События этой книги относятся к тому времени, когда Сербия объявила войну Турции и тысячи русских добровольцев направились в Санкт-Петербург.

Царь Александр не хотел войны, но царица и ее фрейлины, постоянно твердившие о священной миссии России, вынудили его вступить в нее, и в ноябре 1876 года великий князь Николай повел войска на Константинополь.

Военные действия длились восемь месяцев и стоили множества жизней. В одном из боев русские потеряли 25 тысяч человек, не продвинувшись ни на дюйм.

Однако армия находилась уже в шести милях от Константинополя, когда королева Виктория, взволнованная происходящим, убедила кабинет послать адмирала Хорнби во главе шести миноносцев в Дарданеллы, с тем чтобы напомнить России, что Великобритания не всегда будет сохранять нейтралитет.

Россия вынуждена была отступить, и на конгрессе в Берлине был подписан договор.

Самым важным было то, что Россия не получила, как надеялась, доступа к Средиземному морю через Болгарию.

1874

— Черт возьми, что им нужно? — Алексиус, король Валтарнии, был зол.

Он как раз собирался прокатиться верхом, когда адъютант сообщил, что премьер-министр в сопровождении еще трех джентльменов хотят видеть его по неотложному делу.

— Не знаю, что им нужно, ваше величество, — извиняющимся тоном сказал адъютант, — но премьер-министр не приехал бы в такой час, если бы дело не было важным.

— Важным! Важным! — повторил король с раздражением. — Для них важно все, но только не то, что интересует меня!

В это утро он предвкушал прогулку на великолепном новом жеребце, выращенном в Венгрии. Король уже успел насладиться борьбой с умным животным, почуявшим, что оно обрело своего хозяина.

— Будь я проклят, если позволю им надолго удержать себя, — заявил король и почувствовал прилив оптимизма.

Он знал, каким многословным и скучным бывал премьер-министр, а другие члены кабинета и того хуже. Король был молод, и его чрезвычайно утомляли эти многочасовые сессии, когда приходилось выслушивать речь за речью.

Крохотная Валтарния граничила с Черногорией и Албанией, а на юге — с Македонией. Страна была необыкновенно красива, но бедна и неразвита.

Король вступил на трон совсем недавно, после смерти своего семидесятилетнего отца. И пока еще он не слишком хорошо представлял, что делать со своей страной. Более того, он был даже слегка расстроен тем, что ему пришлось вернуться на родину, прервав чудесное путешествие по Европе.

Значительную часть времени король провел в Париже. Он был необыкновенно красив, и женщины находили его неотразимым — так же как и он их.

Итак, ничего больше не сказав адъютанту, он вышел из комнаты.

Он шел по коридору, и провожавшее его солнце еще больше усиливало его раздражение.

Дворец был огромным зданием, которое на протяжении веков достраивалось и перестраивалось и от этого приобрело своеобразное очарование.

Главные покои были обставлены инкрустированной мебелью, доставленной из Франции, и освещались люстрами венецианского стекла. Мать короля наняла также множество местных мастеров, которые украсили дворец резьбой и картинами в традиционном стиле, господствующем на Балканах.

Король спустился по красивой лестнице в холл, и лакей поспешно открыл перед ним дверь в зал для совещаний.

Эта комната была гораздо более привлекательной, чем можно было предположить по ее названию.

По приказу покойной королевы перед пустыми гладкими стенами поставили колонны, а итальянские художники изобразили на потолке Венеру, выходящую из морской пены.

Стулья, стоявшие по обеим сторонам длинного стола, были обиты темно-розовой тканью, гармонировавшей с занавесками.

Комната казалась слишком пустой для сидевших за столом четырех человек.

При виде короля они поднялись.

Король, как и ожидал, увидел премьер-министра, канцлера и государственного секретаря по иностранным делам. Четвертый посетитель был ему не знаком.

— Доброе утро, господа! — произнес король, подходя к своему стулу, похожему на трон, и усаживаясь.

— Доброе утро, ваше величество, — ответили государственные деятели.

— Позвольте мне, ваше величество, — начал премьер-министр, — представить вам графа Кожотски, который прошлой ночью вернулся домой.

Король улыбнулся. Теперь он знал, кто этот незнакомец.

Несколько месяцев назад ему говорили, что этот человек, наполовину русский, наполовину — со стороны матери — уроженец Валтарнии, помогал его министру иностранных дел.

Граф и его родные жили в Толскари, столице Валтарнии. В то же время сам он часто возвращался в Россию.

Его величество знал, что этот человек был для государственного секретаря прекрасным источником информации.

— Граф прибыл во дворец сегодня утром, ваше величество, — продолжал премьер-министр патетическим тоном, — чтобы сообщить нам об очень опасной ситуации, которая повлияет не только на положение в нашей стране, но и на всех Балканах.

Король вопросительно поднял брови, не представляя, какое событие в России могло бы изменить жизнь его страны. Он знал, что многие с опаской следили за тем, что происходит в России, но тем не менее считал, что эти тревоги излишне преувеличены.

Поймав на себе взгляд премьер-министра, граф Кожотски вступил в разговор:

— Я думаю, вам известно, ваше величество, что Россия все больше завидует объединению Германии с Бисмарком.

— Я слышал об этом, — ответил король, — но не представляю, как они могут этому помешать.

— Логика рассуждений Санкт-Петербурга, — продолжал граф, — такова: если Пруссия смогла создать из германских государств и немецких народов могущественную империю, то почему бы и России не сделать то же самое?

Король взглянул на графа:

— И как же они собираются это сделать?

— Вопрос в том, почему бы России не собрать под своими знаменами всех славян на Балканах и в европейской Турции.

Король — молчал.

Он вспомнил, что уже слышал об этом предположении, но не воспринял его серьезно.

— Вчера я вернулся из Санкт-Петербурга, — вновь заговорил граф, не получив ответа, — и посчитал необходимым сообщить премьер-министру то, о чем открыто говорят во дворце и в любом министерстве как в Санкт-Петербурге, так и в Москве.

Государственный секретарь наклонился к королю:

— Еще до возвращения графа, сир, я слышал о том, что происходит, но мои сведения нуждались в подтверждении.

— Императрица, — добавил граф, — смотрит на это как на религиозный крестовый поход. Она хочет вернуть церковь Святой Софии в лоно ортодоксальной церкви и сделать Константинополь величайшим христианским городом.

Король подумал, что этого от нее и следовало ожидать.

— А император, со своей стороны, решительно настроен открыть проливы для российских кораблей и присоединить тысячи миль новых земель на Балканах.

— Это кажется невероятным, — прошептал король, — зная в то же время, что это давняя мечта русских. У вас есть какие-либо основания, — спросил он, — считать, что это нечто большее чем просто разговоры?

— Все основания, сир, — ответил граф. — Брат императора, великий князь Николай, уже формирует огромную армию, с которой намеревается вторгнуться на Балканы и направиться в Константинополь.

— Вы уверены? — спросил король.

— Совершенно уверен, сир, — подтвердил граф. — Мои русские друзья говорят о вступлении в армию, и довольно многие уже это сделали. Они думают, что оппозиция будет невелика и, без сомнения, наступление начнется в ближайшие несколько месяцев.

— Я не могу в это поверить! — воскликнул король. — Но если это правда, то что же может сделать наша маленькая страна?

— Над этим вопросом, ваше величество, я размышлял всю ночь, — заявил премьер-министр, — а утром, после длительной беседы с государственным секретарем и, конечно, канцлером, я убедился, что мы можем кое-что предпринять, чтобы защитить свою независимость.