— Послушайте, — начал Воллер, — вы заполучили товар на миллион за какие-то паршивые сорок долларов.
— Да? — удивился Джонни. — А за сколько ты продал свою последнюю песню?
— Не важно, — отрезал тот. — «Фруктовая ириска» — моя лучшая вещь. Здесь есть и мелодия, и ритм, и слова. Да, приятель, какие слова!
— Ты про слова, или, как ты их еще зовешь, — стихи? — с издевкой сказал Джонни и процитировал: — «Я люблю фруктовые ириски, фруктовые ириски, липкие и сладкие, липкие и сладкие фруктовые ириски». Да недоразвитый ребенок напишет лучше.
— Вы не ощущаете ее, — вскричал Вилли Воллер. — Главное — не что говорится, а как. И ритм, ритм! Вот что важно.
Он отставил рюмку с недопитым виски и начал выстукивать ритм ладонями по стойке из красного дерева. Затем он запел:
— Я люблю фруктовые ириски, фруктовые ириски, липкие и сладкие, липкие и сладкие фруктовые ириски.
Шагах в пяти от них тапер-ревматик начал что-то бренчать на своем пианино. Получалось неплохо, а главное — громко, так что Вилли Воллер бросил упражняться в вокале, показал дрожащей рукой в сторону инструмента и его мучителя и крикнул:
— Послушайте его, разве это музыка?
— Он хотя бы не напрягает связки, — громко сказал Джонни, стараясь заглушить металлический стон пианино.
— Такая музыка ушла вместе с Робертом Ли! — крикнул в ответ Вилли Воллер. — Это — старье, приятель. Песня завтрашнего дня — «Фруктовая ириска». У нее есть ритм, настоящий ритм. Музыканты взвоют от восторга.
— От восторга взвоют все соседские кошки, — ответил Джонни.
Вилли Воллер бросил на Флетчера уничтожающий взгляд:
— Ну ты отстал, парень.
Затем он решительно вытащил из нагрудного кармана сложенный лист бумаги и заявил:
— Сейчас я покажу, как она звучит по-настоящему…
— Постой, — воскликнул Сэм, — это моя песня!
Он попытался выхватить бумагу у песенника из-за спины Джонни, но Воллер увернулся.
— Это только копия. Оригинал у тебя… — извиняющимся тоном произнес он.
Подхватив рюмку с виски, он направился к пианино. Отклонившись от курса сначала вправо, затем влево, он все же сумел достичь места назначения. Протянув ноты таперу, Воллер сказал:
— Сбацай-ка это на своем инструменте. Играй, играй!
Тот просмотрел сочинение, промычал себе под нос несколько нот и положил листок на пюпитр.
— Я рядом, — приободрил его Вилли Воллер.
Тапер заиграл. Воллер шлепнул ладонью по крышке инструмента и воскликнул:
— Быстрее, быстрее, ритм давай!
Тапер вошел в раж, а Вилли Воллер запел:
Я люблю фруктовые ириски, фруктовые ириски,
Липкие и сладкие, липкие и сладкие фруктовые ириски…
Затем он стукнул кулаком по крышке еще раз и снова крикнул:
— Ритм, ритм!
Допив остаток виски, он небрежно отодвинул рюмку.
— Давай сначала!
Вдруг лицо его перекосилось, и он схватился за сердце. Пошатнувшись, песенник пронзительно вскрикнул и рухнул на пол. Тапер, взяв было аккорд на басах, тут же перестал играть. Его взгляд теперь был прикован к человеку, растянувшемуся на полу.
Сидевший за стойкой Сэм пояснил:
— Так падают только от виски.
Джонни соскочил со стула, быстро подбежал к пианино, склонился над Вилли Воллером и посмотрел ему в лицо. Через мгновение, подняв глаза на Сэма, Джонни удивленно объявил: «Он мертв!»
Глава 3
Вилли Воллер отправился к праотцам вскоре после того, как часы пробили половину пятого. Десять минут седьмого у лейтенанта Тарга из отдела убийств наконец нашлось время, чтобы поговорить с Джонни и Сэмом. К этому времени патологоанатомы уже осмотрели тело Вилли Воллера, а полицейские все сфотографировали под разными углами, осмотрели и задали множество вопросов. Полчаса они мучили вопросами бармена, а теперь лейтенант Тарг решил, что настал черед Джонни и Сэма.
— Кроме покойника, из посетителей здесь были только вы? — начал Тарг.
