Но Василий вывернулся, — никому в этом мире с человеческим умом и хитростью не тягаться. Хоть живому, хоть и не совсем… Извертелся, как угорь на сковороде, а победил всю стаю. Считал сначала, но после шестого ворона сбился, и больше не отвлекался… Зато и сил потерял изрядно. Чуть не камнем свалился вниз, особенно когда слепящая молния мелькнула совсем рядом, едва не опалив перья. Вот и угодил в реку. Но, как говорится, нет худа без добра… Прохладная вода омыла измученное тело, освежила, придала сил. Да и пить хотелось так, словно пустыню наискосок преодолел…