Он рассмеялся, а я хлопнула дверью.

   Спустя час я из спальни выскочила, ликуя и размахивая нужной бумажкой.

   - Вот!

   Глеб, который как раз с интересом разглядывал мои картины, выстроенные рядком возле стены, оглянулся через плечо.

   - Что?

   - Генеральная доверенность, которую ты оставил своей жене на продажу квартиры! - Я снова бумажкой помахала и посмотрела на Мартынова с торжеством. Мол, игра окончена, дальше водить меня за нос у тебя не получится! Но он совершенно не впечатлился, вместо того, чтобы заволноваться и начать просить у меня прощения за дурацкий розыгрыш, кивнул на картины.

   - Ты рисуешь?

   - Рисуют дети в детском саду. Я пишу.

   - Художница, что ли?

   - Да. Глеб, ты слышишь меня? Я доверенность нашла!

   - Поздравляю тебя. И что там написано?

   - Ты издеваешься?

   - Даже не думал. Вот эта мне нравится. Это с нашей крыши?

   - Не с нашей, а с моей, - тут же поправила я его. - Ты обещал.

   - Да помню.

   Доверенность его нисколько не заинтересовала. Я из-за этого расстроилась, присела за стол и ещё разок пробежалась глазами по тексту. По мне, так всё выглядит официально и вполне законно. Даже печать стоит в углу. А Глебу всё равно. Я побарабанила пальцами по столу, разглядывая полоску кожи, появившуюся на мужской спине между задравшейся футболкой и поясом джинсов.

   - Глеб!

   - Ну что?

   - Это генеральная доверенность. Это документ.

   Он выпрямился и обернулся.

   - И что?

   - Я тебя сейчас стукну, честное слово.

   - Какая же ты настырная женщина, Евгения, - посетовал он. Присел за мой рабочий стол и открыл папку с эскизами. Подобная бесцеремонность и неуёмное любопытство, меня жутко раздражало, но я крепилась, потому что у меня было дело поважнее. - Ну что там может быть написано?

   - Всё по делу, - заверила я его, дрожащим от негодования голосом. - Ты разрешил ей продать квартиру, официально.

   - Ничего я не разрешал.

   - Но тут подпись твоя стоит!

   - Я ничего не разрешал и ничего не подписывал.

   - Как же так?

   Он устало посмотрел.

   - Когда доверенность составлена?

   Я сунулась в бумагу.

   - 28 мая.

   - Этого года?

   Я кивнула.

   - Замечательно, - отозвался Мартынов. - Особенно радует то, что меня в городе не было больше года.

   Последняя надежда умерла. Я облокотилась на стол и пустым взглядом упёрлась в эту филькину грамоту. Глеб тем временем с большим интересом проглядывал мои наброски, даже лицом посерьёзнел, и выглядел немного уморительно. Можно подумать, что хоть немного разбирается в том, что видит. Но вдруг его лицо разгладилось, и Глеб разулыбался.

   - О! А это тоже ты рисовала?

   Я не сразу поняла, о чём он. Привстала на стуле, пытаясь увидеть, что его так удивило, и тут же подскочила, как ужаленная.

   - Не трогай!

   - Почему? Классные тролли. Вот этот особенно, смотри, какая физиономия хитрющая.

   Когда он сказал про троллей, я замерла и на него уставилась. Он не смеялся, не издевался, и, кажется, на самом деле заинтересовался.

   - А зачем ты их рисуешь?

   Я стояла за плечом Глеба, смотрела на своих троллей и словно сама их впервые видела. Прежде чем ответить, подумала.

   - Это иллюстрации к одной детской книжке. Издательство конкурс объявило... Так, дай сюда. Я просто балуюсь.

   Папку я у него отобрала и сунула на верхнюю полку стеллажа.

   - Так и что?

   - Что? - не сразу сообразила я.

   - С конкурсом.

   - С каким конкурсом? Ты бы лучше о доверенности думал!

   - А чего о ней думать? Липа, она и есть липа.

   - Глеб, но это же преступление! Подделка документов!

   - А я спорю разве?

   - Ты как-то подозрительно спокоен, - нахмурилась я. - Где твоя жена живёт? Поехали, выясним всё и...

   - Откуда я знаю, где она живёт? Меня больше года здесь не было. Может, её и в городе уже нет.

   - Как это? - Я настолько обалдела от такой информации, что надолго застыла посреди комнаты. - А как же мы её искать будем?

   - Попытаемся узнать, где она. За два года жизни в этом городе, у неё должны быть здесь какие-то друзья или знакомые.

   - Что ж ты за муж такой? Не мудрено, что она с тобой развелась! Ты говоришь о ней, как о чужой!

   - А она мне родная, что ли? Поженились по глупости, побаловались да разбежались.

   Я лишь головой качнула.

   - Вообще не понимаю, что ты мне говоришь. Почему-то мне кажется, что ты мне врёшь.

   Он вытаращился на меня, изображая оскорблённую невинность.