— Ага, — сказал Джонни, — и убийца здесь тоже был.
— Какой убийца?
— Тот, кто подсыпал цианид в виски.
— Какой цианид?
— У меня есть уши, — обиделся Джонни. — Я хорошо слышу. Доктор сказал вам, что Воллер отравился цианидом.
— Хорошо, хорошо, — примирительно сказал Тарг. — У вас есть уши. Большие уши. И вы ими внимательно слушали. А вы не слышали, может, кто-то мне сказал, что это было убийство?
— Конечно убийство, а что же еще?
— Например, самоубийство.
— Меня не обманешь! — разозлился Джонни. — Если бы вы здесь присутствовали, наверняка бы поняли, что это не самоубийство. Не похоже, что он решил свести счеты с жизнью.
— Допустим, — согласился лейтенант Тарг, — это было убийство, а вы с приятелем были в это время единственными посетителями.
— Но-но! — Поднявшийся с места Сэм явно почувствовал тревогу.
Джонни остановил его быстрым движением руки.
— Нет, мы были не одни, — твердо сказал он лейтенанту полиции. — В конце стойки сидел еще один человек…
Лейтенант Тарг пристально посмотрел на Джонни и перевел взгляд на бармена:
— Это правда?
Бармен встрепенулся:
— Да, здесь сидел один тип, когда они вошли, но он ушел до того, как Воллер отдал концы.
— Но после того, как Воллер взял рюмку и оказался у пианино, — вставил Джонни.
— Подождите, — сказал полицейский.
Он подошел к инструменту, где на стуле, угрюмо нахохлившись, сидел тапер, и обратился к нему:
— Вы все время сидели лицом к двери…
— Да, — перебил его тапер, — но я не помню, кто…
— Так вспомните! — рявкнул лейтенант.
— В конце стойки действительно кто-то сидел, — неуверенно начал тапер. Он поискал кого-то глазами за спиной лейтенанта Тарга. Джонни Флетчер быстро повернул голову и увидел, как бармен сделал какое-то движение рукой.
Джонни тут же подскочил к стойке и ткнул бармена пальцем в грудь:
— Не подсказывай!
— Я отгонял муху, — смутился бармен.
Лейтенант Тарг мгновенно оказался рядом:
— Я все слышал.
— Тот тип даже близко ни к кому не подходил, — испуганно пролепетал бармен, — а ушел он, когда они запели.
— Напряги свои мозги еще разок, — угрожающе сказал лейтенант. — Ведь ты его знаешь.
— Не знаю, — всполошился бармен. — Я видел его раз или два, но никогда с ним не заговаривал. Посетители в мои дела не лезут, а я в их дела не встреваю…
Детектив вернулся к пианино и спросил тапера:
— А вы его видели?
Взгляд пианиста метнулся было опять в сторону бара, но он заметил суровое выражение лица детектива и сознался:
— Тот тип приходил сюда несколько раз, но Мэт прав, он никогда ничего не говорил. Сидел он всегда у края стойки. Сидит, бывало, там и ни с кем не разговаривает. Только раз, правда, он сказал…
— Что?
— Я сидел слишком далеко и ничего не слышал, — покачав головой, произнес пианист.
Лейтенант снова подошел к бармену:
— Что он сказал?
— Было это на прошлой неделе, — с мрачным видом признался бармен. — Сидел он здесь и тоскливо пил пиво из кружки. Тут кто-то зашел и поздоровался с ним…
— Как он его назвал?
— Никак. Тот ничего больше не сказал, но похоже было, что они знакомы.
— Но как он к нему обратился?
— Я пропустил мимо ушей, — помрачнев еще больше, заявил бармен. — По-моему, он назвал его Ник или, может быть, Дик.
— Значит, он сказал «привет, Ник» или, может быть, «привет, Дик». Кое-что мы выяснили. Теперь постараемся выяснить еще немного. Ник или Дик сюда часто приходит?
— Нет, нет, — запротестовал бармен, — он заходил сюда всего раза два или три.
— Вы сначала сказали, что раз или два.
— Ну, может быть, два или три раза, не знаю…
— Послушайте, лейтенант, — оживился вдруг Джонни, — становится поздно. Я пригласил даму на обед, так что если я вам больше не нужен…
Лейтенант обернулся к Флетчеру:
— Ваше участие может потребоваться на слушании дела. Я запишу ваши имена и адреса.