Так вот размышляла Любава с самого начала их путешествия. Только теперь звали ее, конечно, не Любавой.

В первый же вечер остановились они на ночевку в поле, не рискуя заезжать на постоялый двор или проситься в избу. Близ поля же, на их счастье, стоял овин, пустой и просторный. Они забрались в него, привязав лошадей у входа, и, поедая нехитрые дорожные припасы, завели разговор.

— А что, хозяйка, как теперь тебя звать-величать? — спросил Федор. — Не Любовью же Николаевной?

— Да уж известно… — ответила девушка. — Зови меня Александром Николаевичем. Так лучше будет.

— С чего вдруг Александр?

— Не знаю… Так просто, — задумчиво ответила Любава. — Да ну, хватит об этом. Спать давай.

Путешествие их продолжалось неспешно и поначалу без приключений. Никто и не сомневался в том, что молодой барин, горделиво и уверенно восседавший на лошади, и есть дворянин-недоросль, который, верно, направляется к месту службы из родного дому. Погони за ними не было, или шла она не тем путем, введенная в заблуждение Любавой.

— Вот, Федор, замечу тебе, что не зря мы уехали. Ты посмотри, какая красота! — Девушка обвела вокруг рукой. — Так вот проживешь и ничего в жизни не узнаешь!

— Иные живут и ничего себе. Порядком живут, — ответил Федор.

— Скучно, — упрямо возразила Любава. — Вот ты: неужели ты жалеешь что последовал за мной?

— Я — нет, — ухмыльнулся Федор. — А вы не жалеете? Я не думаю, что батюшка захочет вас потом в дом принять. Да и деньги, наследство ваше, небось того…

— Да ну его. До наследства еще дожить надо, — отмахнулась Любава. — Это еще неизвестно, получишь ли его, нет ли… К тому же теперь с нами разное приключиться может. И, как знать, может, жизнь наша повернется таким образом, что прошлое забудется и не вспомнится никогда.

— Не посадили бы нас в острог, вот что, — нахмурился Федор. — Тогда точно, ни о чем не вспомним. Ни мы, ни о нас, никто не подумает.

— Что за мрачные мысли? Может, все будет совсем наоборот. Фортуна, как известно, переменчива. Сегодня у тебя нет ничего, а завтра ты — царь!

— Уж прям и царь…

— Ну не царь, так богач, или еще что… Ну ладно, я. Со мною, конечно, неясно. Была бы я мужчиной, так и все. Вступила бы в солдаты, а там — карьера и прямое счастье. Но ты… Ты хоть кузнецом, хоть купцом!

— Да уж…

Рассуждая таким образом, на пятый день своего пути доехали они до постоялого двора, в котором решили пообедать.

— Давно горячей пищи не пробовал, — пробормотал Федор. — Вы, барин, как знаете, а я хлебну щец…

— Я с тобою, — ответила Любава.

Пять дней в пути на хлебе да воде кого угодно измучат!

В избе, довольно черной и грязной, стояли длинные выскобленные столы. За одним из них сидели три дурно одетых человека, шумно хлебавшие ложками хозяйские щи. За другим — сидел молодой человек, видно, что дворянин. Любава села за свободный стол, не занятый никем. Шпагу она сняла и положила против себя на стол, как это сделал тот молодой человек, что сидел уже здесь. Федор стал звать хозяина да приказывать ему, чтобы тот доставил кушанья его барину и ему.

— Да поторопись, — прибавил Федор.

— Да кто ты такой и кто такой твой барин? — вдруг взвился хозяин. — Чтоб я торопился!

— Да ты чего, белены объелся? — удивленно произнес Федор.

— Белены, белены! Ездят тута всякие!

Трое оборванцев прекратили стучать ложками и уставились на спорщиков. Молодой дворянин, сидевший до сих пор с безразличным видом, насторожился и посмотрел на хозяина. Хозяин, крепкий мужик в летах, никак не желал угомониться.

— А почем я знаю, кто вы такие? Может, тихие людишки, а? Переоделись под дворян, а сами… Гляньте! Гляньте-ка, люди добрые! — вдруг заголосил он. — Ручищи-то у слуги! Ровно у убивца!

Один из оборванцев утер рот ладонью и поднялся во весь рост из-за стола, поглядывая вокруг себя и как бы пытаясь примериться к Федору.

