Неопределенность любого положения – самое тягостное состояние, и каждый стремится прояснить для себя хотя бы что-нибудь, чтобы не напрягать мысль, неспособную разрешить все сложности, и только очень рассудительные и сильной воли люди могут себя сдерживать в этих неопределенных ситуациях, и есть такие, которые никогда не попадают в такие обстоятельства, что им нужно что-то прояснять, они всегда в выигрыше, им кажется, что никакие словесные выяснения ничего не проясняют, а только отнимают время. Сама жизнь проясняет ситуацию, но терпение не может ждать, оно рвется, чтобы выяснить, и ничего из этих выяснений не получается, и на смену приходят раздражение и разочарование.

Андрей Степанович был на той стадии нетерпения, когда любая информация, плохая или хорошая, облегчает страдание. И оно даже стремится дойти до своего предела, чтобы силы иссякли его поддерживать, и тогда наступает облегчение. От разговора с Лилечкой страдания Андрея Степановича усугубились до такой степени, что он был на грани нервного срыва. Он не находил себе места. Мысли его метались из стороны в сторону – то Лилечка, то мама, то друзья хороводом кружили вокруг него, где он стоит в центре и тоже крутится, но в другую сторону. Он засыпает тревожным сном, и когда вдруг просыпается, чувствует что в его жизни случилось что-то ужасное, но он не может вспомнить что именно, и опять засыпает.

В таком полусне-полубреду он находился несколько дней. За это время никто его не беспокоил, и этому обстоятельству он был рад. Он выходил на улицу, что-то покупал в магазине, возвращался к себе и опять погружался в свое несчастье. Он стремился в нем погибнуть до конца.

Ему не приходили мысли о смерти, ему не приходили мысли о жизни – он жил в своем горе так глубоко, что ничего не видел вокруг, он наслаждался этим чувством безысходности, он его усугублял и ослаблял, и это манипулирование доставляло ему радость своей власти над своим горем. Он открыл для себя удовольствие в несчастье, он чувствовал, что этого он в жизни никогда не испытывал, и его разум находил в его теперешнем положении способ испытывать мазохистское удовольствие от боли, боли душевной, которую он иногда подхлестывал воспоминаньями для получения удовольствия.

Этот новый способ существования как будто был специально придуман для таких как Андрей Степанович – в этом он чувствовал свою избранность. Сам Андрей Степанович не до конца понимал то, что с ним происходило, но ему было очень трудно в этот период его жизни. Свои занятия он возобновил, но делал это без особого интереса, который странным образом превратился в чувство долга, когда он заставлял себя выполнять то, что необходимо, чтобы считать что он вписан в жизнь, но радости это ему не приносило.

Теперь он чувствовал странное, ему непривычное чувство безразличия ко всему вокруг. Он как машинка утром вставал, завтракал, шел на занятия, проводил там положенные часы и возвращался домой. Пообедав он ложился на свой любимый диван, и начиналась его серьезная жизнь, когда он закрывал глаза и образы ему неизвестные и известные со всех сторон обступали его, и он фантазировал, казалось, доводя до абсурда те возможные ситуации, которые складывались в его голове. Его одинокую жизнь редко нарушал телефонный звонок, и он пугался резкого звука прерывавшего его мечты.

Он вспоминал отрывками свою жизнь, и вдруг клумба с цветами, сделанная вокруг камней, вспомнилась ему во всех подробностях. Вот куст роз, бледно розовых и темно розовых, как на праздничном торте, где бутоны нераскрывшиеся обступают со всех сторон цветок в центре, постепенно теряющий лепестки, и они падают тихо на землю как дождь, и опять стоит этот куст, ожидая когда следующий цветок сбросит свой наряд, рядом еще не распустившиеся астры тянутся дружно к солнцу своими головками, а в конце лета это будет буйство красок и форм, эхинацея радует своими иголочками растопыренными в разные стороны вокруг темно коричневого кружочка, годеция собранная в корзиночку плавно шевелит своими ярко розовыми цветами, окаймленными белыми полосками, а неуемный кузнечик наполняет все пространство вокруг своим стрекотанием, и шум набегающего ветра колышет ветки деревьев. Маленький Андрюша играет у пруда в кораблики, которые обязательно запутываются в тине, и он граблями собирает эту вязкую тину и выбрасывает на берег, где она на солнце превращается в труху. Водоросли пахнут чем-то гнилым, а небо голубое и бесконечное. Андрей Степанович все это в подробностях помнит, и как не хочется потом осенью уезжать в город, закрывать веранды и грузить вещи в машину, и до следующего лета покидать эти замечательные места. Почему-то помнится и начало лета, когда ждешь появления первых цветов, и так все лето проходит в ожидании чего-то нового, и оно обязательно происходит.

