— Подумать о том, как я выгляжу? — переспросила Лизбет. — С какой стати?

— А с такой, что на вас будет смотреть обаятельный мужчина. Пора уже вам думать о таких вещах, не все же скакать козленком.

— Обаятельный? — задумчиво повторила Лизбет. — Возможно. Но, по-моему, он способен быть беспощадным и суровым, если захочет.

— Так вы уже видели его? — воскликнула няня и запричитала: — И он, значит, видел вас в таком виде, с растрепанными волосами, в грязном переднике. О небо, что он только мог о вас подумать?

— Мне все равно, что он там подумал, — ответила Лизбет. Но она говорила неправду. Он поцеловал ее! Она до сих пор не пришла в себя от потрясения, все еще продолжала испытывать негодование и изумление, которые испытала, когда он схватил ее в объятия. Она ощутила его напор и силу, и, прежде чем успела вскрикнуть или даже вздохнуть, его губы завладели ее губами.

Никогда ни один мужчина не подходил к ней так близко, не прикасался так смело. Она хотела намертво сжать губы, но не смогла. Она не сумела дать отпор. Его поцелуй был совсем не такой, как рисовало ей воображение. Непонятным образом он сорвал с нее покров благовоспитанности, и она, беззащитная, оказалась полностью в его власти. Он победил ее не только физически, но и морально, поскольку взял то, что не принадлежало никому и никогда. Поцелуй! И теперь она уже не та юная невинная Лизбет, какой была еще этим утром.

Незнакомый мужчина поцеловал ее — и с ее глаз спала пелена! Лизбет впервые ощутила себя не сумасбродной безответственной девчонкой, а женщиной с глубокими чувствами, которых прежде в себе не подозревала.

Лизбет молчала, пока няня приводила в порядок ее волосы — зачесывала их со лба назад и старательно укладывала под маленькой бархатной шапочкой. Зеленое бархатное платье подчеркивало цвет ее глаз, а низкий вырез — белизну ее кожи.

Скромно, с прирожденным достоинством она медленно вошла в парадную залу, где уже собрались ее отец, мачеха, Френсис и Родни Хокхерст, чтобы следовать в столовую. Родни смотрел на Филлиду и не сразу заметил появление Лизбет. Но когда сэр Гарри повернулся к ней, он тоже взглянул и немедленно узнал ту девушку, которую поймал в кустах сирени и легкомысленно поцеловал за то, что она сбила с него шляпу.

Она приблизилась к нему, и его охватило одновременно смущение и веселье.

— Это моя дочь Элизабет, — объявил сэр Гарри, и в лицо Родни посмотрели два зеленых глаза. И он испытал непонятное чувство, как будто этот миг необыкновенно важен для него, но почему и чем — он не имел ни малейшего представления.

Роса еще не успела высохнуть, когда Родни вышел из дома и через парк направился вниз к озеру. Коровы бодро щипали свежую весеннюю травку, под деревьями лежали олени и настороженно следили, как он шагает мимо, слишком погруженный в свои раздумья, чтобы их замечать.

Родни проснулся задолго до того, как бледный свет зари проник между тяжелыми шторами на его окне. Он был слишком взволнован, чтобы крепко спать в эту ночь, в чем сам себе признавался со стыдом. И вовсе не отборные вина, которыми угощал его сэр Гарри, и не изобилие роскошных яств за ужином явились причиной бессонницы, но осознание того, что он преуспел в своей миссии и получил то, о чем страстно мечтал. Собственный корабль! Ему еще не верилось, что это стало явью. Завтра он помчится в Плимут и пустит в оборот деньги, которые нужны на покупку «Морского ястреба». Эта мысль так возбудила Родни, что он едва удержался от того, чтобы сию секунду не выскочить из постели и не устремиться на побережье.

В то же время его начали одолевать страхи. А что, если негоцианты не сдержат слово и продадут «Морского ястреба» покупателю более богатому и знатному? Что, если качества корабля не настолько высоки, как он надеялся? Может быть, он не такой быстроходный и маневренный, как ему представлялось?

Эти сомнения заставили Родни выбраться из постели и подойти к окну. Он раздвинул шторы и выглянул наружу. И в первое мгновение увидел перед собой не сад с зацветавшими деревьями, не птиц, порхавших с одного куста на другой, а серый пустынный горизонт, и устремил глаза на смутную точку в том месте, где небо сливается с морем.

