Но терзаться всем этим не было сил. Голова тяжелела, и казалось, сейчас упадет. Анна смутно осознавала, что старуха вернулась и повела за собой по узкой лестнице наверх, в маленькую уютную комнату, в которой так же, как и по всему дому, приятно пахло травами. Из всего дальнейшего Анна запомнила только то, что она поблагодарила женщину, сбросила с себя, наконец, ненавистное уже грязное пальто и всю остальную одежду и оказалась в кровати, покрытой выглаженной и накрахмаленной простыней, которую хотелось гладить и трогать. Но в сон клонило неимоверно. Было такое ощущение, что внезапно все оставшиеся силы начали покидать ее, и дремота крала каждый сантиметр ее тела. Она начала вспоминать опять про свою свекровь, как та рассказывала, что будучи замужем за Мишиным отцом, каждый день вручную стирала и гладила комплект постельного белья, потому что считала что любой муж заслуживает в том числе и такой заботы.

Но как только голова коснулась подушки, набитой, судя по запаху, чем-то похожим на шишечки хмеля, Анна начала проваливаться в сон. Последнее, что она успела услышать перед сном, это то, что к женщине кто-то пришел. Негромкий мужской голос спросил:

- Она уже уснула? Ты сказала ей?

Дальше - сон.

Пробуждение вышло внезапным.

Анна подняла голову с подушки, потянулась. Выспалась она неплохо. В Москве такое бывало редко. Дома она просыпалась обычно, начиная еще в полусне прислушиваться к своим ощущениям в поисках чего-то плохого, что будет мешать ей сегодня весь день. Плохое, точно, тут же находилось, и Анна чувствовала от этого мрачное удовлетворение. Это мог быть неприятный привкус от какого-то давнего и вдруг почему-то вспомнившегося разговора с начальницей, боль в спине, несильная, но вызывающая мысли о страшных равнодушных садистах-врачах с невыговариваемым названием “вертебропатологи”, к которым рано или поздно придется обратиться и всё вдруг окажется совсем плохо, или мысли о сотне других неприятностей, которые могли испортить жизнь.

Сейчас плохое выискивать в жизни не хотелось. На него было попросту наплевать. Не было ни неприятных давящих воспоминаний о прошлом, ни страха перед будущим, никаких желаний вообще, только приятное ощущение, что она есть вот здесь, вот в эту секунду, и что так и должно быть, а всё остальное не имеет значения.

Постель была похожа на ее домашнюю кровать, но никак не ту, на которой она уснула.

Оглянувшись вокруг, она с удивлением отметила, что обстановка изменилась до неузнаваемости. Никаких пучков трав не было и в помине. Слева на стене висела большая плазменная телевизионная панель. Лампа в виде цветка лотоса стояла рядом с журнальным столиком, на котором были красиво разложены газеты и журналы. Именно к ним Анна и потянулась, потому что любые написанные где-то слова на любом языке сразу же привлекали к себе Анино внимание. Это относилось даже к надписям на заборе, которые Аня автоматически прочитывала, потом краснела, ругала себя, но в следующий раз, оказываясь перед очередным образчиком уличного творчества, совершала ту же ошибку.

Как ни странно, текстов на русском языке наша героиня не нашла ни в одном журнале, ни в другом. Она протерла глаза. На второй взгляд она поняла, что все печатные издания на чешском.

Немного, мягко говоря, удивившись, она поискала взглядом свою одежду. Юбка и блузка были на стуле, выглаженные и аккуратно повешенные.

Вообще, вся обстановка создавала впечатление, что Анна только недавно приехала, не успев разложить вещи (ее сумка стояла рядом с кроватью) разделась и сразу легла спать.

Анна привела себя в порядок, с наслаждением приняв контрастный (и это резко отличалось от ее московской привычки побрызгать на себя теплой водой, отложив более выразительные водные процедуры на потом или на никогда) душ с гелем, источающим терпкий запах кофе.

Одевшись, она вышла из номера. Мимо куда-то пронесся одетый в ливрею и фирменную фуражку с логотипом отеля швейцар, попутно поприветствовав гостью.

Анна спустилась к выходу и вышла на улицу. Та сразу обдала ее запахом машин и пыли. Очень жарко.

