Шаги брата приблизились, и охотник повернул голову.

— Талос. Я не знал, что я на корабле. Мне нужно было… — он сглотнул, увидев в лишенных эмоций глазных линзах брата холодную угрозу кары.

Пророк нацелил острие золотого клинка в горло охотнику.

— Узас, слушай меня как следует, хоть раз за свою никчемную жизнь. Я тебя убью, как только с твоих змеиных губ слетит еще хотя бы одно слово.

Воздух вокруг них был загрязнен запахом старой крови и немытого металла. На уборку этой комнаты уже многие месяцы не направляли сервиторов.

— Он зашел слишком далеко, — Меркуциан не пытался скрыть нравоучение в голосе. — Когда я был с Седьмым Когтем, мы не избегали собираться вместе, поскольку не опасались вцепиться друг другу в глотку.

— Седьмой Коготь мертв, — ухмыльнулся Ксарл. — Так что, как бы хорошо они собой не владели, в конечном итоге это себя не оправдало, не так ли?

— При всем уважении, брат, следи за языком, — акцент Меркуциана был четким и благородным, словно житель верхних уровней улья, в то время как произношение Ксарла как будто купалось в сточной канаве.

Ксарл показал зубы. У человека это была бы улыбка. На покрытом шрамами лице легионера это был вызов хищника.

— Дети, дети, — усмехнулся Сайрион, — ну разве не прелестно, когда мы вот так вот собираемся?

Талос позволял им спорить. Он наблюдал от края комнаты, зрительные линзы отслеживали каждое движение, а мысли оставались при нем. Братья сходились с шутками и подколками, типичными для воинов, которые пытались держаться вместе вне поля боя. На каждом из них были разнородные доспехи: отремонтированные, перекрашенные, переделанные и перегерметизированные тысячу раз с тех пор, как они впервые завладели ими так много лет тому назад. Его собственная броня представляла собой работающую смесь противоречащих друг другу типов, сделанную из забранных у убитых за сотню лет врагов трофеев.

Прикованный к пыточной плите в центре комнаты Узас снова задергался в рефлексивном мышечном спазме. С каждым содроганием сочленения его доспеха трещали.

Иногда, в редкие моменты тишины и самоанализа, пророк задавался вопросом, что бы подумал их генетический предок о них теперешних: сломленных, совращенных, одетых в украденные доспехи и проливающих кровь в каждой битве, от которой не смогли ускользнуть. Он поочередно глядел на каждого из своих братьев, и перекрестье целеуказателя с безмолвной угрозой касалось их изображений. С доспехов свисали выбеленные черепа и треснувшие шлемы Кровавых Ангелов. На всех лицах было выражение смеси горечи, неудовлетворенности и безадресной злости. Они лаяли друг на друга, словно готовые сорваться с привязи псы войны, а их кулаки постоянно блуждали возле убранного в кобуры оружия.

Эхо его единственного шага гулко раскатилось внутри пыточной камеры.

— Хватит.

Они, наконец, умолкли — все, кроме Узаса, который снова бормотал и пускал слюни.

— Хватит, — повторил Талос, на этот раз более мягко. — Что будем с ним делать?

— Убьем, — Ксарл провел кончиком пальца вдоль подбородка, где не до конца зажил неровный шрам от гладия Кровавого Ангела. — Сломаем ему спину, перережем горло и выкинем из ближайшего воздушного шлюза, — он изобразил рукой медленный и печальный взмах. — Прощай, Узас.

Сайрион вздохнул, но ничего не сказал. Меркуциан покачал головой, однако это был жест скорби, а не несогласия.

— Ксарл прав, — Меркуциан указал на распростертое тело привязанного к столу брата. — Узас зашел слишком далеко. У него было три ночи, чтобы дать волю своей жажде крови на станции. Нет оправдания тому, что он потерял над собой контроль на борту «Завета». Мы вообще знаем, скольких он убил?

— Четырнадцать человек из экипажа, трех сервиторов и Тор Ксала из Третьего Когтя, — говоря, Сайрион смотрел на прикованное к столу лежащее тело. — Он забрал головы пятерых из них.

— Тор Ксал, — проворчал Ксарл. — Он был почти настолько же плох, как и Узас. Его смерть не потеря. Третий Коготь стал немного лучше. Они слабы. Мы все видели их в тренировочных кругах. Я бы в одиночку перебил половину из них.

