— В реку, господин Мирон? — спросил один из охранников, что зажимал ладонью рот князя.

— Я непонятно выразился?

Охранники рывком поставили князя на ноги, но он даже головы не поднял. Всё, что произошло за последнее время, ослабило его вконец. Оруженосец поднял Аэллу за локоть и потащил к выходу. Идвар почувствовал, как на боку, под мышкой стало горячо, от вновь идущей крови. Он и сам устал, устал, как ни разу в жизни. Заболела голова. Жутко хотелось выспаться. Именно это он сейчас и сделает.

Судьба всё расставит по местам.

*

Он проспал, как убитый весь остаток ночи и весь следующий день, проснулся только вечером. Ему доложили, что всех раненых собрали, а для мёртвых, кого не забрали родственники, приготовили братскую могилу. Герцог Вальден доложил, что остатки дезорганизованной армии Райронского князя, оставшиеся без командира, потихоньку редеют. Через несколько дней, скорее всего, от армии не останется и следа, хотя армия, Идвар помнил, была большой. И это плохо. Обиженные и недовольные растворятся в землях Райрона с идеями неповиновения и с желанием сопротивляться. А это — готовая среда для начала гражданской войны или восстания. Тому, кто будет здесь править, будет нелегко.

Молодого князя, согласно приказу, казнили, сбросив в реку. Со сломанной рукой он вряд ли выплывет, да и Рейя — река большая и с сильным подводным течением. Ну что ж, таков конец роду Райронских князей, на их родовом гербе не зря присутствует голубая лента, символизирующая реку. Будет, что изучать на уроках воспитателей. Хотя, сам Мирон вряд ли видел хоть какую-то параллель, когда отдавал приказ на такую казнь последнего наследника княжеского рода. Он и сейчас об этом мало думал. Его заботила молодая княжна. Именно к ней он и отправился, как только освободился.

Сразу же натолкнулся на озабоченно-тревожный взгляд служанки. Прошёл в комнату и остановился, нахмуриваясь. Аэлла сидела на постели, завёрнутая в одеяло, ни на кого не реагировала, ничего не говорила, даже глаз не подняла. Смотрела в одну точку на стене.

— Вот так и сидит весь день… — шепнула Эл. — Ничего не слышит… Не ест, не пьёт… Как будто рассудка лишилась… — вздохнула. — Эта ночь была ужасной… Сначала пришли солдаты, увели на казнь. Я думала, сойду с ума… Потом вернули и забрали снова… Я уже думала, раз в первый раз не казнили, значит, казнят во второй… О-о, Боже… — девушка выламывала руки, поднимая очи горе, шептала чуть слышно, и Идвар слушал, не шелохнувшись. — Её привели, господин Мирон, вот такой… Одежда на ней была разорвана, я думаю… — она глядела Мирону в лицо, дрожа губами, и её зелёные глаза, казалось, были полны слёз. — Я думаю, над ней надругались…

— Да нет же! — воскликнул Идвар решительно. — Ничего такого не было… Прекрати это всё.

Он подошёл к Аэлле и опустился на корточки, заглядывая в девичье лицо.

— Я помыла её и переодела… — Эл глядела на Мирона с надеждой, будто он мог что-то сделать. — Она же болела, вы знаете, ей стало ещё хуже… Она ходила босиком… в одной рубашке… Я никак не могу сбить жар…

Словно в подтверждение её слов, княжну сотряс болезненный кашель, исходивший из лёгких, он был негромким, хриплым, когда даже рта не раскрывают. Идвар отвернулся, слушая его. Это он виноват, это он допустил это. Он обещал ей, обещал, что не будет шантажировать ею её брата, что не будет угрожать её жизни… Он не выполнил… Не сдержал обещания…

Она вправе презирать его и ненавидеть. И даже хуже… Идвар осторожно взял её за подбородок, заглядывая в глаза, силился увидеть смысл, какие-то мысли в них. Тщетно. Позвал по имени. Она не повела даже бровью. И неожиданно Идвар нахлестал её ладонью по щекам, как бьют человека в истерике. Служанка бросилась, ахнув от неожиданности, а княжна упала на спину, уставившись в потолок. Идвар перехватил служанку, задержав её за локоть, приказал:

— Оставь её!

Поднялся на ноги. Вдвоём они стояли теперь и следили за Аэллой. Она вздрогнула, как в судороге, будто снова начинался кашель, но это был не он. Она разрыдалась вдруг, неожиданно, громко, навзрыд, повернулась на бок, пряча лицо в одеяло, подтягивая колени. И Идвар чувствовал, как хочется ему обнять её, лечь рядом, и разделить с ней её слёзы, просто быть рядом.