— Да полно тебе, хозяин, — спокойно сказала Любава, даже и не поднимаясь из-за стола. — Ты что это?

Юношеский голос и совершенно спокойная фигура молодого человека будто отрезвили всех.

— Я мирный путешественник, еду в Москву. Федор — мой слуга, и вовсе никакой не разбойник. А что руки у него сильные, так он кузнец. Дал бы ты нам спокойно пообедать, мы бы и уехали. Человек я не богатый, но за обед расплатиться сумею, — прибавила девушка.

Хозяин несколько секунд еще пораздумывал, но затем, будто решившись разом, махнул рукой и сказал:

— Ладно, сейчас обед будет, — и нырнул куда-то в глубь дома.

Федор подошел к Любаве и уселся подле нее.

— Вот так-так, — зашептал он. — Что за дела? Сам хозяин-то не содержит ли притона? Не ровен час, мы на разбойников нарвались.

— Не трусь, Федор, — так же шепотом ответила ему Любава. — Если эти все разбойники, то вон тот дворянин явно не с ними. Случись что, он нам поможет.

— А ну как сбежит?

— Не может быть, он не из таких…

Лицо молодого человека сделалось опять спокойным и почти безразличным, как только спор прекратился.

— А что он один, без слуги? — спросил Федор.

— Да, может, со слугой. Только, в отличие от тебя, его слуга где-нибудь на конюшне или еще где обретается.

— Может, и так… — протянул Федор.

Тем временем хозяин принес обещанный обед и только было Любава ухватила ложку, как дверь снова распахнулась, и в проеме мелькнули одна за другой две фигуры в плащах и в какой-то форме, по которой сложно было понять к какому полку принадлежат эти молодцы. У каждого на боку было по шпаге, и Любава подумала, что это должны быть офицеры. Оба направились к столам и уселись напротив молодого дворянина, который лишь поморщился, но ничего не сказал.

— Эй, хозяин! — крикнул один. — Квасу!

Хозяин хмуро взглянул на них, но через несколько минут квас уже стоял на столе. Оба молча стали потягивать из кружек, исподлобья поглядывая на дворянина, не обращавшего на них никакого внимания. Потом один из них откинулся назад и открыто уставился на молодого человека, сверля его глазами. Дворянин вскинул голову и ответно в упор посмотрел на офицера. Тому только того и надо было, чтобы затеять ссору.

— Ты что это уставился на меня? — с угрозой проговорил офицер и толкнул локтем своего товарища, призывая быть свидетелем ссоры.

— Да уж, веселое местечко, — шепнул Федор Любаве. — Сначала хозяин взбесился, теперь эти двое…

— А не из тайного ли сыска люди? — сказала девушка кузнецу. — Ежели так, то дело плохо…

— Из тайного сыска?

Кто ж не слыхал про тайный сыск! Ведь даже и у них в деревне слухи бродили, что рыщут такие люди по «Слову и делу», сажают в узилище и там — поминай как звали, и костей не найдешь. А тут, воочию увидеть таких людей…

— Что это они к нему привязались? — продолжала говорить Любава. — Странно все это…

— А ну-ка, — меж тем сказал офицер дворянину. — Кто ты таков и куда следуешь?

— Не твое дело, — преспокойно ответил молодой человек.

— Не мое дело? — зловеще прошипел офицер. — Слышишь, это не мое дело, — оборотился он к спутнику. — А вот мы сейчас посмотрим…

Он отставил недопитую кружку и вынул шпагу из ножен. То же сделал и его товарищ.

— «Слово и дело»! — крикнул офицер.

При этих словах дворянин схватил шпагу и вскочил. Хозяин, охнув, залез под стол, трое бродяг, один за другим, разбежались по углам, не желая ввязываться в такое страшное дело.

— Ну ты, — оборотился офицер к Любаве, которая и не подумала спрятаться. — Беги отсюда, недоросль! Не то и тебе достанется.

Любава, которую что-то так и подмывало изнутри, поднялась на ноги и, взяв в руки шпагу, задорно сказала:

— Как бы тебе не досталось, сударь!

— Барин! — застонал Федор. — Брось! Пойдем отсюда!

— Вот-вот, послушай своего слугу, пока не поздно, — прошипел офицер. — Он умно говорит… Смотри, — толкнул он своего товарища, — слуга-то умный, а барин дурак.

— За дурака ответ держать придется! — звонко крикнула Любава.