Сколько раз в течение долгих часов, дней, недель он вот так же устремлял глаза вдаль, мечтая увидеть приближающийся корабль.

Мычание коровы напомнило Родни, что он пока еще на берегу, в роскошной спальне для гостей с расшитым вручную шелковым пологом, где в отполированную до зеркального блеска мебель можно было смотреться так же, как в большое металлическое зеркало.

Родни оделся, тихо вышел из комнаты и, никого не потревожив, покинул дом. Пока он шел через парк, его мозг живо прикидывал, что понадобится для экипировки корабля, что именно следует приобрести в первую очередь, как подобрать команду. Вопрос с командой решался не так просто, как хотелось, после того как Дрейк и десяток других доблестных мореплавателей разобрали самых лучших и опытных людей.

Но этим утром предстоящие сложности не в состоянии были надолго повергнуть Родни в уныние. То, что самая трудная часть задачи выполнена, уже само по себе казалось невероятным чудом — он собрал деньги на корабль! Но как ни заставлял он себя верить в успех, в глубине его души все же таился страх неудачи.

Крестный, сэр Френсис Уолсингем, оказался щедр сверх всякой меры. До своего приезда в Уайтхолл Родни еще не знал, что любой предприимчивый моряк вправе рассчитывать на поддержку и помощь статс-секретаря. Болезнь вынуждала сэра Френсиса вести кабинетный образ жизни, но, страдая от приступов подагры, он, как это часто бывает с людьми слабого здоровья, испытывал склонность к войне и насильственным методам в политике.

Осторожность Берли и непрестанные лавирования королевы, пытавшейся сохранить мир с испанцами, угнетали и разочаровывали его. Он верил, что единственно возможный способ разрешения конфликта с Испанией — война и подчинение ее Англии. Он помогал Дрейку, используя все свое влияние, и в равной степени готов был помогать Родни, хотя и решил в этом случае ограничиться только денежной помощью.

Дрейк снова был в милости у королевы, и, хотя официально она все еще протягивала руку дружбы Филиппу Испанскому, тем не менее назначила человека, которого испанский посол прозвал «мировым вором», командовать эскадрой, с которой тот мог бросить вызов растущей мощи Армады.

Сэр Френсис полагал, что сейчас не самое подходящее время поощрять в молодых людях посторонние интересы. Приготовления к войне шли полным ходом, как ни пыталась королева закрывать на это глаза. Родни мог бы подождать со своей просьбой и более спокойного момента. Тем не менее сэр Френсис дал крестному две тысячи фунтов, свое благословение и рекомендательное письмо к сэру Гарри Гиллингему.

На все — шесть тысяч фунтов! Родни вдруг с внезапным страхом усомнился в том, что этого хватит. Что, если он недооценил объем всего необходимого для морской экспедиции? Но и это тревожное чувство покинуло его так же быстро, как и появилось. Какое значение имеет нехватка продуктов, лишения и даже голод, если он знает, что получит корабль и выйдет в нем в море бороздить пенистые волны Атлантики?

— Это вы о корабле мечтаете или о даме сердца? — спросил веселый голос.

Родни вздрогнул и, обернувшись, увидел под каштаном Лизбет, которая сидела верхом на белой лошади. Родни настолько увлекся своими мыслями, что мог бы пройти мимо, не заговори она с ним.

— О корабле, — ответил он, невольно улыбаясь в ответ на ее улыбку.

— Так я и думала, — ответила она. — Бедная Филлида.

В ее голосе прозвучала явная насмешка, заставившая его сердито вспыхнуть.

— Эти двое неразделимы, — быстро сказал он. — От успехов моего плавания зависит будущее благополучие Филлиды.

Еще не окончив говорить, он уже мысленно выругал себя за то, что оправдывается перед девчонкой. А она, словно почувствовав его досаду, тихо засмеялась и с неожиданным проворством соскочила с лошади. Одета она была так, как одеваются для верховой езды юноши: в короткий камзол, узкие бриджи и высокие, почти до самых бедер коричневые сапоги. Щеки у нее разрумянились, глаза сияли, волосы вздымались надо лбом огненным нимбом.