Степан, или, как его звали в детстве, Стенька, рос вместе с заводом. С ватагой таких же отчаянных мальчишек он вдоль и поперек излазил каждый цех, знал все закоулки от проходной до свалки. А четырнадцатилетним подростком отец привел его в волочильный цех, где делали проволоку, «приучать к делу».

И Степан навсегда прирос сердцем к тем прокопченным и шумным цехам и высоченным трубам. Думал ли он тогда, что станет главным человеком на заводе, даже старше драчуна-мастера и надменного инженера? Нет, не думал и не гадал. А вот вышло, что теперь он, рабочий Степан Колотубин, назначается директором…

Впрочем, если говорить начистоту, назначение не было уж таким неожиданным. Об этом говорили давно, много лет назад, и Степан Колотубин невольно вспомнил морозный декабрьский вечер девятьсот пятого года.

Почти десять дней обширная территория вокруг завода Гужона и мастерских Московско-Курской железной дороги находилась в руках восставших. В те дни районный Совет рабочих депутатов, основное ядро которого составляли гужоновцы, был здесь единственной властью. На заводе создали боевую дружину, ее возглавил дядя Вася. Рабочие изготовляли в цехах холодное оружие, отбирали у городовых и возвращавшихся из Маньчжурии офицеров револьверы и шашки.

На улицах возводились баррикады, дружинники готовились отразить нападение солдат и полицейских. Но противник не появлялся. Вскоре выяснилось, что основные бои с царскими опричниками идут на Пресне. Районный Совет решил направить на помощь пресненцам отряды дружинников, туда, где решалась судьба восстания. Но пробиться к Пресне было почти невозможно: нужно прорываться через центр города, который заняли правительственные войска. И тогда Степан Колотубин предложил свой план:

— Надо разбиться на десятки, понимаете. Оружие припрятать… И, как вода в решете, по всем улицам и переулкам потечем к Пресне.

Дружинники так и поступили. Разбились на десятки. Благополучно прошли Немецкую улицу, вышли к Покровским воротам. Однако здесь им дорогу преградил разъезд конных жандармов. Дружинники, их было больше, с ходу дружно вступили в бой, и жандармы сразу же ускакали. Успех окрылил гужоновцев.

— Давай, ребята! Вперед!

Добрались без особых происшествий до Театральной площади, но тут натолкнулись на цепь солдат и городовых. Те не ожидали появления в центре города рабочих отрядов, растерялись. В завязавшейся перестрелке инициатива перешла в руки дружинников. К тому же на выстрелы из прилегающих улиц спешили им на подмогу рабочие. С боем пробились через Театральную площадь и дальше по Тверской улице вышли к Садовому кольцу. Там пришлось занять позицию на Триумфальной площади против солдат, появившихся со стороны Кудринки. По приказу дяди Васи соорудили высокую баррикаду. Свалили телеграфные столбы, извозчичьи санки, мебель из трактира.

Стоял сильный мороз, градусов за двадцать, и, пока громоздили баррикаду, всем было жарко. Когда же окончили строить и заняли свои боевые места, начала давать о себе знать надвигавшаяся студеная ночь. Разожгли костры, но и огонь мало согревал. Люди были плохо одеты. Тогда дядя Вася собрал на совет десятских, где и решили обязать владельцев поблизости находившихся магазинов снабдить дружинников зимними пальто.

— Выполнять это наше решение будет Колотубин, — распорядился командир дружины и, потерев ладонями побелевшие уши, добавил: — Бери, Степан, людей из своей десятки в действуй. Только все по закону!

Колотубин, взяв с собой рослого слесаря Костю Ерофеева и еще пяток дружинников, направился в большой магазин верхней одежды на Тверской. Часть стеклянной вывески его была разбита, и оставшиеся буквы и слова невольно вызывали улыбку: «…амое верхнее… из меха у Гальперна», «…амое лучшее нижнее… у Гальперна». Перепуганный хозяин, увидев вооруженных рабочих, затрясся от страха:

— Караул! Грабители!

— Не ори, все одно ни солдат, ни городовых поблизости нету, — сказал спокойно Колотубин. — Мы не грабители! Мы из революционного отряда, ясно!

