Я хотела бежать, но ноги мои точно приросли к земле.

Мы стояли оба, не шевелясь, и смотрели друг на друга. Наконец я немножко пришла в себя. «Почему он не бросается на меня? Может, он ручной?» - подумала я и осторожно начала пятиться назад.

Волк не двинулся с места. Он стоял, вытянув острую морду, и принюхивался. Я осмелела, потихонечку пошла. Волк стоял. Я пошла быстрее. Волк тоже заковылял за мной. Не раздумывая больше, я пустилась бежать. Оглядываясь на ходу, видела, что волк трусит следом. Придерживая рукой кувшин, чтобы не расплескать молоко, я побежала быстрее. Я уже не смотрела назад, чувствуя, что волк и не думает отставать.

«Только бы не упасть, - думала я. - Он сразу тогда набросится». А вокруг, как назло, ни души, и до деревни еще порядочно. Вдруг я увидела, что из-за поворота на телеге выехал человек.

- Дядя! - закричала я. - Дядя!…

Но вместо дяди на телеге, держа в руках вожжи, стояла белобрысая девчонка. Она глянула на меня, потом на зверя, остановившегося в нескольких шагах, и, ничего не говоря, взялась за кнут.

- Пошел вон! - крикнула она.

Волк стоял и, вытянув морду, посматривал то на меня, то на нее.

- Ах, ты так! - обозлилась моя спасительница и, поставив босую ногу на край телеги, подалась вперед. - Кому говорю, пошел вон!

К моему удивлению, волк повернулся и потрусил обратно.

- Спасибо вам, - сказала я вежливо.

Не обернувшись, девчонка взмахнула вожжами:

- Н-но! Пош-шел!

И не успела я опомниться, как она покатила прочь. Я смотрела, как ветер пузырит ее цветастое платье, и мне почему-то хотелось зареветь.

Телега была уже почти возле фермы, и все же мне было видно, как храбрая девчонка размахивала кнутом и ветер трепал ее светлые волосы.

- Дура лохматая! - бросила я ей вслед и тут же с испугом схватилась за голову.

Банта не было. Мой новый голубой бант, который я утром завязала первый раз, потерялся. Волосы торчали во все стороны, и я, верно, похожа была на взъерошенную ворону.

Я вздохнула и поплелась домой.

Навстречу мне выбежал сияющий Ленька.

- Знаешь, я сделал открытие, - объявил он. - Хочешь, скажу?

- Не надо мне твоих открытий, можешь не говорить, - ответила я сердито.

Но Ленькино открытие так и распирало его, и он, не дожидаясь, пока я попрошу, выпалил:

- Мы живем в школе!

- Как - в школе?

- В обыкновенной школе, в которой учатся. Там есть классы и парты!

Я смотрела на Леньку, думая, что он опять сочиняет.

- Не веришь? Ну так смотри - вон уже первый ученик пришел. Скоро уроки начнутся.

Только тут я увидела возле крыльца незнакомого мальчишку в длинных холщовых штанах и с сумкой через плечо. Он молча таращился на меня.

Вспомнив, что мой отец председатель колхоза, я задрала нос кверху и прошагала мимо.

После «первого ученика», пришли остальные. Они стояли и глазели на нас. Обычно Ленька очень быстро заводил знакомства, но на этот раз не успел. Из школы вышла учительница и позвала их в классы - в этой школе не было даже звонка. Мы остались одни, и нам стало скучно.

- Пойдем? - предложил Ленька.

- Куда?

- Куда глаза глядят, - сказал он.

Мы пошли. Шли-шли и вдруг видим: из одного дома валит дым.

- Бежим, - крикнул Ленька, - это, наверно, пожар!…

Мы подбежали и увидели, что никакого пожара нет. Только дым валит из открытой двери, пролезает через крошечное оконце. И дом - не дом, а избушка, маленькая, с огромной соломенной крышей.

Мы с Ленькой уцепились друг за дружку и стояли как заколдованные. Мне даже показалось, что это вовсе не избушка, а какой-то страшный зверь и наверху у него не крыша из пожелтевшей соломы, а грозно торчащая во все стороны щетина. Чудовище уставилось на нас своим единственным глазом и, открыв четырехугольную пасть, выбрасывает клубы едкого дыма.

