— Я серьезно. Я, кажется, видел, как перевернулась лодка.

— Наверное, это какой-нибудь идиот серфингист ловит волну. Давай посмотрим, может, он опять покажется.

Мужчины молча вглядывались в бушующее море. Дождь бил в лицо, волны вздымались одна за другой. Оба были опытными моряками и за себя не беспокоились. Но они проголодались и хотели поскорее добраться до Ньюпорта.

— Да нет, показалось, — сказал Твигг. — Процентов девяносто вероятности, что показалось.

— Девяносто?

— Да, черт возьми.

— Тогда придется проверить.

— Держись, Элли! — крикнула Куинн, когда на них пошла очередная волна.

Она обрушилась ей на голову, в рот залилась соленая вода. Но Куинн изо всех сил цеплялась за перевернутую лодку. Элли была рядом — она одинаково крепко держалась и за Кимбу, и за лодку. Пока они видели друг друга, им было спокойнее. Но когда волны захлестывали их, Куинн охватывала паника.

— Куинн, ты тут?

— Тут...

Сестры все время переговаривались. Вода была теплая, но волны — слишком сильными. Так им долго не продержаться. Куинн цепенела от ужаса.

Под мышкой она зажала жестяную коробку. Волны пытались выбить у нее коробку, но Куинн сопротивлялась. Не так важны были деньги, главное — очень хотелось выполнить то, что не успели сделать родители.

Налетела очередная волна и оторвала их от лодки. Куинн, не выпуская коробки, ухватила сестренку, подтащила к лодке. Она знала твердо: надо держаться до последнего. Это было первое правило, которому научила их мама. «Если вы когда-нибудь перевернетесь, обязательно держитесь за лодку», — говорила она.

— Эл, хватайся крепче, — велела она.

— Куинн, я так устала...

И снова их накрыло волной. Куинн и под вод водой слышала мамин голос. «Держись, любовь моя. Что бы ни случилось, не отпускай лодку».

Мама, это ты?

Да, я. Держись. Отпусти коробку. Скажи Элли, пусть отпустит Кимбу. Вы справитесь, обязательно справитесь, но надо приложить все силы.

Неужели такое бывает? Куинн трепетала от радости. Она только что слышала мамин голос, ощущала ее рядом с собой.

— Держись крепче, Элли. Кто-нибудь обязательно придет на помощь. Помнишь русалок? Они приплывут.

— Никаких русалок нет, — сказала Элли.

Она была совсем бледная, губы посинели.

А мамин голос продолжал:

Подбодри ее, радость моя. Скажи, чтобы она отпустила Кимбу и держалась обеими руками. И ты тоже. Слышишь, обеими руками!

— Есть, Эл. И они нас спасут. Одна сейчас здесь, и, по-моему, это наша мама. Держись!

— Мамочка!

Элли отпустила руку, ее подхватила волна. Элли ринулась обратно к лодке и вцепилась в нее.

Ну же, Куинн, давай!

— Элли, — крикнула Куинн, когда прошла следующая волна, — слушай меня. Мамин голос сейчас с нами, и она сказала, что тебе надо отпустить Кимбу.

— Не могу, — зарыдала Элли.

— Элли, сначала я выброшу коробку с деньгами, договорились? А потом ты отпустишь его. Мама говорит, так надо.

Умница! Так и продолжай!

— Не могу... — вопила Элли.

— Он знает, что ты его любишь, — уговаривала сестру Куинн. — Он отправится на морское дно, к нашим маме и папе.

Правильно, родная. Ко мне. Игрушка моей дочки...

Куинн взглянула на жестяную коробку. Она слышала голос матери, она должна была спасти сестру. И Куинн выбросила коробку.

Замечательно, Акуинна! Вот так! Теперь держись крепче. И следи за сестрой.

Увидев, что Куинн выбросила коробку, Элли поцеловала на прощание Кимбу и отпустила его. Она держалась за борт и горько плакала.

— Ой, мамочка... — причитала она.

Куинн безумно устала. Море боролось с ними, и сил сопротивляться уже не было. Но вдруг усталость как рукой сняло. Она взглянула на Элли и приободрилась. Ноги словно нащупали твердую почву — будто кто-то поддерживал Куинн. С Элли случилось то же самое. Сестре стало гораздо легче.

Дорогие мои, раздался голос. Я так вас люблю.

