— Да нет, конечно. — Храбров был поражен такими словами. — Елизавета Павловна безусловно милая и приветливая девушка, но она не кокетка. Это сразу видно…

— Вы сняли камень с моей души, — ответил Владимир со столь видимым облегчением, что этого нельзя было не заметить.

— Конечно, — сказал Храбров, — вам, как родственнику, это все было более чем неприятно. Это задевало и вашу честь, и честь вашей семьи… Но при всем безрассудстве моего приятеля поручусь, что ничего не станет достоянием сплетников… Все останется между нами о причинах поединка…

«Да, конечно, мне как родственнику, — думал Владимир. — Он верно сказал… Мне, как родственнику…»

Это слово «родственник» не желало выходить у него из головы. Оно вертелось всю дорогу до дому, все время, что разговаривал он с Буниным, и всю ночь, и все утро по дороге к означенному месту поединка…

Надо заметить, что поэту никогда стреляться не приводилось. Позавчера вечером он был безумно смел, ибо шампанское и любовь ударили ему в голову. Вчера перед Владимиром храбрился, а теперь уже и не знал, что делать. Конечно, отказываться от поединка он не будет, но вот как поступают в подобных случаях? Не окажется ли он профаном перед лицом гусарского ротмистра? Поэту не хотелось вызывать насмешки в свой адрес.

— Послушай, Владимир, — начал он, — я должен кое-что у тебя спросить…

Оба ехали в экипаже, сидя друг против друга. Владимир нервничал, пожалуй, еще больше, чем его друг, но держался. Что будет, когда она узнает о поединке? Этот вопрос мучил его.

— Владимир, — вновь позвал его Бунин.

— Что? — очнулся тот.

— Я хотел спросить… Только ты пойми меня…

— Да, — Владимир с удивлением смотрел на поэта. — Что? Я слушаю…

— Видишь ли… Я никогда не участвовал в дуэли… Я хотел спросить о правилах… Как мне следует себя вести?

— Ты не участвовал в дуэлях? — изумлению Воейкова не было предела. — Так зачем же ты теперь согласился?

— Я же объяснил… — пробормотал Бунин. — Из-за любви… Да ты мне попросту скажи, что мне надлежит делать?

— Попросту? Изволь, — усмехнулся Владимир. — Попросту тебе надлежит взять в руки пистолет и, сходясь с десяти шагов, выстрелить в противника. И убить его или ранить, как повезет. В противном случае он тебя убьет или ранит.

— Да-а, — протянул поэт.

— Кирилл, ты что, боишься? — спросил Воейков.

— Нет! — вскинулся Бунин. — Как ты мог подумать? Я просто не хочу вызывать насмешек своим незнанием правил поединка!

— Конечно, я понимаю… — Владимир озабоченно смотрел на друга.

Бедный! Он пока еще не понял, на что согласился.

— Впрочем, стороны могут примириться, — начал Воейков.

— Нет! Примирение невозможно! — гордо заявил Бунин.

— Как знаешь, Кирилл, — ответил ему Владимир.

К месту дуэли они прибыли вовремя. Но противники уже их ждали. Храбров, следуя договоренности, раздобыл и привез с собой заспанного доктора, привычного к подобным историям.

— Господа, примиритесь! — согласно обычаю произнес капитан.

Оба противника молчали.

— Полагаю, что примирение невозможно, — ответил Владимир.

— Что ж, тогда… — произнес Храбров, — вот оружие.

Пистолеты явились на свет Божий, противники взглянули сперва на них, потом друг на друга…

Владимир взял саблю и воткнул ее на том месте, к которому предполагалось сходиться. Они с Храбровым отсчитали шаги и поставили дуэлистов друг против друга. Буянов разделся до рубашки, и поэт последовал его примеру. Храбров невольно вздохнул.

— Сходитесь! — произнес капитан. Бунин неверными шагами двинулся вперед.

Буянов, как человек более решительный, резво двинулся с места и, достигнув определенной ему отметки, вскинул руку с пистолетом, поднял ее наверх и выстрелил… в воздух!

Храбров ахнул и закусил губу.

«Шельмец! — промелькнуло у него в голове. — Играет со смертью!»

Бунин, замерев на миг перед выстрелом и вдруг осознав произошедшее, также поднял руку и выстрелил в воздух.