   - Да я вообще никогда не вру. Кого хочешь спроси!

   - Интересно - кого? Жена, и та от тебя сбежала.

   Когда я отвернулась, мне послышался смешок. Я быстренько оглянулась через плечо, Глеб был вполне серьёзен и даже не улыбался.

   Чтобы хоть как-то успокоиться, я открыла холодильник, придирчиво оглядела полки, полные продуктов и принялась доставать нужное. Мои действия Мартынова заинтересовали.

   - Что у нас на обед? - невинно поинтересовался он.

   - Не знаю... Греческий салат и ростбиф. - Я вздохнула. - И тесто поставлю. Сил моих нет всё это выносить.

   Глеб наблюдал, как я подвязываю фартук, расправляю его, чтобы каждый цветочек был хорошо виден, поправляю бантик, потом выбираю нож. Ножи у меня дорогущие, фирменные, в специальной подставке, дядя мне их из Германии в прошлом году привёз в подарок. Я их обожала, особенно за ярко-оранжевый цвет ручек. Каждый раз перебирала, вытаскивала по очереди, словно не знала, где какой торчит. Знаю, конечно, просто мне процесс нравится.

   Сонька как-то сказала, что решила психологом стать, насмотревшись на меня на кухне. Говорит, у меня явные проблемы с психикой. А я неожиданно поняла, что мне даже возразить нечего. Да и страшно, если честно. Разозлишь Соньку, а она потом опыты на мне ставить будет.

   - Что ты собираешься делать?

   Я посмотрела на Мартынова, который внимательно за мной наблюдал.

   - Мясо резать буду, а что?

   - Уж больно уверенно ты нож держишь. Не по себе мне как-то.

   Я обворожительно улыбнулась.

   - Ещё слово - и обедать будешь за дверью этого дома.

   Он ухмыльнулся.

   - Понял, не дурак.

   Я привычно расправилась с вырезкой, украдкой наблюдая за чужим мужчиной в своём доме. Он расхаживал по комнате, с любопытством разглядывал мои вещи, фотографии, добрался до книжного шкафа и провёл пальцем по корешкам книг. Мне отчего-то смешно стало.

   - И нечего фыркать, - мгновенно отреагировал Мартынов. - Книги я читаю.

   - Да я и не сомневаюсь! У тебя очень богатый лексикон, я заметила.

   Он обернулся и весело глянул на меня.

   - Я употребляю только литературные слова. Хочешь, поспорим?

   - На что? - не подумавши, брякнула я.

   Глеб сунул руки в задние карманы джинсов и посмотрел на меня со значением.

   - Ну, я не знаю...

   Я вспыхнула и из-за этого разозлилась.

   - Шёл бы ты отсюда.

   - Куда?

   - В магазин за хлебом. У меня в доме хлеба нет, так и знай.

   - Почему это? Хлеб - всему голова, забыла? Ах да, ты же действительно забыла, - он ехидно

   улыбнулся, - и вляпалась в такую историю. На диете, что ли, сидишь, Евгения? У баб от диет крыша едет.

   Я упёрла руку, в которой держала нож, в бок.

   - Если ты сейчас не уйдёшь, я в тебя чем-нибудь кину. И тебе очень повезёт, если это будет тарелка, а не нож.

   Он хохотнул, но прежде чем скрыться с моих глаз, заметил:

   - В этом фартуке в цветочек ты выглядишь премиленько.

   Дверь хлопнула, и я далеко не сразу поняла, что улыбаюсь. Спохватилась, даже нахмурилась, разозлившись на саму себя. Вот чего, спрашивается, я улыбаюсь? Вместо того, чтобы задуматься. У меня вообще сегодня такое чувство, что я утром не проснулась. Вижу какой-то глупый, дурацкий сон, потому что только во сне я могла бы впустить в дом чужого мужика, разговаривать с ним в таком лёгком тоне, да ещё и за хлебом его посылать. Я с самой юности, когда все подружки заводили себе мальчиков, страдали от несчастной любви, постоянно ввязывались в какие-то авантюры от любви же, ну и по глупости конечно, проявляла завидную осторожность. До появления Димки в моей жизни не влюблялась даже и всегда считала, что общаться с мужчинами не умею. Не получалось у меня вести с ними интимные беседы и зазывно улыбаться. Сонька как-то попыталась научить меня правильно стрелять глазками, но я при этом себя такой дурой чувствовала, что хохотать начинала прежде, чем объект моих стараний замечал моё "косоглазие". А вот мой новый знакомый меня злил и пугал в какой-то степени и, наверное, поэтому у меня рот практически не закрывался, от страха и волнения. Болтала какие-то глупости, смешила его своими высказываниями и чтобы чуточку реабилитироваться хотя бы в собственных глазах, мне оставалось надеяться, что терпение Глеба скоро закончится, и он исчезнет так же внезапно, как и появился в моём доме. А пока придётся его терпеть и играть по его правилам. Другого выхода я не видела.