Девушка прикрыла глаза, не только потому, что не хотела больше видеть стен замка Арднесс, но и потому, что боялась увидеть что-нибудь ужасное.
Вдруг там лежат тела мертвого герцога или его сына!
Не говоря ни слова, лорд Страткерн усадил ее на свою лошадь, которая оставалась у подъезда, а сам вскочил сзади, точно так же, как в тот день, когда они встретились впервые. Они тронулись, а мажордом и слуги молча стояли в дверях, глядя им вслед. Выехав с подъездной аллеи, лорд Страткерн повернул лошадь к холмам.
Только почувствовав, что тень замка Арднесс больше не накрывает их, заслоняя солнце, Леона подняла голову и взглянула на лорда Страткерна. Она увидела его твердый, точно высеченный из камня подбородок, и, как и прежде, ей показалось, что на губах его играет легкая улыбка.
Они медленно ехали вверх по крутому склону холма, и когда до вершины оставалось уже совсем немного, Леона спросила.
— Как вам удалось… влезть на башню?
— Я ведь сказал, что всегда и везде буду защищать тебя и заботиться о тебе, даже если для этого мне пришлось бы подняться в небо или спуститься в темные недра земли.
— Но вы могли разбиться.
— Однако я остался цел и невредим, так же, как и ты, любовь моя!
Они помолчали, а потом Леона произнесла совсем тихо:
— Сегодня утром я шла к вам в замок, чтобы вы одолжили мне немного денег, и я могла бы… вернуться домой.
— Вы действительно хотите этого?
— Я не знаю, что мне еще делать… У меня нет другого выхода!
— Думаю, мы могли бы обвенчаться сегодня вечером!
Он почувствовал, как тело девушки напряженно застыло в его объятиях, потом она проговорила почти шепотом:
— Герцог сказал мне, что у вас… есть жена!
С минуту лорд Страткерн ничего не отвечал, затем спросил:
— Вы поверили ему?
— Он сказал, что вы женаты на актрисе.
— Я думал, вы любите меня.
— Люблю! — воскликнула Леона, забыв о всякой сдержанности. — Я люблю вас, но…
Голос ее замер.
— Но вы с готовностью поверили, что я мог бы говорить вам все эти слова, что я обнимал бы вас и осыпал поцелуями, зная, что не имею на это никакого права?
Леона вздохнула, не в силах вымолвить ни слова.
Волна безмерного, немыслимого, небывалого счастья захлестнула ее, унося с собой всю горечь, всю боль и страдание, которые, словно лед, сковывали ее сердце.
— Так это неправда? — вымолвила, наконец, Леона, глядя ему прямо в глаза.
— Я думал, вы верите мне.
— Я хотела… Я очень хотела, но вы не просили меня стать вашей женой.
— Мне казалось, вы и так понимаете, что для нас обоих не существует ничего другого, что мы не можем жить друг без друга!
— Так значит все, что говорил мне герцог, было ложью!
— Да, это была ложь, моя дорогая, — ответил лорд Страткерн, — но как любой обман, она имела под собой кое-какие основания, так что при некоторых обстоятельствах полагаю, ее можно извинить.
— Я думала, это правда.
— Я все рассказал бы тебе, если бы только мне хоть на минутку могло прийти в голову, что давно забытое прошлое всплывет, чтобы потревожить и огорчить тебя.
Он остановился и заглянул ей в лицо.
— Ты очень расстроилась?
Глаза девушки умоляюще смотрели на него, как бы прося прощения за невольную слабость:
— Я подумала, что все, во что верила, разбито и уничтожено, — пробормотала она.
— На твоем месте я почувствовал бы то же самое, — заметил лорд Страткерн.
— Я хотела верить, что вы любите меня, — продолжала Леона, — но герцог говорил так уверенно, и тогда я подумала, что, может быть, вы не просили меня стать вашей женой именно потому, что не могли этого сделать.
— С той минуты, как я впервые увидел тебя, — ответил лорд Страткерн, — я понял, что ты создана для меня и что я всегда ждал тебя, ждал, что ты появишься в моей жизни. Я сказал бы тебе об этом в тот же вечер, наш первый вечер в замке, когда мы обедали вместе; уже тогда я хотел сказать тебе все, объяснить, что ты значишь для меня, но я боялся.
