— Бей гадов!

Басмачи, словно их кто-то подтолкнул в спину, дружно бросились на боксера и комиссара.

Схватка была короткой и жестокой. Кулаки Джэксона не знали пощады. Его удары, точные и неотвратимые, валили наповал. Через несколько минут дюжина наемников валялась в пыли переулка. Остальные кинулись бежать, оглашая ночь криками ужаса:

— Шайтан! Злой дух! Шайтан!

О ночной схватке ни Флоров, ни Джэксон никому не рассказывали. Было много других, более важных забот. Однако после этой ночи они стали всюду бывать вместе.

Проведя несколько митингов среди рабочих и поручив ревкому решительно утверждать революционный порядок, Флоров с частью своего отряда направился в Кизыл-Арват, крупнейший город Закаспийской области. Оттуда поступали тревожные сведения.

В Кизыл-Арвате находились железнодорожные мастерские, в которых работало около двух тысяч человек. Флоров не мог допустить, чтобы такой большой коллектив попал под влияние эсеров и меньшевиков.

В просторной комнате с высоким потолком было не так жарко. Толстые стены особняка, сложенные из кирпича, с массивными контрфорсами да тенистый сад в какой-то мере задерживали знойные, палящие лучи. Однако пятерых мужчин, собравшихся здесь, отнюдь не беспокоила духота. Это были люди, которые много лет провели в Закаспийской области, прокаленные солнцем старожилы Ашхабада, уверенно считавшие себя хозяевами края. Одни владели большими участками земли, другие вели крупную торговлю, третьи занимали совсем недавно важные посты. Эти люди были разные по внешности, по манерам и воспитанию, однако всех их объединяло одно — тревога за свой завтрашний день, за свою собственность, за свое благополучие… Прибытие отряда Флорова путало все карты, а энергичные действия чрезвычайного комиссара грозили каждому из них опасностью. В этом никто не сомневался.

Граф Доррер по-домашнему, без пиджака, в клетчатой серой жилетке, шелковой белой рубахе с расстегнутым воротом и чуть спущенным черным галстуком, волнуясь, ходил по темно-красному текинскому ковру, застилавшему почти всю комнату, размахивая короткими руками, и в который раз повторял:

— Надо действовать!.. Надо немедленно действовать!..

Доррер был весьма обескуражен неудачей ночного нападения и не мог простить этого своим наемникам. Дюжина отпетых головорезов не смогла справиться с двумя большевиками. Смешно!.. Напились, наверное, до одури. Зря аванс водкой давал. Вот и упустили! Еще и оправдываются: «Дерется, как шайтан! Злой дух!» Глупости. Кто поверит, что в темном переулке они не могли схватить комиссара или, в крайнем случае, пристрелить?.. Доррер снова прошелся по ковру:

— Надо действовать! Действовать!

Подполковник Козлов, красный от выпитого вина, сумрачно хмурился и, примостившись у стола, монотонно выстукивал костяшками пальцев походный марш. Наконец-то эти либералы поняли, что надо действовать. Не он ли все время настаивал и требовал решительных мер? Обстановка с каждым днем обостряется, того и гляди, чрезвычайный комиссар доберется и до «Союза фронтовиков». Надо опередить. Казачьи сотни и тайно вооруженные отряды давно ждут приказа…

Отодвинув рюмку с коньяком, флегматичный Фунтиков почмокал полными губами. «Главное, не ошибиться, — думал он, — поспешность хороша при ловле блох, а не в политике!» Он, конечно, знал, что именно от него ждут решающего слова. Еще две недели назад его, Фунтикова, выбрали на тайном совещании, где распределялись места в будущем Закаспийском правительстве, главою временного исполнительного комитета. От его имени граф Доррер уже вел переговоры с англичанами.

Фунтиков потирал холодными ладонями седеющие виски, словно хотел немного остудить распаленные мысли. Не сегодня завтра должен тайно прибыть представитель Англии, специалист по военным вопросам. Может быть, стоит повременить и вместе с ним обсудить план действий? Тут важно не промахнуться, иначе, как говорят в Москве-матушке: легко наломать дров. Но надо что-то говорить, на него смотрят, ждут.

— Спокойнее, господа. Без нервов… На наших плечах такая ответственность!

