Олдер продолжал, не сводя взгляда:
— Они жаждут встретиться с тобой, я даже присмотрел камеру в тюрьме рядом с твоей женой… Буду рад, если ваша семья воссоединится…
— Ты посадил их в тюрьму? Он же ещё ребёнок, ему нет и года… — Олдер не дал ему договорить, перебил:
— Да, а она беременна…
Идвар обомлел на миг, нахмурился и переспросил, глупо вышло, но он не знал об этом, поэтому и переспросил, да и голос дрогнул:
— Что?..
— А ты не знаешь? — усмехнулся. — Представь себе, уже во-о, — показал рукой на себе. — Скоро родит тебе ещё одного… — сделал паузу многозначительно, — ублюдка… Кого ты хочешь — мальчика или девочку? — Опять усмехнулся, и Идвар потянулся к нему навстречу, стискивая зубы от злости, даже левый кулак смог сжать, несмотря на боль. Шепнул через зубы:
— Ты говоришь о моих детях… выбирай выражения…
Олдер захохотал негромко, в зубы, потом добавил:
— Я про то тебе и говорю, присоединяйся к ним. А потом, ты познакомишь с королём своего сына, и сам увидишься с ним…
— Никогда! — Идвар перебил его резко, вскидывая подбородок.
— Сдавайся!
— Нет!
— Какой смысл в том, что ты делаешь? Это глупо…
— Нет, и не жди…
— Но они же уже у меня! Мне не хватает только тебя, тебя, дурака! Если ты думаешь, что сможешь спасти их — не выйдет: у тебя не хватит сил, да и поздно, я уже отправил их в Мирополь, ты всё равно опоздал…
— Неправда!
— Сегодня утром…
— Ты не стал бы, ты привезёшь их к королю сам, какая выгода везти их сейчас? Кто это оценит? Я же знаю тебя, Олдер, кого ты хочешь обмануть? Это же первый военный поход в твоей жизни, ты ждёшь славы и признания…
— Я послушался хорошего совета герцога Вальдена.
На этот раз Идвар промолчал, только поджал губы. Сказать что-либо на это он уже не мог: если так, то совет герцога действительно был хорошим, хорошим для Олдера. А это значит… Значит, что в этой жизни он никогда больше не увидит Аэллы и Уарда…
— Ты подлец, Олдер… — прошептал чуть слышно.
— Я уже слышал это от твоей жены, когда… — запнулся и не договорил, пряча улыбку в глазах, опустил голову, и Идвар заметил на его лице царапину.
— Что ты имеешь в виду? — спросил, нахмуривая брови. Олдер злил его, злил своими улыбками превосходства, своими намёками, тем, как держался, как вёл себя, напирая. — Что ты сделал с ней?.. Олдер, говори! — И вдруг перешёл на шёпот, не сводя глаз. — Что ты сделал?.. Господи…
— Ты правильно понял, не ошибся, я действительно изнасиловал твою жену… — Идвар аж задохнулся от возмущения, от того, что слышал, глаза его стали огромными от тех чувств, что он переживал. Он не мог, не мог в это поверить. Господи, Аэлла, милая… Он смотрел в лицо брата и не слышал всего того, что он ему говорил. В голову лезло всё, что могло только нарисовать воображение… Она поцарапала ему лицо! Она защищалась, она нуждалась в помощи, в его защите, в его не было рядом, он не оказался рядом…
Идвар вернулся к действительности и понял только малую часть того, что говорил ему Олдер:
— …Твоя жена признавалась мне в безумной любви к тебе, я, конечно же, ей не поверил. Она, как и все женщины, жаждет славы и богатства. Она виновата в том, что ты стал таким, это она подбила тебя на эту войну…
Идвар смотрел на него исподлобья, жар мутил сознание, и ему хотелось выхватить меч и убить своего брата прямо здесь, на глазах у всех этих тысяч человек. Но оружия не было, его забрали оруженосцы перед встречей, переговоры шли только между безоружными.
— Будь ты проклят, Олдер… — прошептал чуть слышно, и Майнор замолчал на этот шёпот, перестал говорить, будто эти слова, сказанные чуть слышно, имели силу, подобную грому. Выпрямился в седле, закидывая голову, но прежней улыбки уже не было. Олдер ответил так же, негромко:
— Я разобью твою армию, арестую тебя, привезу в Мирополь, вас двоих, и тебя, и её, подвергнут пыткам, вас будут допрашивать, как государственных преступников, а потом осудят и казнят. Никто и не посмотрит на то, что она беременная… А ты — бывший Мирон… Все твои заслуги — дым… Вас казнят…
— Я убью тебя… — прошептал Идвар на все его пророчества. — Убью тебя, и всё будет так, как вы с королём боитесь: я лишу трон наследника, у Мирополя не будет больше Майнора… — он говорил негромким голосом, и, может, поэтому слова его звучали весомо, доходили до сознания.