— Любая смерть — это потеря, — произнес Талос. — С каждой смертью мы становимся слабее. И Заклейменные захотят возмездия.

— Только не начинай, — Ксарл прислонился спиной к стене, гремя свисавшими на проржавевших цепях мясницкими крюками. — Благодарю, не надо новых лекций. Посмотри на этого глупца. Он пускает слюни и дергается, убив двадцать из экипажа по ошибочному капризу. И рабы уже шепчут о мятеже. Какой толк сохранять ему жизнь?

Меркуциан перевел черные глаза на Талоса.

— Кровавые Ангелы стоили нам больших потерь в экипаже. Даже учитывая работников с Ганга, нам следует осторожнее скармливать людские жизни цепному клинку безумца. Ксарл прав, брат. Нужно выбросить змею.

Талос ничего не говорил, поочередно выслушивая каждого.

Сайрион не смотрел никому в глаза.

— Возвышенный приказал уничтожить его, независимо от того, что мы тут решим. Если мы собираемся воспротивиться этому распоряжению, у нас должны быть чертовски веские основания.

Какое-то время братья стояли молча, глядя, как Узас бьется в удерживающих его цепях. Первым повернулся Сайрион, сервоприводы его шеи мягко заурчали, когда он поглядел на дверь позади.

— Я что-то слышу, — произнес он, потянувшись к болтеру. Талос уже защелкивал на вороте замки шлема.

А затем из коридора с той стороны раздался искаженный воксом голос.

— Первый Коготь… Мы пришли за вами.

Со смертью Тор Ксала Дал Карус обнаружил, что ему на плечи свалилось неожиданное бремя.

В лучшие дни возможное повышение вроде этого сопровождалось бы церемониалом и добавлением к доспеху знаков почета. А еще в эти лучшие дни он бы на самом деле желал подобного повышения, а не сражался за него из отчаяния. Если вожаком станет не он, то это будет кто-то из прочих. Этой катастрофы следовало избежать любой ценой.

— Теперь я встану во главе, — сказал Гарисат. Он сделал движение цепным мечом, направив отключенный клинок в горло Дал Карусу. — Я главный.

— Нет. Ты недостоин, — слова принадлежали не Дал Карусу, хотя и повторяли его мысли.

Обнажив оружие, Веджейн шагнул вперед и начал кружить вокруг Гарисата. Не успев осознать своего поступка, Дал Карус обнаружил, что делает то же самое. Остальные Заклейменные отступили к краю комнаты, воздержавшись от притязаний на лидерство в силу осторожности, благоразумия, а также понимания того простого факта, что они не смогут превзойти троих сходившихся воинов.

— Дал Карус? — протрещал в воксе смешок Гарисата. Они все надели шлемы, как только узнали о гибели Тор Ксала. Этот поступок требовал возмездия, и они собирались заняться им сразу после утверждения нового лидера. — Ты же не всерьез?

Дал Карус не ответил. Он извлек цепной меч одной рукой, оставив пистолет в кобуре, поскольку подобные ритуальные вопросы решались только клинками. Гарисат низко пригнулся, готовясь к атаке любого из них. Веджейн, впрочем, отходил назад, внезапно начав колебаться.

Как и Гарисат, Веджейн не ожидал, что Дал Карус выйдет в центр комнаты. Он был более осторожен, отойдя в сторону и переводя с одного оппонента на другого взгляд красных линз.

— Дал Карус, — у Веджейна имя прозвучало рявканьем вокса. — Зачем ты вышел вперед?

Вместо ответа Дал Карус наклонил голову в направлении Гарисата.

— Ты позволишь ему возглавить нас? Ему нужно бросить вызов.

Из ротовой решетки Гарисата вырвался еще один резкий смешок. Пятнавшие его доспех ожоги — извивающиеся нострамские руны, что глубокими клеймами прожгли керамит доспеха — казалось, корчились во тьме

— Я им займусь, — проворчал Веджейн. На его броне были такие же отметины, описывавшие его свершения нострамскими символами. — После этого ты бросишь вызов мне?

Дал Карус медленно выдохнул, позволив звуку со скрежетом раздаться из решетки динамика шлема.