Не суди книгу по обложке, а человека по внешности, она бывает обманчива. Но не всегда. В этот раз внешность полностью соответствовала тому, что было внутри у этой замужней пары на грани пенсии. Которых мы, совершенно не сговариваясь, дружно окрестили "грымзами". Сутулая, высушенная и напоминавшая воблу женщина всплескивала худыми руками и обвиняла нас, не затыкаясь и на минуту - это если мы вдруг попадались на ее глаза. Цепкие такие, маленькие и злобные глазки, в которые долго смотреть было элементарно противно. Муж ее, лысый и почти карикатурный представитель "за пятьдесят" поддакивал писклявым голоском, за что едва не схлопотал тумака от разозленного Егора. Для сумок наших под нижними лежаками места не нашлось, стол эти заставили сразу же, витиевато послав нас подальше со всеми претензиями на наши полки, и теперь еще это... не люблю таких людей. Больше потому, что ненавижу, когда кто-то необоснованно ставит себя выше других.

   Обычно я дипломат, предпочитаю уладить конфликт миром... но после того, как эта грымзина подняла руку на моего Егора, а лысый замахнулся на меня - терпение лопнуло. Опять крики, угрозы - мы переполошили весь вагон и проводницу. Но так ничего и не добились. Эти люди выставили нас какими-то монстрами, так что в итоге Егор плюнул на все и предложил уйти. Правильно. Не стоят они наших нервов - так я говорила? До сумерек мы сидели в вагоне-ресторане, смеясь, болтали ни о чем, целовались, переплетя руки. И никто нам слова не сказал. Наконец-то никому до нас не было дела.

   Но все хорошее когда-нибудь подходит к концу. Ближе к вечеру в ресторан набилось нереальное количество народа. И ну всем хотелось поглазеть на нас, тайком показывая пальцами и перешептываясь. Взгляды сверлили спину, и по ней прокатывались противные мурашки, нервировали. И пришлось возвращаться назад, в купе, где властвовали грымзы. Давно хотелось удобства, покоя и, главное, тишины, о чем пожаловалась Егору. Он прошел еще один вагон в молчании, но остановился в тамбуре и, сделав загадочное лицо, попросил подождать меня здесь. А сам убежал вперед.

   Через какое-то время я увидела презабавную и удивительную картину. Та самая грымзиная чета едва не расплющила меня дверью, а когда, собственно, увидели, перепугано шарахнулись назад и еще более ускоренно поспешили дальше, едва чемоданы свои не роняя. Как будто не меня, а смерть увидели...

   - И как ты умудрился от грымз избавиться? - поинтересовалась, с наслаждением усаживаясь на нижнюю полку, немного брезгливо сдвинув матрас. Глянцевая поверхность стола ловила редкие отблески фонарей и за это сразу взгляд зацепился. Неужели?.. Егор присел на стол, с довольной рожей кивнул, будто мысли прочитал. И я радостно вскинула руки в салюте, припевая что-то веселое.

   - Всего лишь сказал, что тяжелой мы страдаем тяжелой формой туберкулеза, о чем и решил предупредить хороших людей, чтобы они отсели подальше. И чего они убежали?.. - Парень деланно озадаченно качнул головой, но его глаза выдавали его с потрохами.

   - Не знаю, не знаю... - выдавила сквозь беззвучный смех, скрещенными руками пытаясь удержать дикий гогот в себе. Теперь-то ясно, почему они на меня так косились! Пальцы коснулись тыльной стороны ладони, переплелись с моими, потянули руку вперед. Егор наблюдал за движениями своего пальца, вырисовывающие круги на коже. А когда он поднял глаза, воздух сгустился и перестал поступать в легкие. Стало душно и одновременно так легко. Что такого, казалось? Простое прикосновение... но крышу от него сносит не хуже, чем от поцелуя.

   Бег поезда стихал, пока тот не остановился, и легкий толчок заставил нас вернуться из того странного состояния одержимости в реальность, немного успокоиться. Глянуть хоть на мир через тонкое стекло - что хоть там? А там царствовала ночь, разбавляемая желтым светом уличных фонарей. Высыпавшие на перрон люди кучковались возле далекой палатки, лавочек и уличных торговцах с чем-то вкусным. Вот в руках пожилого мужчины мелькнула бутылка пива, а затем и яркая, характерной формы упаковка, которую проводила более пристальным взглядом.

