Он протянул ей руку, чтобы помочь встать и она, поднимаясь, почувствовала, что рука испачкана в чем-то влажном и немного липком. Он мягко убрал свою руку, как только она встала на ноги.

Дальше Грох и Анна шли в молчании. Анна уже еле волочила ноги и чувствовала себя усталой, нелепой и несчастной. Правый локоть по-прежнему ныл, но боль, как ни странно, утихала. Похоже, перелома всё-таки не было. Спина тоже вела себя прилично, так что Анна отметила про себя, что чувствует себя нормально. “По сравнению с Бубликовым неплохо”,- вспомнила она цитату из старой советской трагикомедии. “Выйду наверх, приеду домой, приму ванну, приведу себя в порядок”,- думала Анна, стараясь себя успокоить.

- Поранились? У меня в сумочке, вроде бы, есть антибактериальные салфетки.- Анна испытывала одновременно благодарность к своему спутнику, обиду на него за то, что тот, видимо, не хочет с ней разговаривать и злость на себя из-за того, что ее это так задевает. “Ну и наплевать, - подумала она.- А я еще хотела позвать его к себе и предложить попить чаю. Тьфу, ерунда это всё”.

- Не нужно, спасибо, - в ответ она услышала что-то вроде вежливо-иронического смешка.

Анна не стала на это обижаться, подумав, что если ее собеседник бомж, хоть и неплохо образованный, может, “из бывших”, то предложение воспользоваться антисептиком в такой ситуации действительно звучало странно. У самой нее давно возникло желание вытереться салфетками с ног до головы, до такой степени грязной, потной и липкой она себя чувствовала, не говоря уже об омерзительном запахе канализации, казалось, въевшемся в нее со времени сидения под люком. К счастью, от Гроха (Анне хотелось даже мысленно выразиться как-то помягче, всё-таки спутник произвел на нее хорошее впечатление) не пахло ничем таким, чем пахнет от бездомных в метро или на вокзалах. Наоборот, от него исходил слабый, скорее приятный и смутно знакомый запах.

А главное, отношения их на данный момент были урегулированы и они мирно шагали рядом друг с другом. “Осталось совсем чуть-чуть, - думала Анна, плетясь рядом с Грохом.- Хорошо хоть, что я сапоги на каблуках не ношу, и так все ноги сбила”.

Действительно, через некоторое время они заметили свет, становившийся всё ярче. После очередного поворота они вышли к каменному жерлу туннеля, находившемуся примерно на высоте ее глаз и переходящему в более широкое помещение.

Стали слышны какие-то новые звуки. После тишины тоннеля, нарушавшейся только их голосами, они казались странными. Это не были звуки города. Что-то другое, уже слышанное раньше, конечно, но непривычное.

Удивленная, Анна попыталась подтянуться на здоровой руке и с помощью Гроха, подталкивающего ее сзади, выбралась из тоннеля и с облегчением легла на каменную кладку небольшой площадки. Потом она обернулась в сторону Гроха, мысль о том, что вдруг ему тоже нужно помочь выбраться, была первой мыслью, мелькнувшей у нее в голове после колоссального облегчения, которое она испытала, поняв, что выбралась из подземелья. К тому же ей было любопытно взглянуть на своего спасителя. Всё-таки пребывание в такой необычной обстановке рядом с незнакомым мужчиной разбудило в ней женский интерес. Грох появлялся из тоннеля у нее на глазах, как в замедленной съемке, и обращенные к нему радостные слова замерли у Анны на губах. Это был не мужчина. Фигурой своей он действительно напоминал человека, разве что очень высокого роста. Одет он был во что-то вроде черного бесформенного плаща с капюшоном. Из-под него были видны только руки и лицо. Кисти были бледными, длинными и узкими, ногти на них тоже длинными и желтоватыми. Кожа его была бледной, волосы достигали плеч, были темными и спутанными. На его бородатом лице выделялись глаза. Три глаза. Третий располагался на лбу, чуть выше переносицы. Приглядевшись, изумленная Анна увидела за спиной Гроха какие-то неясные шевелящиеся образования, скрытые плащом. Горб, нет, два горба за правым и левом плечами. Потом особым образом скроенный плащ, видимо, чуть распахнулся на спине от движения и стало понятно, что за спиной у Гроха сложенные крылья. Шок заставил Анну отвернуть голову от своего спутника и осмотреться вокруг, и тогда глазам ее открылась ошеломляющая картина…

