Женщина улыбнулась в ответ.
— У Мэгги всегда очень определенное мнение об одежде, — сказала она, с умилением глядя на дочку.
Она взяла за руку ребенка, и они ушли. Карен отметила следы жира на локтях Мэгги и то, как трогательно раскачивались ее волосы, ритмично и в унисон, как будто они были скроены из одного куска ткани. Из своего угла Карен могла видеть часть детской щечки, нежной и гладкой, как слива.
Карен, которая никогда не плакала, еле удерживала слезы, когда вернулась Дефина.
— Вылетели со складов в прошлый сезон, теперь отращивают корни, — сказала она Карен.
— Вот здорово! А теперь Norm Со возьмется и за нашу линию.
— Ты говоришь так, как будто у тебя не осталось другого выхода. Поступай по совету Нэнси Рейган: просто скажи нет.
Карен подняла голову и попыталась разглядеть мать с дочерью, обсуждающих очередную возможную покупку.
— Ничего не просто на этом свете, — сказала она Дефине.
Они провели еще пару часов на этом «рынке» и завершили осмотр поздним ланчем на Мэд 62 в популярном ресторанчике в подвалах Барнея. Карен была подавлена, и Дефина, как всегда, понимала ее состояние.
— Лучшие ботинки? — выжидающе спросила Дефина.
Это была старая игра, в которую они играли много лет подряд.
— У Роджера Вивера.
Дефина подняла голову, помедлила и утвердительно кивнула. Такое согласие не всегда достигалось легко, иногда они спорили, и даже по нескольку дней подряд.
— Лучший цветочный магазин? — в свою очередь спросила Карен.
— Ренни, — ответила Дефина так, словно она сообщала всем известную новость. — Высшего качества.
— О сумках? Об одежде? О чем?
— Верхняя одежда?
— Виктор Коста. Попробуй найти покруче.
— Сумки?
— Джосси Суарес.
Дефина покачала головой.
— Они не сногсшибательны. У них нет марки, но они делают очень хорошие сумки у очень хороших производителей и уступают разве что Хермесу.
— Нет, они все же потрясающи! Если бы у них был торговый знак, то они не были бы такими оригинальными.
— Если бы да кабы, во рту бы выросли грибы…
Карен не смогла сдержать улыбки. Своей болтовней Дефина подняла ей настроение. А между прочим, она не позвонила Джефри и снова забыла позвонить Лизе.
7
СРЕЗАНА И ЗАСУШЕНА
Уже несколько недель и без того сумасшедшая жизнь Карен постоянно прерывалась съемочной группой Эл Халл. Ее директор Ричард советовал Карен не обращать на них внимания и продолжать жить, как будто бы их не было. Конечно, это было невозможно, хотя бы из-за того, что она должна была следить за своей внешностью, когда они крутились рядом. Ее имидж не станет лучше, если она будет выглядеть загнанной лошадью. Карен могла произвести впечатление на человека, но камера не была человеком. Ни ее талант, ни ее энергия не могли обмануть объектив. Камера сообщала сухие факты. Карен понимала, что она не очень красива, недостаточно стройна, да и уже не первой молодости. Камера уменьшала ее достоинства до минимума. Нет, это не была паранойя: Жанет завела целую полку с книгами вырезок и иллюстраций с ее изображением, и ни на одной из них Карен не выглядела по-настоящему хорошо. Но Джефри и Мерседес настаивали, чтобы она не упустила возможность прорекламировать фирму К. К. Inc. в классической часовой программе Эл Халл «Взгляды». Все что осталось сделать, чтобы завершить программу «Взгляд Эл Халл на Карен Каан», это провести интервью с самой Карен.
Карен боялась его. Они собирались отснять интервью в первой половине дня, и Карен чувствовала себя так, словно ей сверлили канал больного зуба. Она предпочла бы визит к настоящему зубному врачу. У нее не было иллюзий: несмотря на улыбочку и мягкий голос Эл Халл, та предпочитала вырывать зубы без анестезии. Она с напором цеплялась за какую-то загнивающую часть психики и тащила ее до тех пор, пока та не поддавалась и не показывала свое гнилое нутро. Для ее интервью были характерны признания, выманенные мягким коварством, и слезы жертв. И тем не менее для телевизионной аудитории, которая любила Эл и охотно включала ее программу, она казалась доброжелательной и внимательной. Однако Карен не могла понять женщину, чья работа состояла в том, чтобы выставить боль другого человека на всеобщее обозрение.
