Задыхаясь, Тейт обняла ее. Они стояли так, пока Сайла не отклонилась, взглянув в глаза подруге.

— Умом я понимаю, что ты права, но сердце хочет, чтобы ты оставила меня и ушла.

В ответ Тейт задорно усмехнулась.

— Меня не так-то просто отвадить! Я достаточно упряма!

— Сестра моя!

Прежде чем Тейт смогла ответить, их позвал Гэн. Он стоял возле одного из стульев, положив руку на его резную спинку. Гэн обратился к Сайле:

— Сайла, мы снова в одной упряжке. От этих книг исходит нечто, действующее на меня. Это пугает меня и будоражит мне кровь. Мы построим мир или потерпим поражение, но в любом случае покроем себя невиданной славой. Кто со мной?

Деревянные и каменные стены отразили эхом дружеские восклицания собравшихся. Переходя в столовую, они возбужденно переговаривались и смеялись.

Сайла заговаривала то с одним, то с другим, постоянно отставая при этом от всей группы до тех пор, пока не оказалась замыкающей.

Привитое Церковью умение распознавать реакции людей многое ей открывало.

Она видела озлобленную нерешительность, скрытую за вымученной улыбкой Эмсо, и промелькнувшее на лице Леклерка самодовольство. Она также заметила обращенные на него одобрительные взгляды трех женщин из его племени.

Но больше всего ее задел скрытный обмен взглядами между Тейт и Конвеем. Эти взгляды выдали постыдную тайную ложь. Каждой военной целительнице было известно, что лучшее лекарство для гноящейся раны — чистота. И солнечный свет, который посылал Единый в Двух Лицах.

Обман был заразой, отравившей дружбу. Это смертельная зараза, которая нуждается в целебном солнце.

Глава 14

Гремучая змея предупреждающе затрещала.

Она внимательно следила за приближавшимся человеком, нацелив на него клинообразную голову, похожую на наконечник стрелы.

Змея была большая. Сжавшись в кольца, она устроилась под нависавшей скалой. Ее длинное мускулистое тело на треть возвышалось над сухой песчаной почвой. Пятнадцать вибрирующих трещоток слились в одно размытое пятно, раздражавшее глаза так же, как и колеблющиеся волны горячего воздуха, поднимавшиеся от обожженной солнцем земли.

Ядовитые зубы змеи были размером почти с пальцы подростка. Позади них поперек змеиного нёба разместились мешочки с ядом. При атаке, под давлением сомкнувшихся на жертве челюстей, мешочки сжимались, и полые зубы превращались в русла, по которым вытекал смертоносный яд.

Мешочки с ядом были переполнены. Последнее время охота была неважной. Змея голодала и сейчас была очень раздражена.

Человек опустился на корточки перед змеей на границе зоны досягаемости пресмыкающегося.

Далеко позади этого смельчака стояли другие люди. Змея на них не обращала внимания.

Белые одежды человека отражали лучи солнца, причинявшие боль змеиным глазам. Больше, чем на зрение, змея полагалась на расположенные в углублениях на ее голове органы, реагирующие на тепловое излучение. Но и они не действовали как следует из-за мощного теплового потока от широких одежд человека. Тепловые и зрительные образы были размытыми и неопределенными.

Быстро мелькающий раздвоенный язык змеи, служащий органом обоняния, четко определил это странное медлительное существо как человека. Удивительно, но от него исходил и змеиный запах. Тонкий язык замелькал еще быстрее, пытаясь разобраться в этой загадке.

Больше всего змею раздражало то, что эта белая фигура не переступала ту черту, за которой ее нерешительность превратилась бы в мгновенную и безошибочную атаку.

По чешуйкам на змеином животе пробежали волны сокращений. Это существо, змея-человек, производило шум. В змеином мире шум означал, что нужно искать или прятаться. Но сейчас змее было некуда деваться.

Перебирая чешуей, змея незаметно, песчинка за песчинкой, продвигалась вперед. Если нет возможности для отступления, нужно напасть!

