Решительность ее была весьма ограниченна — она сводилась лишь к тому, чтобы не ложиться в постель днем. Но до того, чтобы вернуться домой и выйти на работу, было еще очень далеко.

Впасть в отчаяние было легко. Это не требовало никаких усилий с ее стороны и произошло очень быстро. Но выбраться обратно и начать жить нормальной жизнью — куда сложнее. Нужно отыскать выход, выкарабкаться, суметь выползти по стенам вверх. Но прежде всего надо встать и решиться попробовать.

— Пап! Смотри, это она! — воскликнул Бакстер, показывая на окно и бурно размахивая руками. Все семейство шло по дорожке от сарая к грузовику. Гил и Флетчер подняли головы.

Флетчер улыбнулся, а Гил был задумчив.

— Эй, привет! Я тебя вижу!

Дори смотрела в распахнутое окно, улыбалась Бакстеру и приветственно махала рукой всем троим.

— Тебе уже лучше? Ты перестала болеть? — крикнул малыш.

Дори высунулась в окно и ответила:

— Да, мне получше. Благодаря тебе и твоим рисункам. А сегодня ты принес мне новый?

— Нет. Я был очень занят. Вчера после школы мы возили Мэтью к врачу. У него в желудке дырка и в ней застряли кишки, и он не дает доктору Бисли взглянуть на все это и поэтому скоро не сможет ходить в туалет. — Этот монолог был произнесен на одном дыхании.

— Боже мой! А он когда-нибудь называет это грыжей? — спросила она с надеждой.

— Да. — Ему понравилась такая сообразительность. — У тебя она тоже есть?

— Пока нет, — ответила Дори, думая при этом о всех тех тяжелых телах, которые ей приходилось поднимать и переносить с каталки на каталку, а потом обратно. — Привет, Флетчер.

— Привет. — Он помахал рукой.

Она хотела так же обратиться к Гилу, но почему-то подумала, что ни к чему выделять его из группы.

Ерунда, конечно, или, может быть, еще одно проявление ослабленной способности ориентироваться.

— А что это вы тут делаете каждый день? — спросила она, показывая в сторону огромных полей и пастбищ позади дома.

— Проверяем коров, — ответил Бакстер, и в голосе прозвучало удивление — мол, что же нам еще делать?

— Проверяете их на что?

— Проверяем, есть ли у них еда и вода и чтобы они все стояли. Если увидим, что одна лежит, мы смотрим почему и иногда подходим и расталкиваем, заставляем встать, чтобы мы знали, что никто из них не больной.

— Не болеет, — автоматически поправил отец.

— Не болеет.

— И нужно это делать два раза в день?

— Так лучше, — сказал Бакстер, как мудрый и опытный старый фермер. — Иногда одна заболеет, и тогда все начинают болеть, очень быстро.

— Понятно. Наверно, правда надо следить за ними, — сказала Дори, и он кивнул. — А теперь пора в школу?

— Ага.

— Ну, тогда удачи.

— Спасибо. Тебе тоже, — ответил малыш и, помахав рукой, забрался в грузовик.

— Спасибо. — Брат начал залезать вслед за ним, и она добавила: — Тебе тоже, Флетчер.

Он оглянулся, кивнул и закрыл дверцу, улыбаясь.

Неожиданно она встретилась взглядом с Гилом, стоящим у кабины. Сердце заколотилось, на губах появилась глупейшая улыбка, с которой ей не удалось справиться.

— Вам что-нибудь нужно? — вежливо спросил он, глядя на нее очень внимательно и понимающе.

В эту минуту она почувствовала, что ей нужно очень многое.

— Я хотела задать вам тот же вопрос. Я сейчас еду в город. Может быть, вам что-то привезти?

— Да вроде ничего не надо. Но спасибо.

— Здесь есть хороший парикмахер?

— Мы обычно ходим в парикмахерскую Эда, — прокричал в открытое окно Бакстер, перелезая через брата. Его немедленно усадили обратно.

Гил пожал плечами и беспомощно развел руками, улыбаясь. Похоже, он не слишком разбирался в парикмахерах.

— Сходи к Труди Холидей. Она неплохо стрижет, — равнодушно сказал Флетчер, усмехаясь и разводя руками, когда отец удивленно уставился на него через оконное стекло.

Дори рассмеялась. Господи, благослови этих Хаулеттов. Они действительно гораздо забавнее, чем старые комедии. И наблюдать за ними куда интереснее.

