Запрыгнув в кузов, Гаунт немедленно приставил пистолет к затылку орка и выстрелил. Он был уверен, что чужак мертв, но уж слишком часто он слышал, сколько могут вынести эти твари. Гаунт спихнул труп орка на лед и ухватился за дымящееся орудие. Он нашел рукоятку, отпускающую крепление тяжелого орудия и его коробки с патронами. Комиссар с силой дернул ее, пальцы скользили по густой саже. Это крепление затягивали явно не человеческие руки. Гаунт навалился всем телом, рыча и матерясь. Он ждал, что вот-вот — и еще один патрон взорвется прямо у него перед лицом.

Рукоятка наконец поддалась. Гаунт выдохнул. Могучим усилием, которое едва не порвало связки в спине и руках, комиссар сдвинул тяжелое орудие вместе с оставшимся боезапасом с металлического поручня турели и столкнул его за борт. С ударом о лед сдетонировали еще три патрона. Один из них маленькой шаровой молнией описал зигзаг по льду.

Перчатки Гаунта загорелись от контакта с раскаленным металлом, и он спешно скинул их. Он перелез к рулевой колонке и попытался вытолкнуть тело водителя из кабины. Четыреста килограмм мертвого орочьего мяса не хотели никуда двигаться.

Он оглянулся и увидел, как Роун добивает лежащего орка своим танитским клинком. Гаунт позвал его, едва перекрикивая воющий ветер.

Вместе им удалось сдвинуть с места труп орка и сбросить его на лед. Тело уже начало замерзать, поэтому больше напоминало мешок с камнями. Гаунт забрался на его место и немедленно почувствовал, насколько кабина просторна. Она была приспособлена для существ более крупных, чем человек. Внутри пахло потом и кровью. Он покрутил руль, нащупал ногами педали. Его первая попытка завести машину заставила двигатель взвыть, машина вскинулась и тут же затормозила настолько резко, что Роун, чертыхаясь, упал где-то в кузове. Потом Гаунт приноровился. Это было похоже на очень грубую версию автосаней, на которых он катался с отцом много лет назад. Здесь была педаль газа, а также педаль тормоза. Принцип его действия оказался прост: в лед вгонялся огромный шип, который должен был замедлить движение саней. Этот якорь работал, только если отжать газ. На полном ходу шип наверняка должен сломаться и вырвать у саней днище. Скорости, коих оказалось три, переключались рукояткой слева от руля. На грубой приборной доске было несколько датчиков, подписанных по-орочьи. Гаунт не понимал ни слова, но смог уловить какие-то закономерности в движении стрелок.

— Держитесь, майор! — предупредил он и на полном ходу двинулся в дальний конец долины.

Роун, оставшийся в кузове, держался изо всех сил. Ветер хлестал его по лицу и шее.

Комиссар сконцентрировал все свое внимание на управлении. Тяжелая машина подпрыгивала на каждой неровности, но Гаунт быстро научился разбирать, что из элементов ландшафта впереди тряхнет их транспорт, ускорит скольжение или развернет. Управление не поддерживала никакая гидравлика, и Гаунту приходилось бороться с ним собственной силой. Тем не менее удержать ровный курс было выше его физических сил, и он признал, что никогда не сможет вести машину так быстро, как более мощные орки. Сани не слушались его, а Гаунт не мог похвастаться нечеловеческой силой их прежних владельцев.

Машину трясло, било, кидало из стороны в сторону. Не раз Гаунт упускал управление ведущими колесами, и сани разворачивало задом наперед в урагане ледяных осколков. После одного из таких виражей ревущий мотор вдруг заглох и больше заводиться не хотел. Под рулевой колонкой обнаружился стартер, но он безвольно болтался.

Заглянув под руль, Гаунт нашел слева от тормоза ножной стартер. Согнувшись, комиссар начал давить на него, пытаясь привести машину в чувство.

— Гаунт!

Он обернулся. Роун стоял в кузове и указывал туда, откуда они приехали. На расстоянии около километра три темных силуэта мчались в облаке дыма и ледяного крошева, преследуя их. Обладая большей силой и опытом обращения с подобными снегоходами, орки выигрывали в этой гонке по скорости.

Гаунт с яростью заколотил по стартеру, пока двигатель не подал голос, после чего комиссар отжал упирающееся сцепление.