«Где все это теперь? – думал он. – Оно во мне и больше нигде. Нет людей, нет мамы, и дальше все стало как будто хуже».

На самом деле это сейчас ему так кажется. Жизнь разнообразнее нашего восприятия ее, и оно, иногда, ее делает такой как хочется – все связано и разъединено. Так, в своих прошлых жизнях жил теперь Андрей Степанович, один, со своими мыслями, не ожидая ничего интересного и считая, что жизнь его закончена и надо спокойно доживать что отмерено, не задумываясь, не страдая, не предпринимая никаких новых шагов.

Глава 12.

Прошло время, и однажды Андрей Степанович вышел как обычно на прогулку. На другой стороне улицы он увидел женщину с коляской, и ему показалось, что это Лилечка. Он замедлил шаг и непроизвольно пошел за ней. Через какое-то время он убедился, что это Лилечка. Он шел некоторое время по противоположной стороне, и когда она свернула в переулок, он, не глядя на поток машин, бросился за ней, слыша скрип тормозов и нецензурную брань в свой адрес. Лилечка была от него на расстоянии пятнадцати метров, и он окликнул ее. Она обернулась, не понимая кто ее зовет. Она остановилась и оглянулась вокруг, и тут она заметила Андрея Степановича, который ее догонял.

– Лиля, – он смотрел на знакомое лицо и в душе его что-то затеплилось, и он почувствовал радость, о существовании которой он забыл. Лилечка смотрела на него и смущение выразилось на ее лице.

– Вы меня простите, но так получилось. Я не хотела ничего вам сообщать. – Она замолчала, подыскивая слова.

– Это ничего. Кто у вас, мальчик, девочка?

Лилечка приоткрыла одеяльце и на Андрей Степанович взглянуло маленькое существо,. кого-то ему напоминавшее. Он напрягал память. «Мама», – промелькнуло у него в голове, – «мамины детские фото. Да, да».

– Девочка? Как назвали? – спросил он.

– Наташа, – смущенно ответила Лилечка.

Андрей Степанович отвернулся в сторону. Ведь они с Лилечкой не виделись бог знает сколько. Он вспомнил, как они жили вместе, и вот теперь он жил скромно на свою зарплату профессора, да еще друг ему устраивал командировки за границу – тогда получались дополнительные деньги. Лилечка проявила благородство и не отказала друзьям Андрея Степановича пользоваться ее домом, и сам он ездил иногда пожить там. Андрей Степанович был растерян сейчас.

– Спасибо вам от меня и от Клауса за дом, – он смотрел на Лилечку, смущение которой не проходило.

– А сколько девочке?

– Уже десять месяцев. Она уже садится, но когда гуляем, она обычно спит.

– Лиля, а кто ваш муж? – спросил неожиданно Андрей Степанович. Минуту Лиля молчала, а потом сказала:

– Это удивит вас. Я не знаю как вам это объяснить. Сергей. – Она остановилась.

– Тот, который…– не закончил Андрей Степанович.

– Да, тот.

Оба понимали, какой «тот» по-разному.

Молчание прервал ребенок, который вдруг зашевелился, и Лилечке пришлось взять его на руки. Когда девочка посмотрела на Андрея Степановича, он понял все – портрет мамы в детстве, – и это означало, что Лилечка держит на руках его внучку. Девочка зашевелила губами, и лицо Андрея Степановича непроизвольно заулыбалось. Он потянулся к маленькому личику девочки, чтобы рассмотреть поближе. Его подозрения подтвердились маленькой родинкой на правой щеке – такая всегда была у его мамы.