Он моргнул несколько раз растерянно, будто очнулся ото сна, заговорил:

— Она проплачется, и всё будет нормально. Не утешай её, пусть устанет. Потом напои чем-нибудь горячим, бульоном или глинтвейном… Потом пусть выспится, пока сама не проснётся. Укрой потеплее. А завтра я скажу врачу, пусть осмотрит её…

— Хорошо, господин Мирон… — Эл быстро-быстро кивала головой, с тревогой поглядывая на госпожу.

Идвар ушёл, а она всё ещё продолжала плакать. И это было лучше, чем до того, как он пришёл.

*

Идвар снова пришёл навестить её через день. Аэлла уже сама встретила его спокойным, безэмоциональным взглядом, вполне осмысленным, пусть и безразличным. Будто и не было ничего между ними, ни общих ночей, ни слов любви, ни долгожданных признаний.

— Как чувствуешь себя? — спросил первым.

— Нормально, — она отмахнулась, небрежно пожав одним плечом, одеяло сползло с него, открыв шею, ключицу, верх плеча. Аэлла поправила одеяло на себе, отвернулась, потеряв последние капли интереса.

— Что-нибудь болит? — она отрицательно покачала головой в ответ. — Врач приходил? — качнула положительно и закусила нижнюю губу. — Что он сказал? — и на этот раз промолчала, Идвар повысил голос:- Аэлла, что он сказал?

Она вздрогнула от неожиданности и перевела глаза, разжала губы и тоже повысила голос, отвечая:

— Почему это должно вас волновать? Какая разница? И вообще я… — замолкла вдруг, отводя глаза в сторону и вверх, будто закатывая их от неприятия бесполезного разговора, шепнула:- Я не хочу ни с кем разговаривать, я никого не хочу видеть… — перевела глаза Идвару на лицо, их взгляды скрестились. — Особенно вас… — отвернулась, опуская голову.

Идвар подошёл к ней и опустился на колени, нашёл её руки через ткань одеяла, сжал пальцы пальцами, заглядывая в лицо, ища взгляда. Но Аэлла попыталась отстраниться, сдвинуться назад, убрать руки.

— Почему ты говоришь со мной на “вы”? Ты не можешь говорить со мной так, после того, что с нами было. После того, что ты призналась, что любишь меня…

Аэлла медленно повернула к нему голову, долго глядела в тёмные глаза, спросила шёпотом:

— Что вы хотите? Что вам надо от меня? Чтобы я просто сказала “уходите”, только так вы поймёте? Оставьте меня. Я не хочу вас видеть. И всё, что было — ошибка! Вы разбили мне сердце. Я никогда себе не прощу… Уходите… — добавила чуть слышно:- Пожалуйста, оставьте меня…

— А как же слова о любви? Ты же говорила мне… Ты признавалась…

— Это было давно, может быть, в другой жизни…

— Нет! — он стиснул её пальцы и мягко вдавил ей их в бёдра требовательным жестом. — Я понимаю, я всё понимаю… Сейчас тяжело и тебе, и мне, как-то надо пережить это… — он вздохнул. — Но мы переживём, мы вместе всё это переживём. Так получилось, что нам угораздило полюбить друг друга, мы — враги, соперники, и это не наша вина, мы не виноваты в этом, так получилось… — он покачал головой, говоря с жаром, с верой, сияя чёрными глазами. — Ты из Райрона, я из Мирополя, но даже это не может помешать нам. Никто не сможет помешать нам. Мы любим друг друга, наша любовь сильнее… — он уже перешёл на шёпот:- Мы должны быть вместе вопреки всему, мы должны любить друг друга… И нам не надо прилагать каких-то особых усилий — мы уже́ любим друг друга. Ведь так? Скажи мне, ты же любишь меня? Ты говорила мне, и я… — она перебила его, решительно выдёргивая руки, упёрлась ими в постель слева и справа от себя, нахмурилась, упрямо шепча:

— Уходите, оставьте меня, ради Бога!

— Аэлла…

— Что за бред о любви? Смешно! Много, что было сказано, обещано, всему ли верить?

— Я понимаю, я…

Она опять перебила:

— И ты!.. Вы! — поправила себя. — И ваши слова — всё ложь! Обещания — ветер! И мои… Я не хочу об этом…