— Это... — изумилась Элли.

— Мамочка, где ты? — спросила Куинн.

Я всегда рядом с вами. И не важно, видите вы меня или нет, слышите ли мой голос или нет.

— Ты спасла нас!

Вас спасла ваша любовь. Никогда не забывайте об этом, дочки мои. Любовь сестер сильнее, чем любовь русалок.

— А любовь матерей? — спросила Куинн.

Это самая сильная любовь на свете. Она не кончается никогда. Не забывайте об этом, Куинн и Элли! Когда вам будет одиноко, вспоминайте: я — ваша мама. На веки вечные.

Внезапно они увидели, что к ним идет большая яхта. Куинн понимала, что надо кричать, чтобы их заметили, но ей не хотелось расставаться с мамой. И Элли тоже.

— Не уходи! — закричала Элли.

— Мамочка! — подхватила Куинн.

Яхта шла прямо к ним. Подойдя поближе, капитан крикнул:

— Как вы там?

— Нормально, — ответила, клацая зубами, Куинн.

Мужчина в белом дождевике перегнулся через борт, и Куинн подтолкнула к нему сестру.

— Тетя Дана, — пробормотала Куинн.

Волны били все сильнее.

— Я ее люблю, мамочка. И Сэм любит. Ты его не знаешь, но поверь, он очень хороший.

Я знаю его, любимая моя.

— Сэм помог мне убедиться в том, что вы сделали это не нарочно.

Куинн, я никогда бы не оставила вас по собственной воле.

— Ну, теперь твоя очередь, — позвал Куинн мужчина и протянул ей руку.

Она в нерешительности осмотрелась по сторонам. С запада шла волна. Вода вздымалась зеленым, просвечивающим насквозь гребнем. И Куинн увидела в нем множество рыбок — синих, красных, оранжевых — совсем как в шаре с русалкой.

На палубе ждала завернутая в одеяло Элли. Она пустила Куинн к себе, и сестры прижались друг к другу. Они в последний раз взглянули на лодку, которую их мама и тетя выкупили у своего отца, заработав деньги на хот-догах. Куинн взглянула на золотые буквы — «Русалка».

Поездка на пароме была недолгой и увлекательной. В воздухе уже чувствовалась осенняя свежесть. Дана не спускала глаз с Куинн и Элли: боялась, что, снова оказавшись на море, девочки занервничают. Но они чувствовали себя прекрасно, стояли у борта и смотрели на волны.

Был День Колумба, первый праздник после начала учебного года. Дана снова отдала девочек в школу в Блэк-Холле. Она и сама не могла точно назвать день, когда окончательно решила не увозить их во Францию; просто это решение постепенно созрело в течение лета. Был, впрочем, один момент, который можно назвать определяющим: когда девочки чуть не утонули. Сэм тогда привез их на машине в Хаббардз-Пойнт и сказал: «Вот мы и дома».

Теперь он стоял с ней рядом, его рука лежала у нее на плече.

— Как ты? — спросил он.

Она взглянула в его золотисто-зеленые глаза и улыбнулась:

— Замечательно. А ты?

— Тоже. Длинные выходные с тобой вместе — что может быть лучше?

— Мы выполняем задание Куинн.

— И это отличный повод побывать в Мартиных Виноградниках.

Но прежде они заехали в старый гараж в Куиссите. В самом конце Мейн-стрит, за кафе и магазинами, был небольшой проулок с маленькими покосившимися домишками. Напротив рыбного рынка находилась бывшая бензозаправка Конвея. Там же стоял его дом.

Тетя Дана предложила пойти вместе с Куинн, но Куинн отказалась. Это касалось только ее родителей и Джека. В руках она держала новую коробку.

— Я вам все обязательно верну, — сказала она, глядя на тетю Дану и Сэма.

— Об этом не беспокойся, — ответила тетя Дана.

Куинн вышла из машины и пошла по дорожке к дому. Белый домик был окружен забором, вдоль которого росли розы. Куинн постучала в дверь.

Открыл ей старик.

— Чем могу вам помочь?

— Я хотела бы поговорить с Джеком Конвеем.

— Я он самый и есть. Заходите.

В комнате повсюду лежали кружевные салфеточки. На стенах висели фотографии пожилого мужчины и пожилой женщины. Куинн обернулась к старику и протянула ему коробку.