И в других странах в прошлом последней опорой бога были женщины с неудавшейся личной жизнью: старые девы, матери, потерявшие детей, одинокие старушки.

Все-таки учиться у себя на родине Том не стал, предпочел уехать в Англию. Пять летных часов для стратолайнера не так далеко. Каникулы, летние и зимние, Том мог проводить с матерью. И на этот раз он прилетел в декабре. После промозглой, сырой Англии так приятно было погреться под летним солнцем!

Здесь и застала его эпидемия.

На третий день, когда стало ясно, что эпидемия опасна, Том сам пришел в Санитарный штаб, записался в карантинную команду. Матери он ничего не сказал: боялся, что она разволнуется, начнет уговаривать его уехать в Лондон, подальше от заразы.

Но в тот же день Флора Нгакуру сама завела разговор об отъезде.

- Когда у тебя кончаются каникулы, Том?

- Еще есть время, мама. Я заказал билет на послезавтра.

На самом деле Том бессовестно лгал: он и не собирался заказывать.

Мать посмотрела на него строго.

- Отмени заказ, Том. Будущему доктору негоже бежать от болезни. Не для того тебя учили.

И Том остался. А потом его поставили в пару с Ниной, и общее горе обернулось для него радостью.

Он стыдился своей радости, но не мог унять ее. Проснувшись поутру, с улыбкой думал о предстоящей встрече с беленькой москвичкой, расставшись, перебирал в памяти ее слова и взгляды. Так приятно было, что ойа все время обращается за помощью к нему: "Ой, Том, я совсем запуталась в этих дворах!", "Как вы думаете, Том, не взять ли анализ крови?", "Ой, Том, дайте руку, я ничего не вижу на этой лестнице!"

Любитель порядка и методичности, Том начертил громадную карту района. По ней удобно было составлять отчет, наглядно видно было, где эпидемия гаснет, где нарастает. И лишний предлог был, чтобы пригласить Нину:

- Совсем рядом. Минут на двадцать зайдем. Мама нас пирожками угостит,

- А ваша мама не рассердится?

- Что вы, она добрая. Только не говорите с ней о боге: она обидится.

Нина, конечно, разахалась опять:

- Ой, Том, неужели у вас так много людей верит в бога? А ваша мама считает его добрым? Как же она объясняет, почему он наслал эпидемию? Том, я не буду спрашивать вашу маму, я обещаю. Может быть потом, когда мы подружимся.

И Том возликовал молча. Как хорошо, что эта милая москвичка хочет подружиться с его мамой.

Потом они сидели над планом и ставили красные точки. Каждая точка-заболевший, отправленный в карантин, обреченный на гибель. Нина роняла слезы на схему.

- Подумай, Том, тридцать два человека за день! - И тут же силилась улыбнуться: - Ой, Том, я такая слезливая, наверное, из меня не получится врача!

Том утешал, а мать его кормила Нину пирожками - горячими, шипящими, масляными, с перцем, корицей и чесноком.

- Ой, тетя Флора, такие чудесные пирожки, я никогда не ела таких.

- Ой, Том, у тебя такая симпатичная мама! Если я поцелую ее, она не обидится?

И тут же:

- Тетя Флора, а что у вас на улице Благодати? Что там, клуб, склад или пента-кино? Почему столько женщин заболевших?

- Молитвенное собрание было,-созналась тетя Флора, мрачнея.

- Тетя Флора, вы скажите вашим знакомым, пусть не ходят в молитвенный дом до конца карантина. Я не хочу обидеть вашего бога, может, он и всемогущий на небе, но у нас на Земле нельзя без антисептики.

- Да, доченька. Я и сама думаю, что бог забыл нас. Правильно говорится в науке: Земля - песчинка среди звезд. Верно, бог и не замечает нас совсем.

После третьего посещения Нины тетя Флора сказала сыну:

- Том, голова у тебя есть на плечах, ты думаешь о чем-нибудь? Соседки спрашивают: "Невеста или кто?" Нет, уж ты не смущай северяночку, ищи свою, цитадельскую. Ведь эта приезжая не захочет с детишками возиться, четырехлетних сдаст в интернат. Знаешь, как у нас косятся на таких? Кукушками обзывают.

- Скажешь тоже, мама! Ну причем тут женитьба и детишки? Мы коллеги, мы работаем вместе, мы дружим.

- Чего там! Дело житейское. Все так: сначала дружат-потом женятся.

Ким с Ладой тоже заходили после обхода, ставили свои точки на карте. Лада-натянутая и утомленная, Ким - сурово насупленный. В его душу не проникла радость. Вот и Лада рядом, и ходят бок о бок с утра до ночи... Увы, Ким не сумел бы пировать во время чумы. Не научился снимать сочувствие вместе с халатом. Даже Нина, всплеснув руками, могла воскликнуть: "Только двенадцать точек новых, сегодня хороший день!" Ким сердито напоминал, что двенадцать точек - это обреченные люди.

Лада сказала ему однажды:

- Ким, ты ужасно правильный, ты правильный сверх меры, до отвращения. Нельзя быть таким непримиримым даже врачу. На свете существует естественная старость, каждую секунду кто-нибудь покидает этот мир, От похорон не уйти, но нельзя всю жизнь думать о предстоящих похоронах.

- А меня не устраивает политика страуса,-возражал Ким.-Не думать-значит не сопротивляться.

И, хмуря брови, рассматривал план, усеянный красной сыпью.

Сыпь гуще возле магазинов, у аэродромов, у вокзалов, на улице Благодати. Все это места скопления людей, тут люди заражают друг друга в толкучке. А откуда пришла болезнь? Кто принес ее в толпу? Не видать концов.

Но кончик высунулся неожиданно, совсем не там, где искали.

Однажды, стоя у плана, Ким ощутил покалывание под браслетом. Обычный вызов. Включил. На экранчике появилось незнакомое лицо - седое, морщинистое, но с розовой кожей- характерный симптом геронтита.

- Вы хотите посоветоваться со мной?-спросил Ким, напуская на себя бодрую уверенность.

- Ким, наконец-то,-прохрипел старик.-Значит, я вошел-таки в радиозону. Ну, что глаза таращишь, неужели я так изменился? Какая-то у меня болезнь кожи и волос. Наблюдай, собирай материал для диссертации.

Ким ахнул, догадавшись:

- Анти? Где ты подцепил геронтит?

- Геронтит? Значит есть ученое название? А у нас в справочнике нет такого. Все перепугались, кинулись в глайсер... и на Большую землю-в Дар-Маар. Штурман у меня оттуда, верит только дармаарским профилактикам. А я один остался. Капитан не оставляет корабля.

И запел, заливаясь бессмысленным смехом:

И хотя заманчива земля, тра-ля-ля"