Анна оглянулась и заметила продавца зонтиков. Было удивительно, что в такую погоду кто-то стоял и продавал зонтики, но такая странная деталь ее совершенно не смутила. Больше того, это воспринималось как должное. Единственное, чего она хотела на данный момент - укрыться от палящего зноем солнца. А зонтик вполне мог ей в этом помочь. Продавец молча разложил перед ней несколько десятков зонтов на выбор и ждал, пристально глядя на покупательницу. Здесь были экземпляры самых разных расцветок и рисунков. Она мечтательно открывала их один за другим и любовалась, точно зная, что вот этот, хоть и очень красивый, ей не подходит, но, может, быть, следующий?.. Здесь был синий зонт, украшенный изображениями ярких желтых звезд, красный с белыми крапинками, черный, притягивающий к себе взгляд и, казалось, засасывающий внутрь, как озоновая дыра, зонты с рисунками, напоминающими о пейзажах европейских и восточных городов и много других замечательных. Но всё это было не то. И вот она увидела тот, который был нужен ей, и узнала его сразу же. Это был большой зонт, украшенный рисунками, напоминающими собой изображения цветов из старинного учебника ботаники, сделанные рукой ребенка или не очень умелого художника. В чашечках некоторых цветков, на их стеблях и листьях, сидели обнаженные женщины. Некоторые цветы были раскрашены красной или зеленой краской пастельных оттенков. Рядом с цветами и женщинами встречались отрывки текста, написанные от руки аккуратным старательным почерком. При вращении зонта все рисунки начинали смешиваться друг с другом, а потом сливались вместе, создавая, казалось, какое-то новое изображение, которое о чем-то говорило Анне, но задумываться об этом было некогда.

Она взяла зонт, раскрыла его и пошла по улице. Навстречу ей часто попадались прохожие с зонтами. Видимо, это была новая пражская мода — защищаться зонтами от солнца.

Через несколько мгновений телефон, лежащий у нее в сумке, начал тихонько пиликать, наигрывая незнакомую, но приятную мелодию, которую Анна никогда не слышала и которая искрилась радостными звуками флейты и каких-то старинных струнных и духовых инструментов. Анна взяла трубку и услышала голос сына:

- Привет, мам! Ты сейчас где? Я подъеду к тебе с Таней, и мы поболтаем.

- Здравствуй, родной! Конечно, приезжай! - она так давно мечтала его увидеть или хотя бы просто поговорить с ним спокойно, чтобы никто не мешал. На глазах ее почти появились слезы. Стараясь скрыть их, она говорила преувеличенно бодрым голосом, что к счастью, ей вполне удавалось. Сейчас ей всё удавалось!

- Встретимся, как обычно, у хвоста коня Вацлава. Мам, ты найдешь сама Вацлавскую площадь, ты ведь давно здесь не была?

- Конечно, найду, о чем ты, такое не забудет даже твоя склеротичная старушка-мать. А почему у хвоста? Настоящие пражане всегда встречаются у морды коня.

- Вот именно поэтому! У морды слишком много народу, не хочу, чтоб тебя затолкали там. Если у тебя и есть склероз, то только ювенильный, младенческий, это я тебе как врач говорю. До встречи, мы уже бежим к тебе! Чмок!

Увидев сына, она стала рассматривать его тайком, чтобы не смущать. Они не виделись уже два года. Он так изменился. Уже седина в волосах, подумать только, ее маленький мальчик! Подросшая Таня выглядывала из-за его спины, недоверчиво глядя на бабушку.

Они шли по узким улочкам, периодически переговариваясь. Да говорить почему-то и не хотелось, главное, что они были, наконец, вместе.

Зной изнурял. Они прошли пешком, казалось, совсем недолго, но каким-то образом очутились на другом краю города, на Малой стране, в кафе под названием “У трех троек”. В ожидании заказа Кирилл вышел позвонить, Таня отправилась в дамскую комнату и Анна осталась за столиком одна. Решив немного позаботиться о своей внешности, страдающей от жары, она полезла в сумочку за пудрой и вдруг наткнулась рукой на газету. Видимо, случайно прихватила ее, когда выходила из отеля. Скомканная газета мешалась, захламляя и без того набитую ненужной ерундой сумку. Собираясь выкинуть ее, Анна, как всегда, машинально пробежала взглядом заголовки. Один из них гласил: “Продолжаются поиски манускрипта”.