Взяв чашку с кофе, которую она протянула ему, он устроился с одного края большого кресла, или, скорее, маленького диванчика, а она, скинув туфли и подогнув под себя одну ногу, уселась рядом с ним. Ее колено почти касалось его бедра. О боже, подумал он, почему она не убирает его?

— Джин, а почему ты не замужем? — неожиданно для себя спросил он.

— А с чего вдруг такой вопрос?

— Ну как же, — сказал он более мягко. — Тебе двадцать семь, и ты красивая, живая, талантливая...

— Ты хочешь сказать, что я разношу почту талантливо?..

— Ты смеешься надо мной, а я серьезно.

— Когда ты серьезен, у тебя появляется небольшая морщинка между глаз. — На какое-то мгновение она коснулась его лба. — И это делает тебя старше.

— Я и есть старше. Так почему все-таки?

Она потянулась.

— Может быть, потому, что я была часто неприветлива и холодна.

— А что сделало тебя такой? Несчастная любовь?

— Можно сказать и так, — тихо произнесла она и снова отхлебнула кофе. Он показался ей горячим, и она поставила его на поднос, чтобы остыл.

— А что случилось? — спросил Майкл как можно мягче. Положив руку на спинку кресла, он повернулся к Джин лицом. Когда его колено коснулось ее, он ощутил легкий трепет в ней, но она не отодвинулась.

— Это старая история. Ничего из того, что не испытали уже миллионы других людей.

Она коротко рассмеялась и подняла глаза. В них было нечто, чего он не видел прежде: какая-то глубокая затаенная боль.

— А ты действительно подходишь для своей работы, — сказала она. — Настоящий психолог. Не припомню, чтобы я когда-нибудь так много говорила о себе в один вечер.

— А ведь ты на самом деле сказала не так уж много. То, что я спрашиваю тебя сейчас, мне действительно важно знать.

— Хочешь наставить на истинный путь?

— И не собираюсь.

— Ну да! Ведь это твоя профессия.

— Я хочу помогать людям. Если у них есть проблемы, я стараюсь, чтобы они поняли их природу и самостоятельно справились с ними. Я не психиатр и имею дело с нормальными людьми. Кроме того, я здесь у тебя не как воспитатель, а как друг. Так что же произошло?

Джин почувствовала, как кровь прилила к лицу. Никогда и никому не рассказывала она о своем прошлом. Но Майкл был не просто первый встречный, и ему, пожалуй, она могла кое-что рассказать.

— Мои родители разошлись, когда я была маленькая. Вот и все.

— Это было отвратительно?

— Да нет. Просто болезненно.

Он коснулся ее своей рукой, мягко провел ладонью по волосам и легонько погладил пальцами шею.

— Сколько лет тебе было?

— Семь.

— И ты понимала то, что произошло между ними?

— Ничего ужасного. Но я поняла, что отец, которого я обожала, который часто носил меня на плечах и читал сказки на ночь, ушел и увел с собой моего маленького брата.

— Я не знал, что у тебя есть брат.

— Его и нет. Во всяком случае, практически все равно что нет. С тех пор я не видела ни того, ни другого.

— Ни разу? — Он не мог поверить в это. Большинство разводов включали право посещения детей.

— Ни разу, — спокойно уточнила она.

— Но неужели твоя мать не хотела увидеться с ним?

— Если и хотела, то никогда не говорила мне. Как только они уехали, она никогда больше не упоминала их имен. Словно они умерли...

— Господи, Джин, мне очень жаль. А ты любила своего брата?

— Я его обожала, — произнесла она.

— И тебе было больно?

— Да.

— А как твоя мать?

— Моя мать замкнулась в себе и почти не занималась мной. Мне было тринадцать лет, когда она умерла. Я не могу даже сказать, что очень тоскую по ней, ведь мы никогда не были близки. Не думаю, что мы хоть раз поговорили с ней откровенно. Не помню, чтобы она когда-нибудь даже ругала меня...

— А кто о тебе заботился после ее смерти?

— Кузина моей матери. Она была замужем, но детей и опыта общения с ними у нее не было. К счастью, я была вполне самостоятельной. Мне дали комнату и еду. В большем я не нуждалась. Те небольшие деньги, что остались после смерти матери, дали мне возможность поступить в колледж. Я получила право на стипендию для учебы за границей. Работала, сколько себя помню, поэтому смогла год прожить в Канаде, в Квебеке. — Голос ее окреп: самое худшее она уже рассказала. — После окончания я получила диплом, который был мне нужен. Своего рода свидетельство независимости.

