— Изумительная победа, — произнесла она, когда он закончил свой рассказ, и тихо поаплодировала в знак уважения и восхищения. Они закончили есть устриц, перешли к супу со спаржей, который был разлит по их тарелкам половником из большой супницы, а порции жареного мяса с грибами были политы сладким винным соусом и приправлены зеленью петрушки.

— Я перестал заниматься боксом и оставил ринг в этот самый день, но вы ведь понимаете, что это произошло двадцать один год назад, как раз наступало лето. Его голос был завораживающим. — Вы еще тогда не родились.

— Нет, это не так, — ответила Люси, не понимая, что попалась на его хитрость, примененную для того, чтобы узнать ее возраст. — Несколько дней назад мне как раз исполнилось двадцать один. Я родилась в мае. — Внезапно она замолчала, немного покраснев. Было не принято замужним женщинам или тем, кто уже был замужем, говорить о своем возрасте, даже если они были молоды, но, находясь в состоянии восторга и воодушевления после знакомства с мистером Уорвиком, она не успела проследить за своим языком.

Дэниэл внимательно наблюдал за ней. Люси была на несколько месяцев младше, чем его сын. Очаровательная вдова, околдовывающая своим прелестным, обаятельным личиком. Она все еще была похожа на девочку, а не на женщину, казалась такой ранимой и беззащитной, будто никогда не была с мужчиной. Но это было невозможно, по крайней мере, маловероятно, но он не хотел думать об этом. Как же она была очаровательна, когда смутилась, выдав свой возраст. Он наклонился к ней и произнес тихим заговорщическим голосом:

— Я не выдам ваш секрет.

Она не смогла не захихикать, смех сам вырвался наружу. Ричарду очень повезло с отцом. Как Люси хотела рассказать ему все о себе начистоту, но, пока она не встретится с Оливией Рэдклифф, ей придется подождать. В то время как она пыталась решить, с чего лучше начать рассказ, связанный с выбором именно этого курорта, и как перейти к разговору об особняке Атвудов, он опередил ее:

— Расскажите мне об Италии. Я никогда там не был. Где вы жили?

Люси рассказала ему о своей жизни в Италии ни больше ни меньше, чем всем остальным. Но внезапно Дэниэл задал вопрос, которого она боялась больше всего и которым до него никто не интересовался.

— А какая у вас была девичья фамилия?

Она немного выждала, чтобы успокоиться.

— А почему вы спрашиваете?

— Это простое любопытство, уверяю вас. Ведь возможно, что я мог знать семью вашего отца, так как у меня огромные деловые и общественные связи от Суссекса до Йоркшира и на севере страны. Как говорят, мир круглый и маленький, а значит, тесен.

Люси не хотела лгать, но и открыть правду была тоже не готова.

— Моя мама сказала монахиням, что у отца не было семьи.

— Она умерла, когда вы жили в монастыре?

— Правильно. — За все время своего пребывания в Истхэмптоне она детально не излагала кому-либо о том, где умерла ее мать, все думали, что это случилось в Италии, и она намеренно не собиралась опровергать это. Люси не подозревала, что Дэниэл Уорвик будет исключением, и его следующий вопрос это только подтвердил.

— Я полагаю, ваши родители были похоронены рядом?

— Нет, это не так. — Она искусно сменила тему разговора. — Ричард сказал мне, что его бабушка и дедушка умерли молодыми. Вам, должно быть, как и мне, знакомо горе утраты.

— Да, — согласился Дэниэл, поддерживая разговор, который она завела. — Мне было тогда восемь лет, а моему брату три года, когда наша овдовевшая мать умерла спустя несколько месяцев после того, как родила сестренку Жасмин, которую мы с женой недавно навещали в Америке.

Люси слушала и смогла сделать вывод из его рассказа, что холостой дядюшка Дэниэла, Уильям Уорвик, взявший к себе троих сирот, воспитывал их очень строго. По крайней мере, ее детство прошло без жестокости и несправедливости, монахини относились к ней ласково и нежно, но у нее не было родных брата и сестры. Уорвик начал рассказывать ей о том, как тренировался у Джима Пирса, боксера, отошедшего от дел. Обеденное время подходило к концу, но Люси успела узнать еще многое о становлении Истхэмптона как морского курорта. Она осмелилась поднять тему, касающуюся железной дороги, и он мгновенно разгневался.