— Так… что же вам надобно… господа рабочие?

— Отряд одеть надобно, — пояснил Колотубин и, направившись за прилавок, стал пальцем указывать на добротные пальто на меху и романовские полушубки, варежки и шапки. — Вот это… это… и это.

Больше всех нагрузился Костя Ерофеев, он брал все, что попадалось ему на глаза, и поспешно складывал в наволочку из-под матраца. Когда вернулись на баррикаду, Костя ловко вытряхнул из него содержимое на притоптанный снег:

— Одевайся, братва!

Пальто, шапки, варежки, перчатки тут же расхватали, и у костра осталось лишь несколько странных меховых изделий.

— А энти что не берете? — спросил Костя.

— У нас тут девок нету, — сказал кто-то.

— При чем тут девки? — недоумевал готовый вот-вот взорваться Костя. — С таким трудом достал и по́том изошел, покуда тащил. А им девки все на уме! — Он взял одну валявшуюся вещицу и развернул ее. — Чудные какие шапки буржуазия носит! Мода!

— Ну да, шапки! — возразил стоявший рядом хмурый дружинник. — То бабья одежка.

И под общий хохот дружинник приложил меховой лифчик к широкой груди слесаря Ерофеева.

— Смотри!

Лицо Кости сразу стало багровым. Он выхватил злополучный меховой лифчик из рук дружинника и швырнул в пламя костра. Бросить другие в огонь ему не дали. И над баррикадой еще долго раздавался веселый гомон.

Всю ночь дружинники не смыкали глаз, ждали нападения солдат, которые изредка постреливали. По очереди покидали баррикаду и грелись у костров.

Вот тогда-то и состоялся памятный разговор двадцатилетнего Степана Колотубина с дядей Васей, который навсегда запомнился волочильщику.

— Давно я к тебе присматриваюсь, Степан, — сказал дядя Вася, хлебая из чашки подогретый суп. — У тебя есть деловая хватка, и рабочие тебя уважают за справедливость и сноровку такую смекалистую.

— Жизнь всему научила, — отмахнулся Степан, усаживаясь возле костра. — Однако мороз шпарит, как кипятком…

Дядя Вася отставил чашку и внимательно посмотрел на Колотубина, потом сказал:

— Вот, победим, свою власть установим, рабочую. Заводы конфискуем, они станут нашими.

— Ясно дело, будет все наше, — поддержал Степан, — народное то есть…

— На заводах своих директоров поставим. Вот, например, на Гужоновский завод лично я буду рекомендовать тебя, товарищ Колотубин.

Степан от неожиданности оторопел. Лицо и шея полыхнули жаром. Он недоуменно уставился на командира дружины, который спокойно прикуривал от горящей щепки.

— Меня?! Директором завода?! — Колотубин вскочил, обошел костер и снова сел на корточки. — Шутки шутите, дядя Вася…

— Нет, Степан, я вполне серьезно.

— И директором завода?

— Именно директором.

— Почему же меня? Что я, лучше других, что ли? — Колотубин подбросил в костер обрезок доски. — Вона сколько хороших людей в дружине! А я что, я как и все…

Командир сел рядом, положил свою ладонь на плечо Степана и тихо произнес:

— Ты можешь за собой вести людей. И главное, умеешь широко, так сказать, масштабно мыслить. А без масштаба в наше время нельзя. Масштаб — это сила!

Степан рывком отстранился. Нет, он не ожидал, что его, рабочего, будут связывать с каким-то Масштабом, оскорбляя революционное достоинство.

— Погоди, дядя Вася! А кто такой этот самый Масштаб?! Почему ты меня с каким-то гадом-буржуем сравниваешь?

— Да ты что? Сдурел, что ли? — Командир недоуменно смотрел на Колотубина, не понимая, на что тот обиделся.

— Как что? То самое… Всяких их тут много. Ну, Гужона знаю, на него уже пять лет вкалываю, ну, Гоппера видел, бывал там, в Замоскворечье, тоже паук хороший… Ну о Бромлее слыхал… А кто такой этот Масштаб? Тоже, видать, ихней кровососной компании!

— А-а, вот ты о чем! — Командир, поняв причину обиды, вдруг громко рассмеялся. — Чудак человек!