— Но ты никак его не использовала.

— В смысле работы, занятости — нет. Было много других вещей, которыми мне хотелось заняться.

— Но среди них не числился брак. Или хотя бы просто любовь.

— Нет, не числился.

— Мне очень жаль, — сказал он с таким откровенным сожалением, что она подняла на него глаза и улыбнулась.

— Нет нужды. У меня все в порядке. В самом деле. — Странно, но она чувствовала себя более чем в порядке: она ощущала невидимую тонкую связь с Майклом. Его лицо казалось родным, а черты такими дорогими и милыми. От его присутствия рядом возникало чувство комфорта и успокоения, и, когда он потянулся опять и погладил ее щеку тыльной стороной руки. Джин невольно подалась навстречу ей.

— Любовь может быть такой прекрасной, — прошептал он.

— А жизнь без любви — спокойной и размеренной, — ответила она так же тихо.

— Но в таком случае что-то теряется.

— Нет. Когда человек ничего не ожидает, каждое маленькое удовольствие становится более полным.

— Но когда ты не знаешь, что упускаешь... — начал он, и недоговорил, прильнув губами к ее губам.

4

Джин не могла устоять перед этим маленьким удовольствием. Это было прекрасное завершение вечера, идеальный способ забыть о вопросах, которыми Майкл засыпал ее. Она целовалась раньше, но с такой нежностью, с таким чувством — никогда. Возможно, это было вызвано их разговором, той духовной близостью, которая возникла между ними, возможно, чем-то еще, но она не собиралась задумываться над этим, а просто ощущала, как ей хорошо.

Его губы ласкали ее легко, уверенно, спокойно. Какая-то неведомая сила подняла ее от земли, унося все выше и выше... И у нее не было ни малейшего желания возвратиться на землю.

— Я должен остановиться? — тихо спросил он, чувствуя, что ему все трудней контролировать себя.

— О нет, — прошептала она. — Это так хорошо.

— Обними меня.

Их губы едва соприкасались, словно мягко шепча что-то друг другу, словно ловя дыхание в тот самый миг, когда оно появлялось. Джин пробежала пальцами по его волосам — густым и теплым, а губы имели ароматный кофейный привкус. Закрыв глаза, она погрузилась в какой-то странный транс, спокойный и в то же время возбуждающий.

А когда он уткнулся лицом ей в шею, она обняла его еще крепче.

— О, Майкл, — простонала Джин, трепеща от удовольствия.

— Скажи это снова, — шепнул он в ответ. — Мое имя. Ты никогда не произносила его.

— Разве? Я говорила мысленно, по крайней мере.

— Произнеси его вслух.

— Майкл, — прошептала она снова.

Он поцеловал ее на этот раз более решительно, и она не возражала. Мягко придавив ее спину к подушкам, он целовал ее закрытые глаза, бархатисто-нежные щеки с чуть заметными веснушками, полуобнаженные плечи и руки, заставляя испытывать огромное наслаждение. Переменив положение, он сильнее обхватил ее. Она откликнулась полувздохом-полустоном.

— Я не делаю тебе больно?

— Нет, нет. Мне хорошо.

Ее тело начало льнуть к нему в какой-то неосознанной потребности еще большего удовлетворения, которое начинало томить ее.

Его губы вновь прижались к ее губам, а рука скользнула к основанию шеи. Тонкая ткань платья дразнила его запястье, но он не спешил, поглаживая нежную кожу, прежде чем сдвинуть эту ткань. И лишь понемногу, как будто случайно, он, наконец, обнажил ее грудь.

Джин чувствовала себя переполненной сладостными ощущениями, которые вызывало каждое его прикосновение. Дыхание ее участилось. Это было так ново и необычно, так не похоже на те неуклюжие и грубые ухаживания и объятия других мужчин, что она не могла поверить в реальность происходящего. Майкл не делал ничего оскорбительного, и у нее не возникало желания оттолкнуть его. Пальцы двигались плавно, поглаживая упругую выпуклость груди. Ощущение было божественным, но уже недостаточным ни для него, ни для нее.