Во всем Колби было два салона красоты. Один из них, «Дворец красоты Труди», располагался в бывшем гараже.

— Боже мой, — приговаривала Труди, поворачивая голову Дори из стороны в сторону. — Хорошо еще, что мне нравится решать творческие задачи. Кто же это тебя так обкорнал!

И это говорила длинноволосая блондинка, настоящая красавица.

Дори натянуто улыбнулась.

— Ну, не волнуйся, милочка. Последний твой парикмахер был явным маньяком, но зато теперь ты сидишь в моем кресле. — Она расхохоталась и начала всерьез оценивать имеющиеся в ее распоряжении возможности. Сердце Дори упало.

— Может, лучше подождать, пока отрастет подлиннее? — нервно спросила она, дотрагиваясь до бесценного клочка волос на виске.

— Ну уж нет, дорогая моя, — ответила Труди и достала ножницы. — Я уже готова перевернуть всю твою жизнь.

Перевернуть куда? Дори подумала, что еще не поздно сбежать отсюда, но замерла на месте. Труди стригла волосы как истинный мастер своего дела. Руки ее будто стали продолжением ножниц. Волосы летели вокруг. Огромные пряди темных волос мягко падали на пол у ног. Горсть за горстью бесценные длинные локоны ложились к ногам. На них наступали, они покорно терпели такое вольное обращение. Дори закрыла глаза.

— Ну, что скажешь, милочка? — наконец спросила Труди, поворачивая кресло, чтобы она могла взглянуть в зеркало.

Глядя на свое отражение одним глазом, Дори подумала, что родилась заново. Труди остригла волосы совсем коротко, уложила их по направлению к лицу и перенесла макушку на левую сторону, чтобы получше скрыть все еще слишком коротенькие прядки на этой стороне. Из-за этого глаза стали казаться просто огромными, а высокие скулы подчеркивались так, что ей позавидовала бы любая модель. Женщины расплакались бы от зависти, если бы не…

— У меня есть чудный маскирующий крем для этих твоих шрамов. Никто и не узнает, что они здесь были.

— Нельзя, — сказала Дори, все еще очарованная чудом, смотрящим на нее из глубины зеркала. — Они еще слишком свежие. Можно занести инфекцию.

Если держать голову под правильным углом, шрамов вообще не будет видно. Она выглядела как и раньше — но только с новой классной прической. Почему Кармелла до аварии не предлагала ей попробовать короткую стрижку?

— Посмотри-ка. — Труди опустила воротник и показала шрам на шее от операции на щитовидной железе. — Мне сделали ее два года назад, а сейчас уже почти не видно. Твои шрамы такие тонюсенькие. Не воспаленные, совершенно нормальные. Должно быть, над тобой поработали настоящие мастера по пластической хирургии. Господи, да у меня остаются отметины куда хуже твоих шрамов, если я всего лишь посплю лицом в подушку.

Дори повернула голову, чтобы рассмотреть шрамы через волшебное зеркало Труди. Конечно, они никуда не исчезли. И даже очень выделялись на фоне бледной кожи. Но она прислушалась к голосу врача внутри себя, который говорил, что надолго они не останутся. Они станут бледнее, причем намного бледнее. Они настолько тонки, что если даже и не исчезнут совсем, то обязательно станут почти незаметны.

И то же самое произойдет с остальными шрамами, поняла она, поднимаясь из магического кресла Труди. По крайней мере, с внешними. Те швы, которых не видно, глубокие, где повреждения были куда более серьезными, — вот на них уйдет побольше времени. Может уйти, поправила она себя, если не начать заботиться о них прямо сейчас.

— Сколько стоит такое чудо? — улыбаясь, спросила она Труди.

— Нисколько. — Та подняла обе руки, показывая, что никакой платы она не возьмет.

— Что? Почему?

— Было бы несправедливо. Собрать все эти деньги, а потом взять с тебя тоже.

— Собрать деньги?

— Дорогая моя, ты сейчас повеселишься, — предупредила ее Труди. — На собрании Бюро фермеров на той неделе мы поспорили, к кому ты придешь в первую очередь — к доктору Бисли или к Денису Вейну, в аптеку. Ну, и я тоже решила поставить пару центов на то, что ведь ты женщина и поэтому первым человеком, на поиски которого ты отправишься, будет хороший парикмахер. Так что теперь я получу от этих глупых фермеров столько, что смогу бесплатно стричь тебя до самого Рождества. — Она вдруг остановилась. — Что-то не так? Ты как-то странно выглядишь, милочка.