И вдруг из этой пасти вынырнула старушка с деревянным корытцем в руках - маленькая, сухонькая, в длинной синей юбке с передником. Сгорбившись, она засеменила за дом. Не успели мы опомниться, как она вернулась обратно. В корытце лежала свекла. Ополоснув ее водой из деревянного ведра, бабка снова нырнула в дымящееся отверстие.

- Смотри, - прошептал вдруг Ленька, - трубы нет…

Я взглянула на крышу и тоже не увидела там трубы.

- Может, с другой стороны? - сказала я.

Мы стали осторожно обходить избушку. Вокруг ни изгороди, ни колышка. Только грядки со свеклой и зеленовато-белыми кочанами капусты.

И вдруг Ленька чуть не наступил на какой-то крошечный желтый комочек.

- Ой, цыпленок! - закричал он.

Между грядок копошились цыплята. Желтые и серенькие. Они разгребали землю, как настоящие куры, и тоненько попискивали. Ленька нагнулся и хотел погладить одного.

- Осторожно, - сказала я, - а то курица тебя сейчас ка-а-ак клюнет!…

- Не бойтесь. Курицы нет. Я тут за курицу.

Мы испуганно обернулись. Возле дома, на завалинке, сидел старый дед с лицом, заросшим седыми волосами.

Он и в самом деле был похож на наседку с растрепанными перьями. Я даже хихикнула, но дед смотрел на нас строго, и мне тут же расхотелось смеяться.

- Мы гуляли… - начала я смущенно, - и…

- И вдруг видим - пожар! - подхватил Ленька. - Мы подошли сюда, а это вовсе не пожар. Просто дом без трубы.

Дед улыбнулся в прокуренные усы, и мы с Ленькой тоже заулыбались.

- А где же ваша труба, дедушка? Упала? - спросила я.

- Ее у меня никогда не было, - сказал дед.

- Не было? А как же зимой без трубы? - удивились мы.

- А вот так, как видите… Топим по-курному.

- Мы скажем папе, и вам сделают трубу, - сказал Ленька.

Дед усмехнулся.

- Не верите? Наш папка председатель, он здесь самый главный… - быстро заговорил Ленька, поглядывая на меня.

- Да, - сказала я. - Нашего папку прислали сюда все переделать. Он сделает, что все будут жить богато. А труба ему пустяки - в два счета сделает… - заявила я, видя, что этого деда ничем не проймешь.

Вместо того чтобы обрадоваться и поблагодарить, дед еще раз усмехнулся, покачал головой и сказал:

- Дай бог, дай бог… Только тут уже бывали такие, переделывали. А толку… - Он вздохнул и, махнув костлявой рукой, полез в карман.

- Вы нашего папку не знаете! - взволнованно сказал Ленька. - Он не такой, как другие, он… он…

Ленька готов был зареветь от досады, а дед, не обращая на него внимания, набивал свою трубку.

Мы и не заметили, как к нам подошла бабка.

- Вот, Марта, гости к нам пришли, - кивнул на нас дед.

- А ты уж их и обидеть успел, - взглянув на наши насупленные лица, сказала бабка Марта. - Ну, пойдемте в хату, я вас горохом угощу.

Мы с Ленькой покосились на дверь, из которой только что валил дым. Дыма было уже меньше. Он плыл, совсем светлый и реденький, как старый бабушкин шарф, который я у нее выпрашивала для куклы. Мы нырнули вслед за бабкой Мартой в избушку. Внутри дым был только вверху. Мы сели на низенькую скамеечку и смотрели, как бабка проворно снует по избушке. Она делала все не разгибаясь. Быстро передвинула в печи кипящие горшки, принесла нам в миске свежий вылущенный горох.

- Вкусно? - улыбнулась она, глядя на нас, и веселые морщинки разбежались у нее по лицу.

Присев рядом с нами, она сказала:

- А на моего Савельича вы не обижайтесь. Он добрый, только так ворчит, с обиды… - Поглядывая на дверь, бабка шепотом рассказывала: - Табак у него рос на грядках, а огород у нас, сами видели, не огорожен…

- Ни кола ни двора… - догадался Ленька, вспомнив сказку про бедного мужичка.

Бабка кивнула.

- Правда твоя, дитятко. Ну, а эта ведьма, кулачка Лещиха, пустила свою корову, она весь табак и потоптала.

- А пусть бы дед Савельич взял палку и побил бы ведьму Лещиху, - сказал Ленька.

Я только глаза вытаращила от удивления, как он все сразу понимает.