На голове человека был белый тюрбан. На его груди болтался подвешенный на цепочке, яркий полированный серебряный диск. Взгляд человека был таким же холодным, как и у змеи. И все же он улыбнулся и заговорил с ней, как с ребенком:

— Тебе страшно, мой старый толстый брат. Ты не узнаешь меня. Я — Жрец Луны. Моя Мать, Луна, дает мне власть над твоими братьями, которые теряют свою кожу и, подобно мне, рождаются вновь. Меня должны признавать все люди. И ты должен признать меня.

Человек направил отраженные от диска солнечные лучи прямо в глаза змеи. Та сжалась, и ее трещотки загремели еще сильнее.

Прижимаясь к земле, она продвинулась еще на волосок вперед.

Жрец Луны продолжал свои увещевания:

— Эти дикари должны понять мое могущество. Мне не хотелось бы причинять тебе боль, но они должны увидеть, как ты мне подчинишься. Гляди, у меня с собой твои братья!

Запустив руку под одежды, он вытащил пару гремучих змей. Они были почти такого же размера, как и свернувшаяся в тени нависавшей скалы. Обе змеи немедленно свились в кольца и загремели своими трещотками. Жрец Луны торопливо запихнул их обратно в висевший на его груди кожаный мешок.

— Они ненавидят полуденное солнце так же, как и ты, мой брат.

Жрец Луны медленно как можно шире развел колени. Обеими руками он туго натянул между ними материю своего облачения. Неуклюже переваливаясь, он стал осторожно приближаться к змее. Со стороны его спутников послышались взволнованные голоса. На лице Жреца Луны на миг появилась презрительная усмешка, сменившаяся выражением полной сосредоточенности. По его покрытому пылью лбу и щекам стекали струйки пота.

Змея нанесла свой удар. Он был так стремителен, что ей некогда было рассмотреть, куда именно он направлен.

Она с треском прокусила ткань между коленями Жреца Луны. Позади горячий воздух разорвали встревоженные и восторженные вскрики.

Застрявшая в материи змея тяжело билась. Жрец схватил ее позади головы и высоко поднял. Хвост рептилии свисал до колен. Ему с трудом удавалось справляться с ней. Тюрбан Жреца сбился набок. Он поправил его прежде, чем повернулся к толпе, состоявшей из сотни воинов Людей Реки и пяти кочевников Летучей Орды. Из-за спин мужчин выглядывали женщины и дети.

Выставив перед собой разъяренную извивавшуюся змею, Жрец медленно пошел к ним. На змеиных зубах виднелись капли яда, золотисто сверкавшие в лучах солнца.

В тот же золотистый цвет были окрашены и два следа от зубов змеи на одеянии Жреца Луны.

Остановившись в нескольких метрах от толпы, Жрец театральным жестом поднес змеиную голову с раскрытой пастью к своему лицу. С блаженной улыбкой он наклонился и поцеловал ее.

В толпе раздались приглушенные возгласы ужаса. Многие не могли поверить своим глазам. Хорошо поставленным голосом оратора, привыкшего выступать перед толпами, Жрец произнес:

— Ступай, брат мой. Расскажи всем нашим братьям, что твой повелитель Жрец Луны пришел сюда, чтобы принести вечную жизнь всем тем из Людей Реки, что придут к нему! — Он бережно опустил змею и освободил, направляя ее голову в сторону кустов.

Змея замерла в нерешительности. Ничего подобного с ней прежде не случалось, и инстинктивные рефлексы не могли подсказать ей, что делать. И тогда она бросилась наутек. Безмолвно извиваясь, переливаясь своим черным ромбовидным узором, она стремительно исчезла.

С трех сторон Жреца Луны окружили восторженные Люди Реки. Каждый старательно избегал того места, куда он отпустил змею.

— Теперь приведите мне Сариса, — сказал Жрец. Окружившая его толпа тут же умолкла. Расступившиеся люди дали дорогу двум воинам. Они несли на одеяле Сариса. Тот был бледен. Воины опустили Сариса к ногам Жреца.

— Я здесь, сын мой, — Жрец Лупы опустился на колени и положил руку на лоб Сариса. — Ты был моей главной опорой среди твоего народа. Я явился потому, что ты и твой народ нуждаетесь во мне. Если на то будет воля моей Матери, я тебя исцелю!

Сарис попытался что-то сказать. Жрец своей ладонью закрыл ему рот — кто знает, что этот болван может сболтнуть! Сейчас толпа полностью была в его власти. Такой она и должна оставаться впредь.