Снова раскрутившись на месте, сани в последний раз вильнули кузовом и ринулись прочь. Гаунт гнал на пределе возможностей. Еще одна незамеченная яма во льду — и машина заглохнет опять. Тогда им переломают все кости. Или, скорее, им переломают шеи собственные сани, навалившись на них всей массой.

Вскоре они вырвались из сумрачных теней долины на огромное поле дрейфующего льда. Солнечный свет ударил в лицо. Гаунт и Роун на несколько мгновений ослепли, не помогали даже защитные очки.

Перед ними развернулось ледяное море. Белые, алые, фиолетовые и зеленые осколки льдин, рваные и изогнутые, как застывшая пена. Тысячи километров открытого моря, закованного в лед, тянулись вдаль, чтобы встретиться на горизонте с темнотой космоса. Солнечный свет был ярким и угрожающим.

Море, некогда вздымавшее здесь волны, замерзло прямо в движении. Теперь сани кидало то вверх, то вниз на пиках бурунов, скованных морозом тысячелетия назад. Машина ускорялась каждый раз, когда отрывалась от земли и приземлялась в фонтане ледяных искр. В момент соприкосновения полозьев и ведущих колес с поверхностью Гаунт едва мог контролировать движение орочьего агрегата. Роун хотел было открыть огонь по преследующим их машинам, но очередная замерзшая волна подбросила его в кузове и швырнула на грязный пол. Майору оставалось только вцепиться в металл кузова и держаться что было сил. Прижавшись лицом к металлическому полу, Роун смог разглядеть пробоины, оставленные взорвавшимися патронами. От них несло маслом. Превозмогая тряску, майор, цепляясь за металлические листы, подполз к краю кузова. Теперь он увидел тянувшуюся за машиной бурую полосу.

— У нас протечка! — прокричал он Гаунту. — Бак пробит!

Комиссар чертыхнулся. Зато теперь он понял, что показывал один из датчиков. Тот, на котором стрелка стремительно опускалась.

Орки приближались. Очереди из тяжелых орудий и другие разрывные снаряды хлестали по льдинам вокруг, поднимая в воздух фонтаны осколков и пара.

Гаунт вдруг осознал, что его руки, лишенные защиты перчаток, начинают примерзать к рулю. От боли на глазах выступили слезы, которые немедленно замерзли под очками, обжигая щеки.

Два неточных выстрела орков отдались более мощным взрывом слева. В воздух ударила струя липкой горячей жижи. Гаунт заметил, что лед впереди становится матово-синим, как замерзшее стекло, изрезанное трещинами и узорами инея.

Их сани преодолели следующий подъем. В этот момент двигатель кашлянул, захлебнулся и замолчал. Машина гвардейцев скатилась на обочину, теряя скорость. Из-под днища брызнул лед, высекаемый тормозом, на который отчаянно давил Гаунт. Комиссар пнул стартер. Двигатель дал искру, а потом, выдохнув облачко смрадного масляного дыма, умер окончательно. Роторы и цилиндры треснули и замерли.

Орочьи машины были всего в сотне метров. Гвардейцы уже могли расслышать победные кличи чужаков. Роун вдруг осознал, что воющий ветер остался позади вместе с долиной.

Гаунт выкарабкался из кабины.

— Взрывпакеты, Роун! — прокричал он.

— Чего?!

Гаунт указал в ту сторону, где выстрелы орков вырывали куски из льдин, вызывая к жизни новые гейзеры.

— Лед здесь тоньше. Мы на самой тонкой корочке. Внизу, под нами, незамерзающее море.

Следующий выстрел попал в цель и разнес в клочья кабину, где мгновение назад сидел Гаунт.

— Давай!

Роун уловил мысль комиссара в тот же момент, когда осознал, насколько она безумна. Но орки были уже в пятидесяти шагах. Майор понял, что ситуация безвыходная.

У него было двенадцать брусков взрывчатки. Роун вынул их из сумки и отдал половину Гаунту. Выбив ногой колпак одной из фар, он использовал раскаленную нить, чтобы зажечь фитили. Гвардейцы взяли по три бруска в каждую руку и начали швырять их, стараясь разбросать пошире.

Двенадцать могучих взрывов. Силы каждого из них хватило бы на танк. Казалось, весь мир раскололся на части. А главное — раскололся лед! Струи углеводорода вырвались наружу ревущим, кипящим потоком.