— Это очень древнее проклятие, — продолжал Джон Джозеф, не замечая остановившегося немигающего взгляда Джекдо. — Я слышал, что оно поражает самого владельца и наследника. Наследник, как правило, умирает молодым, а от хозяина совсем отворачивается удача. Ты посмотри на моего отца. До тех пор, пока он не унаследовал замок, он ни разу не брал денег в долг. А теперь он полностью разорен. Но на что это ты смотришь?

Джекдо не отвечал, и Джон Джозеф проследил за его взглядом, но не увидел ничего, кроме медного кувшина, висевшего над деревянной балкой. Джон Джозеф перевел взгляд на мальчика и подумал: «Действительно забавный, ему подходит прозвище Джекдо, у него блестящие черные глаза и смуглое задумчивое лицо».

— Эй, проснись! — воскликнул он.

Джекдо посмотрел на Джона Джозефа невидящим взглядом, и по телу того пробежала легкая дрожь. На мгновение он ощутил, что в этом мальчике скрыта какая-то древняя таинственная сила.

В этот момент Джекдо затряс головой и побагровел под взглядом своего собеседника, которого он, Джекдо, считал самым красивым и умным человеком на свете.

— Прости, пожалуйста, — пробормотал он.

— Куда это ты так уставился?

Джекдо замялся в смущении:

— Понимаешь, иногда я вижу такие картины… отражения в блестящих предметах. Но это невозможно объяснить.

Джон Джозеф задумался, его голубые глаза подернулись легкой дымкой. Природное любопытство и стремление все расставлять по своим местам требовали продолжить расспросы. Но он почувствовал, что родственник стесняется.

— Когда-нибудь расскажешь мне об этом?

— Попытаюсь.

Внезапно до мальчиков донесся аромат гиацинта и шуршание платья Хелен, незаметно подошедшей к ним.

— У вас все в порядке? — спросила она.

Улыбка ее предназначалась обоим, но Джон Джозеф понимал, что вопрос обращен только к ее сыну: она нежно заботилась о своем странном, не похожем на других ребенке. Джон Джозеф на мгновение подумал о своей матери с ее жеманством и деланным смехом, и позавидовал Джекдо из-за того, что его матерью была Хелен, эта черноволосая женщина, в жилах которой течет испанская кровь. Он вспыхнул от смущения, когда она внезапно наклонилась к нему и взяла за руку.

— Джон Джозеф, Джекдо без меня не натворил тут никаких глупостей?

— О, нет. Вовсе нет, мэм.

Он понимал, что держится чересчур чопорно, но все же приподнялся и слегка поклонился, при этом отчаянно надеясь, что она не станет над ним смеяться. Но даже если Хелен и стало смешно, она ничем не выказала этого, а лишь взяла его двумя пальцами за подбородок и произнесла:

— Я уверена, ты станешь ему хорошим другом. Хотя вас разделяют четыре года, мне кажется, для своих лет Джекдо достаточно сообразительный.

— Да, мэм.

Джон Джозеф чувствовал себя круглым идиотом. Эти фальшивые светские формальности ужасно раздражали его. Хелен пристально взглянула на него, и Джон Джозеф почувствовал, как покраснел.

— Я так рада, что вы нашли с ним общий язык. Они с Робом совсем разные. Даже трудно поверить, что они братья.

— Да, вы правы, мэм.

Сердце Джона Джозефа бешено колотилось, он был не в состоянии поднять глаза на свою обворожительную родственницу.

— Ну, так как, решено? Вы с Джекдо навсегда останетесь добрыми друзьями?

Даже если бы ее сын был отвратительным тупицей, Джон Джозеф все равно сказал бы «да», чтобы она осталась довольна. Но прежде чем он успел это сделать, к ним подошел отец Джекдо, который, с точки зрения Джона Джозефа, был очень скучный, самоуверенный и вообще был недостоин подавать ей перчатки.

— Развлекаетесь? — игриво спросил генерал и при этом смерил Джона Джозефа таким убийственным взглядом, что молодой человек еще долго не мог прийти в себя.

— Да, дорогой, развлекаемся. А ты?

— Что же, здесь вполне, вполне сносно.

Генерал с отвращением посмотрел на пирующих слуг. Он ненавидел суету и беспорядок. В глубине души он был уверен, что служба в армии приносит пользу любому мужчине. Генерал пригвоздил к месту Джона Джозефа уничтожающим взглядом и спросил:

— А вы собираетесь послужить своему отечеству, молодой человек?

— Если бы я решился на это, сэр, то хотел бы дослужиться до высоких чинов, но для католика это едва ли возможно.

Джон Джозеф уже снова владел собой, и в ответе его прозвучала некоторая колкость — генерал совсем забыл, что Уэбб Уэстонов из Саттона до сих пор связывают с католической Церковью прочные узы.

— Э-э-э… Ну, да… Конечно, но католикам не возбраняется быть офицерами…

— Но ведь и не поощряется, не так ли, сэр?

— Ну…

Генерал очень обрадовался, потому что в этот момент до него, донесся пронзительный голосок миссис Уэбб Уэстон, которая звала детей приступить к играм, а взрослых — к танцам.

— Видимо, нет, — пробормотал он, прикрывая рот ладонью, и уже собирался поклониться своей жене и пригласить ее на джигу, как Джон Джозеф неожиданно опередил его. К стыду и гневу пожилого генерала Хелен увели у него прямо из-под носа.

— А ты бы лучше шел играть с младшими, — сказал он Джекдо, чтобы скрыть свое раздражение. — Смотри, они уже начали без тебя. Поспеши, мисс Хасс тебя зовет.

И действительно, длиннолицая гувернантка, похожая на отбившуюся от стада грустную овечку, уже выходила из кухни, а за ней нетерпеливо семенили малыши.

— Отец, я должен с ними идти?

— Ну, да, конечно, должен. Если твой кузен, или кем он там тебе приходится… — генерал взглянул в сторону танцующих Джона Джозефа и Хелен, — вообразил, что он уже достаточно взрослый, чтобы оставаться здесь, то это не значит, что у тебя должны быть подобные мысли. Иди к брату и сестре.

— Но это опасно, сэр.

— Что ты болтаешь? Что значит «опасно»? — генерал Уордлоу чувствовал, что его терпение вот-вот лопнет. — Объясни мне, что для тебя может быть опасного в игре с ребятами? Иногда ты просто приводишь меня в отчаяние, Джон. И как у меня мог родиться такой простофиля?

— Но, сэр, только что у меня было видение, и мне показалось, я вижу закрывающуюся крышку гроба.

Этого генерал уже не выдержал:

— Вон отсюда, Джекдо! Я устал от тебя и от твоих фантазий. Твоя мать делает большую ошибку, что поощряет твои глупые выдумки. Я поговорю с ней об этом самым серьезным образом. И еще я основательно поразмыслю над тем, не отправить ли тебя в закрытую школу. Если бы не твоя проклятая нога, с каким удовольствием я бы отослал тебя в армию!..

Впрочем, несмотря на свою вспыльчивость, генерал вовсе не был бесчувственным человеком, и вид побледневших губ его младшего сына оказался для него невыносимым.

— Джекдо!

Но было уже поздно. Мальчик выбежал из комнаты, глотая горячие слезы, грозившие опозорить его при всех.

Празднование святочного дня было окончено, и мистер и миссис Уэбб Уэстон стояли со своими четырьмя детьми в дверях кухни и прощались с веселыми и довольными гостями. Горячий пунш и эль сделали свое дело: кругом слышался смех и царило оживление, слуги вереницей выходили из дома на улицу и под морозным звездным небом громко распевали песню, которой вторили завывания старого слепого лиса. Семьями и дружескими компаниями работники поместья расходились по темным улицам и шли к своим фермам и жилищам. Их построили еще во времена сэра Ричарда Уэстона, и они назывались: коттедж Бычья Глотка, ферма Девичья Роща, дом Дубовые Листья. Люди еще не успели скрыться в темноте, когда Джон Джозеф сказал:

— А где Сэм Клоппер? Я что-то не видел, чтобы он уходил.

— Сэм? — повторила его мать.

Она даже не заметила бедного маленького хромого, который мог легко затеряться в толпе взрослых людей. На самом деле он мало заботил ее — втайне она чувствовала к этому грустному калеке почти отвращение, — и, раз он был одет и накормлен (что входило в ее обязанности хозяйки имения, так как мальчик был сиротой), она вовсе не думала о нем.

— Кто? — спросил мистер Уэбб Уэстон.

— Клоппер, папа. Мальчик, который попал в капкан. Если ты помнишь, его прабабушка когда-то прислуживала матери кузины Мэлиор Мэри. Он говорил, что Клопперы жили в замке Саттон еще с давних якобитских времен.