— Железной дороги здесь не будет, обещаю вам, — уверенно заявил он, как раз это она и хотела от него услышать. — Компании, владеющие судами, перевозящими торговые материалы через пролив в Маррелтон, объединятся в этой борьбе просто потому, что поймут, что их продажи после прокладки железной дороги резко сократятся. Это лишь вопрос времени, если утвердят железную дорогу в Истхэмптоне, которая будет проходить до Маррелтона, то торговля по водным путям прекратится навсегда, а компаниям, владеющим судами и занимающимся коммерцией, это невыгодно. Также это касается и крайнего севера, на котором лодочники только этим и живут, лишившись последней возможности заработка, их семьи обеднеют и станут голодать.

— Кажется невозможным построить железную дорогу где-либо, чтобы тем самым не причинить людям страдания и не привести к нищете и нужде, — Люси сказала то, свидетелем чего сама была в Италии.

— То же самое произойдет и с остальными, не только с лодочниками. Целые улицы сотрут с лица земли, тысячи домов будут разрушены, разорятся деревни, и от всего останется лишь пепел. — Пронзительным взглядом Уорвик посмотрел на девушку. — Когда в первый раз вы услышали о том, что железнодорожную станцию собираются построить на территории имения Атвудов?

Она рассказала ему о своем ее визите в особняк, когда Джош Бартон был там.

— Я столкнулась с ним там и теперь частенько с ним вижусь. Этот неприятный мне мужчина снял комнату в морском коттедже, где живу я, и он постоянно докучает мне своим присутствием. Я не согласилась с ним и не поддержала его идею. Но, по правде говоря, в целом я не имею ничего против железной дороги и приветствую такой быстрый и удобный способ передвижения, если только беззащитным людям это не принесет ни страданий, ни дискомфорта, и им не придется переезжать и искать новую работу, в то время как спекулянты будут наживаться и богатеть.

Он покачал головой и экспрессивно развел руками перед собой.

— Мы живем не в идеальном мире, жадные, эгоистичные люди, как и противоположные им, находятся в нем. Я сам был раньше беспощадным и безжалостным, и мне стыдно, здесь нечем гордиться. Теперь я хочу отстоять и защитить собственный курорт, провалиться мне на этом самом месте, если я допущу, чтобы какая-то железная дорога ослабила процветание Истхэмптона и привела к бедности, безысходности и безработице людей, живущих здесь. Истхэмптон до сих пор является элитным курортом, с самого его основания он был важным и значительным местом, обогащающимся за счет постоянных клиентов, что позволило ему бурно развиваться и процветать. Достаточно слухов, и берега заполнятся толпой экскурсантов и туристов, которые отменят поездки за границу и ринутся на курорт, окруженный деревенскими поместьями. Повсюду полно развлекательных курортов, до которых рабочие, бедные, люди, не принадлежащие к высшему обществу могут добраться поездом. Каждый человек имеет право на выбор.

Я не говорю, что бедным людям здесь не место, но хочу, чтобы Истхэмптон остался курортом — и совесть меня не мучает, — предназначенным только для тех людей, которые по-настоящему смогут оценить его прелесть и красоту и кто имеет достаточные денежные средства, чтобы позволить себе здесь отдыхать. — Уорвик быстро глотнул из бокала вино, так как в горле запершило от сухости после того, как он яростно отстаивал свои взгляды. — Понимаете? — Он поставил бокал на стол. — Я поведал вам причины, по которым я против того, чтобы Джош Бартон претворял свою дурацкую идею о железной дороге в жизнь, и вы также рассказали мне, что вас оскорбляет то, что родовое поместье разделят пополам. И это объединяет нас. — Дэниэл протянул свою мощную руку Люси, и она сама пожала ее.

— Союзники, — повторила она. — Для общего благого дела.