Их губы сливались в яростном поцелуе, а тела льнули друг к другу, желая достичь такого же единства. Винченцо все крепче прижимал к себе ее соблазнительное тело, пытаясь раствориться в нем, но одежда стала неодолимым препятствием.
Мэри-Бет переживала удивительные ощущения, ей казалось, будто она парит в воздухе.
— Ой! — испугано вскрикнула Мэри-Бет, осознав, что действительно взлетела вверх, но в следующий миг она уже лежала на диванчике, прижатая тяжелым мужским телом.
Ее возглас проник в сознание Винченцо. Он пришел в себя, оставив всякие попытки добраться до ее груди, упакованной в вечернее платье.
Что же он делает? Да, его тело требовало продолжения чувственного пиршества, но внезапно проснувшаяся совесть вопила, что Мэри-Бет не та женщина, которую можно уложить в постель на второй день знакомства. Винченцо ощущал себя негодяем за то, что посмел предположить иное.
Проявив героическую силу воли, он медленно привстал, а потом и вовсе отодвинулся на край дивана.
— Знаешь, Лайза, мы немного поторопились.
Винченцо встал и отступил от дивана, не вполне доверяя самому себе.
— Что?!
— Спасибо тебе за чудесный вечер, но я, наверное, уже пойду.
Он оглянулся в поисках пиджака. Сладостный туман не желал рассеиваться, и Винченцо никак не мог вспомнить, где же оставил его.
— Энцо, я не понимаю, — растерянно проговорила Мэри-Бет, но в ответ не услышала ничего внятного.
Мэри-Бет осторожно встала на ноги, опасаясь, что те попросту не выдержат ее веса, и она постыдно рухнет к ногам Винченцо. Но подобного не случилось, она выстояла.
— Что происходит, Энцо? — переспросила Мэри-Бет.
Он же не мог найти слов, чтобы оправдаться. Вернее, он не совсем понимал, за что следует извиняться.
Девушка наступала, и Винченцо решил сбежать — что называется, с позором покинуть место битвы. Если бы он остался рядом с Лайзой еще секунду, то послал свою совесть куда подальше и взял бы ее прямо на дубовом паркете, которым восхищался несколько часов назад, потому что добраться до дивана у него не хватило бы ни сил, ни терпения.
— Я позвоню тебе, — бросил Винченцо на прощание и стремительно выбежал из квартиры.
Мэри-Бет медленно дошла к двери. Желание подбивало ей броситься вслед за Винченцо и попытаться прояснить ситуацию. Но гордость взывала к рассудку, указывая, что если тебя отвергли, не имеет смысла выяснять причину.
Ее взгляд остановился на отражении в зеркале — вспухшие от жарких поцелуев губы, растрепанные волосы и вздернутое едва ли не до самой талии платье — и она в ужасе отшатнулась, торопливо одергивая подол.
Мэри-Бет медленно опустилась на пол.
Почему? Почему она не может разжечь в мужчине страсть? Она ударила кулаком по паркету, пытаясь разобраться в причинах подобней невезучести. Возможно, ей попадаются дефективные мужчины? Мысль казалась такой заманчивой. Да и кто не любит переложить вину за свои проблемы на других?
Но не могут же быть виновны все мужчины поголовно. Пусть, один. Ну, может быть, два. Но не все же!
Значит, это ее вина. Это она с дефектом.
Боль, обида и отчаяние теснили друг друга, пытаясь завладеть ее сердцем, и существовал лишь один способ хоть немного облегчить ситуацию. Слезы. Соленым слезам на удивление легко удавалось смыть горечь переживаний.
Мэри-Бет сегодня уже пролила достаточно много слез, и она больше не хотела плакать, пусть даже соленая влага и рвалась наружу. Поэтому она сдерживалась из последних сил, и тем самым довела себя до истерики.
Она горько всхлипывала, давилась слезами и вздрагивала. Подтянув колени к груди, Мэри-Бет обхватила их руками и попыталась проявить хоть немного выдержки. Порой ей казалось, что она успокоилась, но стоило вспомнить о своей женской непривлекательности, и все начиналась заново.
Гл. 10
Спустившись на один пролет, Винченцо остановился и, никого не стесняясь, смачно выругался. Лишь отведя душу, он попытался сообразить, что ему делать дальше.
Его бумажник находился в пиджаке, а тот остался в квартире Лайзы. И как ему теперь добраться до отеля? Есть, конечно, самый древний способ передвижения, однако его не привлекала ходьба по ночному Нью-Йорку. Слишком долго иди. И потом, на улице холодно. А последний аргумент тоже был немаловажным: он не ориентировался в городе.
К тому же Винченцо почти успокоился: вожделение не исчезло полностью, но теперь он контролировал себя.
Долго уговаривать себя не пришлось, секунду спустя он повернул обратно. Поднимался Винченцо медленнее, чем спускался. Его беспокоила реакция Лайзы. Если она накричит на него, то будет абсолютно права. Можно, конечно, сказать, что он поступил так ради ее блага. Но как оправдаться за то, что вышел за рамки дозволенного? Ответа не было.
Он поднял руку, но не позвонил: из-за двери доносились душераздирающие всхлипывания. Вина горькой волной подкатила к горлу. Своим стремлением защитить Лайзу, он, как и предполагал изначально, заставил ее страдать. Винченцо рванул дверь на себя и, не теряя ни секунды, бросился к той, кого так жестоко обидел.
Опустившись на колени, он притянул к себе отбивающуюся девушку и прошептал:
— Прости меня. Я глупец.
— Отпусти! — Мэри-Бет пыталась освободиться, но в ее голосе не слышалось искренности, а в действиях не было настоящего упорства.
Прижимаясь щекой к ее голове, Винченцо удерживал ее, умоляя успокоиться. Он не знал, как Лайзе удалось столь быстро пробраться в его душу, однако теперь он близко к сердцу принимал все ее переживания.
— Зачем ты пришел?
Винченцо молчал. Все доводы, которые позволили ему вернуться, теперь казались смешными и нелепыми.
— Зачем? — не дождавшись ответа, вновь потребовала Мэри-Бет.
— Так ли это важно?
— Отвечай!
— А почему ты плакала? — не выдержал Винченцо.
— Va al diavolo*! — показала знание иностранной ненормативной лексики Мэри-Бет.
Винченцо наступил на ее больную мозоль, и это добавило ей сил: она сумела вырваться из его объятий. Отойдя на несколько шагов назад, гневно воскликнула:
— Убирайся!
— Давай поговорим, — предложил Винченцо. Он поднялся на ноги, и теперь возвышался над Мэри-Бет.
Это раздражало. Что не удивительно, после всех его геройств!
— Поговорим?! Этот трюк больше не пройдет!
— Что ты имеешь в виду? — спросил Винченцо, шагнув вперед.
— Не подходи ко мне! — пятясь, воскликнула Мэри-Бет.
— Почему?