   - Мороженное...

   - Пошли, - плохо скрытым смешком проговорил Егорка.

   Бедный мужчина - его-то и заметила из окна - замучился искать в своем чудо-мешке-холодильнике именно персиковое мороженное этому привереде. Я обошлась простым, шоколадным, в которым больше измазала Егора, уже наедине, чем съела сама. Еще одну забаву нашла - пыталась извернуться и укусить его рожок, а парень, посмеиваясь, прятал его от меня, "тайком" кусая мимоходом. В общем, вели мы себя как дети, но ведь никто не видит, верно?

   А закончилось все долгими поцелуями в обнимку. Мешающий матрас и подушка были спихнуты прямо на пол. Я не помню, сама ли пробралась к устроившемуся рядом с окном Егору, или он меня усадил? Но не важно, не важно... Я таяла, чудом не расплываясь в лужицу, только от его близости, ласковых прикосновений. И сама не могла остановить свой руки, скользящие по его лицу, шее, рукам, забирающиеся в короткие волосы... Трудно было найти в происходящем намек на что-то более серьезное. Мы прикасались, потому что не могли иначе. Наша взаимная одержимость.

   И снова взгляд уткнулся в окно и прикипел к нему, к той темноте со смутными контурами проносящегося леса.

   - Знаешь, я недавно думала, что это неправильно. - Задумчивость развязала язык. В который раз думаю, что думать много вредно. Но язык этот чесался непереносимо, а душа желала поделиться наконец тем, что ее так угнетало.

   - Что?

   - То, что происходит между нами. Понимаешь, я все же тебе как мамочка была...

   - Очень надоедливая мамочка, - насмешливо вставил свои пять копеек Егор, щекоча дыханием шею, - которую столько лет хотел приголубить чем-нибудь тяжелым.

   - Как друг...

   - Которого тоже хотел приголубить, раздражал ведь. А когда потерял, то оказалось, что ошибался. Да. - Парень то ли усмехнулся, то ли фыркнул.

   - И тут...

   Тут рот мне прикрыли.

   - Дай угадаю. И помолчи немного, - шикнул он. Я послушалась только потому что кроме смеха в голосе Егора слышалась серьезность. - Я тоже об этом думал. И знаешь что понял? Мне все равно, что было в прошлом. Главное то, что происходит сейчас. Не надо зацикливаться на нем, на этой глупой разнице в возрасте. Она тебе серьезно мешает? Ты до сих пор считаешь меня ребенком?

   - Не сказала бы, - уклончиво откликнулась и тихо ойкнула от укуса в мочку уха.

   - Я позже вернусь еще к этому вопросу. Кстати, а ведь я знал, что когда-нибудь это случится. Что мы будем вместе.

   - Только не надо говорить, что ты в меня мелким влюбился, - притворно ужаснулась, прикладывая руки чуть выше сердца. - И прикрывался показной ненавистью, страдая, страдая...

   - Ничего подобного, - искренне возмутился Егор. - Когда ты впервые при мне рыдала после разрыва с очередным парнем, до меня дошло кое-что важное. Я хочу вырасти. Стать как эти твои парни, только еще лучше. И сделать так, чтобы ты никогда не плакала. - И тут же опустил с небес на землю. - Меня очень раздражал твой слезоразлив. Душу выворачивал, сбежать подальше хотелось, а не получалось. Твои руки фиг отцепишь. Так что видишь, нисколько не влюбился. Да и сейчас не люблю.

   А это было как пощечина.

   - Что? - прохрипела, поворачиваясь. Но кто мне дал. И он еще говорил, что у меня руки не расцепишь?

   А услышанное... так больно стало...

   Который раз замечаю, как Егор чутко ощущает перемены в моем настроении. Я его уже про себя телепатом называла. Поцелуй в щеку и укрепившиеся объятия. Или я сама себя выдала, мертвой хваткой вцепившись в его руки?

   - То, что я испытываю, на любовь не похоже - на то, что испытывал обычно. Это что-то... - Егор замялся, подбирая слова. - Сильнее. А что - кто поймет. Я дорожу тобой, хочу, чтобы ты была рядом, счастливая и улыбающаяся. Такой ответ тебя устроит?

   - А что будет через несколько недель? Месяцев? Разбежимся, как и все остальные. И клянись, не клянись - так и будет. Мы из разных миров, и разница... это неправильно.