— Молодец! — крикнул капитан. — Оба молодцы!

И Храбров кинулся вперед к спорщикам.

— Вот это дуэль! Всем бы так!

Владимир рассмеялся. У него отлегло от сердца. То, что должно было иметь конец кровавый и трагический, сделалось смешно и вовсе не страшно. Но смех был смехом облегчения, а не обиды.

— Храбрец и гусар! — крикнул Буянов, адресуясь к поэту. — Едем в ресторацию и — я настаиваю — будем пить брудершафт!

— За мой счет! — в тон ему провозгласил Бунин.

— Ну уж нет! — проревел Буянов. — За мой!

— Полно, господа, едемте отсюда! Решим все по дороге, — ответил разумный Храбров. — Да надо отпустить доктора…

— Я этим займусь, — сказал трясущийся от смеха Владимир. — Пока миритесь!

Через пять минут четверка, сделавшаяся вдруг закадычными приятелями, уже катила назад в желании сначала отметить свое примирение в доме Буянова, а уж после отправиться в ресторацию и прокутить там до другого утра.

13

— Барышня! Барышня! — в комнату вбежала горничная, округлившая от страха глаза. — Что я слышала!

Девица только что подслушала разговор между Владимиром и его приятелем.

— Господа стреляются!

— Что? Какие господа? Ты о чем? — Лиза даже подскочила в кресле.

— Только что господин Бунин говорил нашему барину Владимиру Петровичу, что будет стреляться с этим, как его там, ротмистром господином Буяновым из-за… из-за… — Горничная тут замялась и опустила глаза.

— Из-за чего? Да говори же! — крикнула в нетерпении Лиза.

— Из-за вас, — шепнула девушка, подняв лукавые глаза на барышню. — Ух, Елизавета Павловна! Вот это да! — Она была просто в восхищении. — В нашу барышню насмерть влюблены кавалеры, да так, что стреляются! И один — гусар! А то девушка Шубиных хвасталась, что из-за их барышни корнета убили, а из-за вашей, говорит, никого… Вот теперь она замолчит!..

— Параша! — строго прервала горничную Лиза. — Не смей! Слышишь, никому не смей об этом говорить! Клянись тотчас же!

Лиза была так серьезна, что побледневшая горничная тут же поклялась и точно клятву сдержала, хотя и страшно сожалела об этом. А Лиза расспросила о подробностях и выяснила, что поединок состоится утром, на рассвете. Она места себе не находила от страха. Вмешаться не было никакой возможности, да станут ли ее слушать? Она пыталась было заговорить с Владимиром, но тот против ожидания так холодно глянул на нее, что она осеклась и более ни слова не сказала. Она порешила ждать, а там уж как Бог даст. Бедный Кирилл Михайлович!

Когда утром она проснулась и спросила о Владимире Петровиче, ей доложили, что он давно уехал. Лиза думала, что так или иначе он вернется довольно скоро, но его не было ни к часу дня, ни позже… Что, если и он стрелялся, закралась ей в голову ужасная мысль… А если он погиб?..

Что делать? Как поступить? Тетушка с дядюшкой уехали по собственным делам, она же, сославшись на нездоровье, оставалась одна, если не считать прислуги. Но какой от той прок? Вот уже и вечер, а никого нет… Лиза измаялась, воображая себе самые страшные картины. Мысль о сне даже не закрадывалась в ее бедную голову. Она уж видела, что Владимир убит, что убит и бедный поэт, ее поклонник. Но смерть Бунина была не так страшна, как предполагаемая гибель его — Владимира… Лиза ужасалась этой мысли, ловя себя на том, что все это дурно, дурно… Она оправдывалась перед собой, что переживает о родственнике, но правда была не такова… Не родственные чувства терзали ее, вовсе нет…

Наконец внизу стукнула дверь, и Лиза услышала его голос. Прячась за перилами, она встала наверху лестницы и начала вглядываться вниз. Владимир, — это был он, живой и здоровый! — отослал слугу и направился в гостиную. Лиза решилась, отринув всякий страх и все сомнения, спуститься вниз и расспросить его обо всем. Что за глупости, что за дуэли?

— Да, теперь же надо поговорить об этом! — твердо сказала она себе и направилась в гостиную.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: