— Они не тонкие. Они толстые. Очень толстые. Это все ваш инструмент. Его звук проникнет и за стальную броню, пожалуй. — Он указал на обвиняемого. Нелл все еще держала флейту в руке, как жезл.

— Это, вероятно, потому, что я переусердствовала в одном пассаже, — объяснила Нелл, уже совершенно не думая о флейте, а втайне любуясь его фигурой.

— Да нет, наверное, просто у нас с вами одна и та же вентиляционная скважина, — пояснил он уже с ноткой извинения в голосе.

— Да? — она совершенно не отдавала себе отчета, о чем это он. — Тогда понятно. Вы не против шотландского виски? — И она двинулась к бару, попутно воображая себе, как восхитительно он выглядит в теннисных шортах.

— Шотландское виски — прекрасно. А почему вы выбрали именно флейту?

Тем временем Рудольф возобновил свои атаки на его голые пальцы, а Марго попыталась взобраться по его ноге к нему на колени.

—…Послушайте… не могли бы вы снять их с меня? — Беспомощно спросил он.

— Дрянные собаки! — она подхватила обеих и бросила их в кухню, закрыв за ними дверь.

Шеа запахнул халат, но внимательный взгляд Нелл успел заметить под ним синие плавки. В тот же момент она почувствовала, что заливается краской.

— Почему именно флейту? — повторил он свой вопрос.

— Ну… потому что я совершенно бездарна по фортепьяно.

— Понимаю, — сказал он, хотя не понял ровным счетом ничего.

Нелл принесла ему виски, отмечая боковым зрением, что он разглядывает ее ноги.

— Я полагаю… — начала она и остановилась в изумлении от незнакомого звука своего голоса, ставшего на октаву выше. — Я полагаю, — начала она снова, собравшись, — что женщина должна уметь играть на каком-нибудь инструменте. Вы согласны со мной?

Она присела возле кофейного столика напротив него, красиво скрестив ноги.

— После того, как я оставила фортепьяно, я пробовала играть на арфе, но ее надо уметь настраивать, а мой слух оставляет желать лучшего.

— Да, да, я понимаю, — горячо согласился он. — Один знакомый предложил мне попробовать флейту. Это оказалось очень удобно. Она гораздо меньше арфы и не требует настройки. А какой красивый звук! Простите, я действительно раскаиваюсь, что потревожила вас.

— А я действительно нуждаюсь в отдыхе, — подтвердил он. Его синие глаза глядели очень утомленно.

Оттеняющая его челюсть щетина отнюдь не портит его, решила Нелл, а делает более романтичным, похожим на усталого пирата.

Он тем временем объяснял ей, как ребенку:

— Как все служащие, я должен быть на рабочем месте в девять утра. Однако, совсем не как все служащие, я никогда не заканчиваю свой рабочий день в пять. Я провожу на работе все вечера и порою — все выходные. Дома у меня остается всего несколько часов на сон. Я должен выспаться, тем более, что пока я бодрствую, я в постоянном беспокойстве…

— А о чем вы беспокоитесь?

— О Чикаго. О преступлениях, взятках, парадах, забастовках, муниципальном совете, членах совета, непогоде…

— Я догадалась: вы — полицейский!

Он рассмеялся глубоким, теплым смехом:

— Нет, я не коп. Я

—

издатель

«Чикаго Джорнэл».

— О, только не это! — простонала она.

— Что вы имели в виду, проговорив «только не это»? — обиженно и задиристо спросил он. — Вы ведь не из тех людей, которые вечно недовольны прессой? Или вы уверены, что мы все монстры и…

— Я не сказала этого, мистер Шеа. По роду своей работы я не имею дела с прессой.

Наступившая тишина начала нервировать Нелл, и она добавила:

— С прессой общается мой пресс-секретарь, Пол Хайксон.

Лучше бы она этого не говорила.

— Ах, вот как? — он поднял бокал. — Умоляю, поведайте же, чем это вы занимаетесь, что заставляет вас чураться нашей назойливой прессы? — Его насмешливый тон давал понять, что он полагал ее способности найти хорошую квартиру вполне достаточными для хорошенькой женщины.

— Я работаю у Гэллэрд.

— Видимо, вы — модель, предположил он, еще раз взглянув на ее ноги.

Нелл одарила его своей ослепительной улыбкой:

— Вы ошиблись. — Она сделала паузу для нанесения решающего удара. — Прошу прощения, если разочарую вас. Я — вице-президент и директор агентства моделей одежды.

Шеа скептически поглядел на нее:

— Не слишком ли вы молоды для поста вице-президента?

— Вовсе нет. Мне тридцать три. — Она снова живописно скрестила лодыжки. — А не слишком ли вы молоды, чтобы быть издателем?

— Вовсе нет, — засмеялся он. — Мне сорок. Ах, подождите, подождите: я вспомнил —

та самая

Карлтон! — С видимым удовлетворением проговорил он.

Нелл затаила дыхание.

Он провел рукой по волосам, вспоминая:

— Мы опубликовали пару заметок о провале, который постиг ваше агентство на большом благотворительном вечере, устроенном в рекламных целях.

— Именно, — процедила она сквозь зубы. — Надо сказать, в агентстве восприняли ваше освещение событий менее чем с энтузиазмом. Та коллекция моделей провалилась.

— Коллекция была провалена, — повторил он, игнорируя ее досаду. — Правильно! Я вспомнил… не говорите мне ничего, я никогда ничего не забываю! — Он протестующе поднял ладонь, и Нелл помимо воли отметила, какая глубокая и длинная линия жизни рассекает ее.

— Я бы так хотела это забыть, — пробормотала Нелл.

Тем временем он уставился в какую-то точку чуть повыше головы Нелл, глаза его сузились, и он заговорил:

— Все было черным и белым. Сад, где происходил ужин, был наполнен знаменитостями и… лебедями. Черные и белые лебеди повсюду. Это был благотворительный вечер в честь Балета Чикаго.

Нелл утвердительно кивнула, вспоминая, как красиво это началось. Четыреста гостей, теплый сентябрьский вечер — и лебеди повсюду.

— Еще было крахмальное белое столовое белье и на нем — черный китайский…

— Именно так, — подтвердила Нелл, изумленная его памятью на детали.

—… и белые цветы в огромных черных вазах… и один из ваших лебедей покусал русского консула. Вот это была сенсация! — Для пущей выразительности Шеа хлопнул себя по бедру. — Я пустил снимок на первой странице.

— Вы не упустили свой шанс. Целых четыре колонки…

— Трое человек никак не могли отогнать лебедя от взбешенного Разничикова…

— Вы раздули из этого чуть ли не международный инцидент. Вам не следовало публиковать тот снимок. Консулу оказали первую помощь, и он отнесся к недоразумению весьма снисходительно.

— Послушайте, где ваше чувство драматизма? За весь вечер это оказалось наиболее значительным событием. «Лебедь заклевал русского». — Его большие руки очертили заголовок в пространстве. — Да эта фотография принесла издательству больше дохода, чем публикация всей вашей коллекции тощих моделей в ситцах!

— Женщины не носят «ситцы», в ситец одевают только мебель! — Гнев заставил ее голос опять измениться, и она с трудом овладела им. — Вы выставили нас на посмешище. Раздули этот эпизод до невероятных масштабов. А вслед за вами подхватили радио и телевидение…

Шеа изнемогал от смеха.

— Бросьте кипятиться. Ведь это было год назад.

— Вы можете позволить себе смеяться. Я же не нахожу в этом ничего смешного. Стоило наступить понедельнику, как меня уже вызывал Вашингтон. В десять меня навестило Федеральное бюро расследований по поводу того, что они назвали «обстоятельствами происшествия»…

— Вы шутите.

— Нисколько. Одна из многочисленных версий вашей истории появилась на страницах каждой газеты в нашей стране.

«Нью-Йорк Таймс»

дал заголовок: «Еще одно покушение лебедя».

«Канзас Сити Стар»

назвала это «Лебединые происки на озере».

«Уимэнз Вэар Дэйли»

написал: «Гэллэрдский подкидыш». Это действительно ударило по агентству. Даже

«Нэшнл Инквайрер»

изощрился: «Оргия общественности с лебедями».