— Что? — Олдер удивился, ухмылка неверия скривила губы. — В своём ли ты уме?
— По традиции, Майноры не покидают столицы, их дело — управлять страной, помогать королю. Ты взялся не за своё, ты сильно самоуверен… Я убью тебя за всё, что ты сделал… От меня пощады не жди…
Олдер усмехнулся и повернул коня, бросая на ходу:
— Увидимся ещё, я не прощаюсь…
Идвар провожал его глазами, чувствуя, как стискиваются зубы. Вся его боль, жалость к произошедшему, смятенные чувства выразились в злости, в желании отомстить, даже убить, и ему хотелось смести армию короля, уничтожить этого Майнора… “Будь ты проклят, Олдер, ты — плоть и кровь короля…”
Он внезапно осознал вдруг причину своей ненависти, причину той боли, что разрывала сердце, и почувствовал, как защипало в глазах. “Почему, ну, почему ты не ушла из города?.. Боже…” Он не дал себе расплакаться, придавил кулак в тяжёлой перчатке к переносице, глядя через него на армию Мирополя. Один среди белой равнины против огромного войска.
За спиной хрустел снег под копытами коня, подъехал граф Айрил, глянул сбоку.
— Что случилось? У вас слёзы?..
— Это от снега… от солнца… — шепнул в ответ, отдёргивая руку от лица, избегал смотреть на графа.
— Что он сказал вам?
— Аэлла с Уардом у него… — Айрил не сказал ни слова в ответ, нахмурился недовольно, поджимая губы. Идвар тряхнул головой, собираясь, отгоняя всё прочь, приказал решительно:- Давайте сигнал к выступлению, мы начинаем…
— Первыми? — Айрил удивился.
— Первыми.
— А он не прикажет убить их?
Идвар развернул коня и ударил шпорами в бока, откуда он мог это знать, прикажет или не прикажет?
— Я не знаю… — ответил и послал коня в рысь, Айрил догнал его, поравнялся. Лучи солнца искрились на снежной равнине, совсем скоро её будут топтать тысячи конских копыт. Совсем скоро.
*
Олдер осадил коня, отыскал глазами герцога Вальдена, спросил поспешно:
— Что у нас?..
Герцог подъехал ближе, смотрел наравных, прямо в лицо.
— Я поставил конницу на флангах, у нас её много, мы окружим их армию и уничтожим. Мы заняли удобные для нас позиции, равнина позволит нашей коннице обойти их… Мы вынудили их придти сюда, они ещё сами не знают…
— Смотрите! — закричал кто-то рядом, перебивая. — Они трубят выступление, они наступают… Наступают!
Олдер перевёл взгляд на герцога, вопросительно приподнял брови, спросил:
— Почему?
Первые несколько секунд герцог не нашёлся, что ответить, он и сам этого не понимал, почему армия герцога Райронского перешла в наступление? Их меньше и значительно меньше, вдвое, если верить донесениям разведки, почему же тогда?..
— Это отчаяние, господин Майнор, им нечего терять, они отчаялись. — Он нашёл объяснение, и сам готов был в него поверить. — Вы сказали ему о его семье?..
— Именно это я и сделал…
— Поэтому он и объявил наступление, он отчаялся, он плохо соображает, что делает, идёт на самоубийство… Раньше он защищал жену и сына, а теперь ему некого защищать…
Олдер молчал, не сводя взгляда с лица герцога, потом спросил:
— Скажите мне, герцог, мы победим?
— Нет никаких сомнений, мы просто не можем проиграть.
— Заверьте меня, убедите… Мне не нравится это, — он указал рукой на надвигающуюся армию Райрона. — Хотя и отчаяние его я тоже не исключаю…
— Всё будет хорошо, господин Майнор, поверьте мне.
Олдер помолчал немного, потом добавил:
— Тогда трубите начало атаки.
Герцог Вальден махнул рукой группе сигнальщиков с трубами, декабрьский воздух разорвал громкий звук труб, играющих атаку. Сигнал прокатился влево и вправо по флангам, там его передавали свои сигнальщики. Армия задвигалась, как большая яркая змея, колыхнулась чешуёй доспехов и щитов. Тысячи рыцарей закрывали сейчас лица свои забралами, чтобы открыть их потом после боя или не открыть вообще. Лучники прилаживали стрелы, оруженосцы в последний раз проверяли оружие, волновались перед боем.