Глава 2

“…без руля и без ветрил…”

М.Ю. Лермонтов

Они вышли из туннеля, вход в который был закрыт ветками кустов, и оказались в лесистой местности. Окрестности, насколько хватало глаз (особенно Гроху), занимали зеленые поля, кое-где пересеченные пролеском. Деревья с немного странной расцветкой листвы клонились под легкими порывами налетающего ветра. Идиллическая картина немного омрачалась небом непривычного зеленоватого оттенка и красноватым солнцем, которое придавало сюрреализма открывшемуся виду. Ничего похожего на привычную Москву. Воздух был необычным, каким-то экзотическим, как будто Анна вышла из самолета на ненужный нам когда-то, а теперь такой желанный для сердец россиян турецкий берег, куда однажды повез ее сын. И здесь воздух был насыщен ароматами цветов, растущих повсюду. Хотя после пребывания в коллекторе и атмосфера загазованного московского центра показалась бы средиземноморским раем.

Да наплевать на качество воздуха, в конце концов, кислород в нем был, так что вопрос смерти от его нехватки не стоял. Но остро стояли три других вопроса.

Хотелось есть. Ну, хоть бы кусочек хлеба, хоть бы вредный фаст-фуд из Макдональдса… А ведь в Макдональдсе самые лучшие бесплатные туалеты в Москве…

Здесь, судя по всему, ресторанов быстрого питания не было. Не было и платных кабинок. Впрочем, в последние Аня заходить боялась с тех пор, как несколько лет назад в цивилизованной Германии, где-то на окраине Лейпцига, она застряла в такой кабинке и уже почти простилась с жизнью. Был вечер, не поздний, конечно, а так, всего-то часов девять, но после семи часов немцев на улицах небольших городов и не встретишь. Может, каждый настоящий немец — хороший семьянин и проводит вечера в теплой семейной обстановке или, в крайнем случае, в пивной, и только российская публика, томимая своей пассионарностью, толкается на улицах городов до поздней ночи?.. Хочется приосаниться и поверить в то, что нас ждет великое будущее. И орёл-предводитель у нас уже есть. Как бы то ни было, на улице никого из прохожих не было, а просторная кабинка цилиндрической формы стояла и манила к себе. Тетеньки, собирающей деньги, конечно, не было, зато была щель для монеток. Монета была брошена, дверь открылась, потом закрылась за Анной. А вот открывать сезам не захотел. Стучать в стены было бесполезно. Тридцать минут, проведенные в этой кабине, стоили Анне пары миллионов убитых нервных клеток, которые, говорят, всё-таки восстанавливаются, хоть и медленно. Нет, дело не в том, что нужно было нажать кнопочку на бачке. Анне прекрасно был известен принцип: “Лишь тот достоин счастья и свободы, кто, уходя, всегда спускает воду”. Дело было в том, что надпись на будке гласила по-немецки: “Автомат не работает”. А Анна не смогла прочесть эту надпись, потому что практически не знала немецкого. Так Анна поняла, что языки нужно учить, и не только английский, и не только школьникам и студентам, но и представителям научного мира, к которым она относила и себя.

И наконец, у Анны оставался сейчас еще третий вопрос, задать который было хотя и страшно, но можно и нужно.

Застыв на некоторое время, Анна медленно повернулась к Гроху.

- Где мы? - охрипшим от шока голосом спросила она и немного прокашлялась. Но ответа не получила. Так что три источника, три составные части Аниной проблемы остались в том же состоянии, в каком и были.

Вдалеке Анна после пары минут разглядывания местных пейзажей увидела какую-то деревушку. Дымящиеся трубы навевали мысли о готовящейся еде.

- Вам нужно идти, у нас сейчас нет времени на разговоры, - Грох расправил роскошные крылья цвета воронового крыла. Перья переливались ультрамариновыми оттенками под неяркими солнечными лучами, - я покажу Вам, куда Вы должны направиться и ненадолго покину вас. Вечером или завтра утром я Вас найду, не беспокойтесь, - добавил он, глядя в расширившиеся глаза Анны.