Фунтиков повернулся к Ораз-Сердару, туркменскому магнату, состояние которого баснословно. Год назад Ораз-Сердар щеголял в полковничьем мундире, гордо вскинув коричневую физиономию с наглыми навыкате глазами, а сейчас — умеет же примениться к моде времени! — разоделся в богатый туркменский наряд, добавив к нему кривую кавказскую саблю и маузер. Фунтиков, да и не только он, а, пожалуй, и все представители русской «демократической власти» по-прежнему относились свысока и барски пренебрежительно не только к туркменам-скотоводам, но и к национальным политическим деятелям. За глаза этого Ораз-Сердара называли и выскочкой, и «окультуренным краснокожим», а то и просто сартом. Фунтиков терпеть его не мог, и, если бы у Ораз-Сердара не было такого влияния среди местных националистов и вооруженных банд туземцев, с ним бы никто и не разговаривал. Однако сейчас, когда край похож на вулкан накануне извержения, приходилось мириться с личными антипатиями. Тем более что на тайном совещании именно Ораз-Сердара назначили военным министром.

— А что думает на этот счет наш верховный главнокомандующий?

Ораз-Сердар сидел в кресле, по-европейски закинув ногу на ногу. Коричневые хромовые сапоги тускло поблескивали, бросался в глаза их модный белый рант — ровная строчка скрученных белых ниток, тонкая работа хорошего мастера. Лицо полковника, чуть светлее голенища сапог, смуглое и тоже поблескивало, словно навощенное. Оно, как маска, слегка улыбчивое и надменное, скрывало чувства Ораз-Сердара и, главное, мысли. А мысли у него с широким полетом. Сейчас еще не время полностью открываться, но настанет час, и он навсегда избавится от этих чванливых и высокомерных русских аристократов. Нет, не напрасно он столько сил положил, создавая туркменский съезд! Важно объединить силы, собрать в единый кулак. Махтум Кули-хан, Джунаид-хан и Азис-хан со своими всадниками… Но сейчас не время открывать свои замыслы, важно в первую очередь свалить общего врага — большевиков, Советы.

— У нас верное слово джигита, — ответил он Фунтикову, зная, что его слушали все. — Мы, кажется, четко разграничили наши боевые действия: русские подразделения возьмут город и железную дорогу, а всю степь приносят к вашим ногам мои джигиты.

— Так чего же мы ждем? — бросил Козлов.

— Может быть, аллаху известно, но мне пока еще нет, — ответил Ораз-Сердар.

— То есть? — Доррер круто повернулся к полковнику: — Что вы хотите сказать?

— Пока ничего. — Из-за приспущенных век холодно поблескивали коварные глаза. — Аллах любит терпеливых и покорных.

— Ваши джигиты готовы?

— Всадники, у которых оседланы кони, всегда готовы к бою. — И, чуть улыбнувшись, спросил: — Вы хотите предложить, чтобы вместе…

— Да, — перебил его Доррер, — совместно с нашими частями.

Ораз-Сердар хотел что-то сказать, но в комнату быстрым шагом вошел, вернее, почти вбежал Архипов, один из активных членов партии эсеров. Он был взволнован и, нарушая правила конспирации, выпалил с ходу:

— Пропали… Горит Кизыл-Арват!

— Горит? — переспросил Козлов. — Пожар там?

— Нет, горят наши планы. — Архипов налил в бокал охлажденного вина и залпом осушил его. — Только что туда ушел поезд-броневик… Чрезвычайный комиссар и большая часть отряда…

Граф Доррер саркастически улыбнулся, посмотрел на Фунтикова:

— Дождались!..

— Эх, упустили соколика, теперь ему голову не свернешь, — вздохнул Козлов. — Тяпы-растяпы…

Фунтиков откинул накрахмаленную салфетку и сказал:

— Может быть, это и к лучшему.

— Что — к лучшему! — Все повернулись к нему.

— Что уехал, — тем же меланхолически спокойным тоном продолжал он. — Отряд можно и по частям…

Фунтиков встал. Он понимал, что, если даже не отдаст сейчас распоряжения, мятеж все равно начнется. Фунтиков принял величественную позу.

— Пора, — произнес он торжественно и сделал жест Ораз-Сердару. — Действуйте, военный министр!