Карен уже дважды встречалась с Эл, и оба раза эта женщина — высокая блондинка с мягким и властным голосом — показалась ей очень приятной. Но то же самое говорили и о Белл, если не знали ее достаточно хорошо.
— Держись! — подбодрила Мерседес Карен, которая направлялась в студию. — Все не так плохо.
— Разве не то же самое говорили Марии Антуанетте, когда над ней занесли топор?
Мерседес подняла на нее глаза.
— Ты не консультировалась с врачом по поводу мыслей о мученичестве? — спросила она сухо и посмотрела на ручные часы. — Собирайся. Пора. Ты не можешь нахамить этим людям и объяснить свое опоздание тем, что опаздывать стало модным.
— А где Джефри? — спросила Карен, надевая пальто.
Она не может провести интервью одна.
— Он занят с Кейси и финансистами. — Мерседес выразительно подняла брови.
Значит, с людьми из Norm Со.
Помедлив, Мерседес добавила:
— Он не собирается идти с нами.
— Что ты сказала? — Карен почувствовала, что бледнеет и у нее начинает колотиться сердце. — Он должен пойти. Я не могу провести интервью одна!
— Вы идете не одна, — поправила ее Мерседес. — Я иду с вами.
Карен, забыв про вежливость, закачала головой. Чтобы справиться с испытанием, надо, чтобы рядом был тот, кого она любит.
— Дефина! — воскликнула она. — Мы должны позвать Дефину.
Боже правый, она одна этого не осилит. Самореклама, преподнесение себя миллионной аудитории телезрителей, расспросы о личной жизни, а не о созданных ею нарядах — пройти сквозь все это самой, без чьей-либо поддержки казалось выше ее сил. Почему люди так интересуются личной жизнью модельеров? Разве им недостаточно того, что они делают прекрасную одежду?
— Дефина еще не приходила, — сообщила Жанет начальнице.
Карен чувствовала, как начали дрожать ее руки. Она пойдет в контору Джефри. Она прервет встречу. Чем бы они ни были заняты — интервью более важное дело. Она не может пойти туда одна, выдерживать это испытание, пройти обследование под микроскопом Эл Халл, не ощущая рядом присутствия Джефри.
Именно Джефри с самого начала уверял ее в том, что она должна добиваться большего признания и что рост ее популярности означает рост заработков.
Он кончал факультет живописи, когда она училась в школе по дизайну одежды. Она была молода и неопытна. Она не встречалась с мальчиками в школе, а на прогулках общалась только с Карлом. Взрослела она медленно. Менструации начались только в четырнадцать лет. И немудрено, что Джефри заворожил ее. Заворожил до такой степени, что она буквально следовала за ним по пятам, выполняла его мелкие поручения, подбирала ему сотрудников — в общем, стала чем-то вроде человеческого дополнения к его элегантной афганской борзой. Он и сам был охотничьим псом. Она ему нравилась, и он спал с ней, но это ничего не значило. Он переспал со многими ученицами колледжа. И все — хорошенькие. Что же касается Карен, то он дал ей ясно понять, что она ему нравится, что они хорошие друзья, но на большее ей нечего рассчитывать. Несмотря на все свое обожание Джефри, она была достаточно разумна, чтобы никогда не выяснять с ним отношения.
Карен сохранила связи с ним после окончания колледжа только благодаря своим усилиям. Джефри никогда не звонил ей, но был доволен, если звонила она. По окончании учебы ей повезло, и она устроилась на работу к Лиз Рубен, которая в их кругах считалась легендарной личностью — первая из женщин-дизайнеров спортивной одежды, которая основала собственную компанию на Седьмой авеню. Карен начинала как одна из многих ассистенток, но уже через шесть месяцев стала личным помощником Лиз. Ей пришлось подстраиваться под распорядок работ Лиз Рубен: порой та вызывала ее в половине двенадцатого ночи, и они вместе просиживали за работой до самого утра. Карен подозревала, что иногда такие вызовы объяснялись не тем, что на Лиз нахлынуло вдохновение, а ее попыткой справиться с подступающим одиночеством, как это случалось и с ее идолом — Коко Шанель. Но, даже если это было правдой, Лиз ничем не выдавала свое состояние. Всегда отстраненная, властная, все держащая под контролем, Лиз за шестнадцать месяцев совместной работы научила Карен большему, чем та узнала за все годы своего учения в классе дизайна. Очень скоро Лиз и работа с нею заполнили всю жизнь Карен. Работа была чрезвычайно напряженной, но нельзя сказать, что они тяготились ею. Лиз никогда не показывала своего отношения к Карен, но та чувствовала ее заботу.