— Боялись? — удивленно переспросила Леона.
Он глубоко вздохнул.
Они уже поднялись на гребень, и он остановил свою лошадь около каменной пирамиды, окинув взглядом поросшие вереском склоны холмов, простиравшиеся до самого озера, золотистого в лучах солнца, и замок, возвышавшийся над ним.
— Еще юношей, когда я учился в Оксфорде, — тихим голосом начал свой рассказ лорд Страткерн, — я влюбился; но полюбил я не второсортную актрису, как сказал герцог, а певицу, у которой был прекрасный голос. Она была старше меня, но я верил, что она меня любит. По крайней мере, так она мне говорила, и я привез ее сюда, в замок.
Леона почувствовала острый, болезненный укол ревности, но ничего не сказала, во все глаза глядя на лорда Страткерна и ожидая продолжения рассказа.
— Я сказал моим родителям и всем родственникам и друзьям, что мы обручены, и мне казалось, что Изабель понравился мой дом и люди моего клана.
Он сжал губы, и Леоне почудилось, что в голосе его появились горькие нотки, когда он продолжал.
— Я был тогда очень молод и слишком доверчив. Оказалось, что, несмотря на все свои заверения в любви и на желание выйти за меня замуж, Изабель и дня не могла прожить без веселья и развлечений, которые были у нее в Англии. Она вовсе не собиралась навсегда похоронить себя в мрачном шотландском замке, не имея другого общества, кроме собственного мужа.
Леона сделала какое-то движение, но ничего не сказала. Она не могла найти нужных слов.
— Я отвез ее обратно, в тот мир, к которому она принадлежала, — продолжал лорд Страткерн. — Но я был слишком горд, чтобы признаться кому-нибудь, даже собственному отцу, в том, что помолвка разорвана.
Он посмотрел на Леону и улыбнулся.
— Теперь это кажется таким смешным и глупым, и надо же случиться такому, чтобы моя непомерная гордость причинила тебе боль, любовь моя!
— А почему герцог решил, что вы женаты? — спросила Леона.
— Думаю, что не только он один — многие люди так думали, — сказал лорд Страткерн. — Они считали, что мы с Изабель поженились на юге, в Англии, но она не хотела бросить сцену и переехать сюда, на север. Поскольку я никому не рассказал правды, то я и не пытался никогда опровергнуть никаких слухов — пусть себе думают, что я женат.
Он засмеялся.
— Наверное, я уже тогда предчувствовал, что это только мне на руку — никто не гонялся за мной, стараясь женить, как наверняка случилось бы, знай они, что я холостяк. Как бы там ни было, а я позволил сплетникам говорить и думать все, что им заблагорассудится. И вот теперь я наказан за это — ведь ты страдала только из-за моей непомерной гордыни и глупости.
— Я думала, что никогда уже больше… не увижу вас, — прошептала Леона.
— Неужели ты думаешь, что я позволил бы тебе так просто уйти от меня? — улыбнулся лорд Страткерн. — Сегодня утром я поехал с тобой в замок Арднесс, чтобы сказать герцогу, что я хочу жениться на тебе, а если он откажет, просить тебя бежать со мной.
— Ты знаешь, что я пошла бы за тобой куда угодно, — ответила Леона, и глаза ее сияли.
Потом добавила немного нерешительно:
— Если бы смогла! У меня такое чувство, что герцог нашел бы способ этому помешать.
— Теперь уж он этого никак не сможет сделать, — сказал лорд Страткерн. — Мы поженимся сегодня вечером, и никогда уже никто и ничто на свете не сможет разлучить нас!
— Ты действительно уверен, что я нужна тебе? — спросила Леона.
Он заглянул ей в глаза, и девушка вздрогнула, увидев в глубине его глаз тот огонь, который горел в его сердце. Губы его коснулись ее губ, и душа ее опять наполнилась тем же восторгом и непередаваемым ощущением чуда, которое она испытала, когда он впервые поцеловал ее в гроте.
Глава седьмая
Леона едва сознавала, как какие-то люди двигаются по комнате; она медленно приходила в себя, словно пробиваясь сквозь мягкую, душную вату облаков.