— Постойте! Я скажу, кто я!

«Черт! — подумал капитан. — Наверное, офицер... Нехорошо я эдак — всех сразу под одну гребенку...»

— Вы офицер? — спросил он как можно участливее. — В каком чине?

Солдат стоял покачиваясь: спазматические, булькающие звуки вырывались у него из горла. Наконец он овладел собой и громко произнес:

— Я генерал-лейтенант Корнилов! Дайте мне приют!..»

Имя генерала Корнилова было известно всем в русской

армии.

Уже 31 августа он прибыл в Бухарест, а оттуда через Киев выехал в Могилев, где располагалась Ставка Верховного главнокомандования. Там бежавшего из вражеского плена генерала принял император Николай II, вручив ранее пожалованную боевую награду — военный орден Святого Георгия 3-й степени.

По спискам Ставки на сентябрь 1916 года в германском и австрийском плену находилось более 60 русских генералов, а бежал оттуда только один Корнилов, хотя попытки вырваться из плена совершались и другими пленными. Поэтому он стал очень знаменит в стране, которая вела войну. От газетных и журнальных репортеров у Лавра Георгиевича не было отбоя. Его портреты с Георгиевской наградой печатались в иллюстрированных журналах.

В Петрограде генерала Корнилова чествовали в Михайловском артиллерийском училище, которое герой-фронтовик когда-то успешно закончил. Юнкера встречали его в парадном строю. Один из них прочитал в честь Корнилова стихи собственного сочинения. Теперь бежавшего из вражеского плена военачальника узнавали на улицах не только российской столицы.

Сибирские казаки из станицы Каракалинской, к которой был приписан служилый казак в чине генерал-лейтенанта, прислали прославленному земляку золотой нательный крест и сто рублей.

Корнилову не пришлось подлечиться после бегства из плена. В сентябре 1916 года он вновь отправляется на Юго-Западный фронт с повышением в должности, получив под командование 25-й армейский корпус, входивший в состав Особой армии. Эту недавно сформированную армии назвали Особой по простой причине: в семье Романовых верили в несчастливое число 13, а армия по счету оказалась тринадцатой.

Генерал-лейтенант Л. Г. Корнилов командовал 25-м армейским корпусом до февральской революции 1917 года. К тому времени корпус находился уже в составе войск Западного фронта, который вел позиционную войну в окопах. Известие о падении монархии в России в первых числах марта взбудоражило не только тылы, но и сам фронт.

Февральская революция выплеснулась на улицы и площади столицы морем алых флагов и бантов, кровью на истоптанном снегу, пламенем, пожиравшим здание Петроградского окружного суда и полицейские участки. Во Временном правительстве забили тревогу — беспорядки в Петрограде перекинулись на многотысячный столичный гарнизон. Последствия могли оказаться самыми непредсказуемыми.

Думские руководители М. В. Родзянко и А. И. Гучков пожелали увидеть на посту командующего Петроградским военным округом популярного среди солдат боевого генерала. Кандидатуры на эту должность лучше Лавра Георгиевича Корнилова просто не оказалось. Думских деятелей привлекала, кроме того, легендарная храбрость этого военного, по-восточному вежливого человека.

Деятельность нового командующего столичным военным округом началась с того, что он с группой офицеров по указанию военного министра Гучкова арестовал в Царском Селе императрицу Александру Федоровну. Дальше у генерал-лейтенанта начались серьезные осложнения с выполнением возложенных на него задач.

Знаменитый «Приказ № 1» Петроградского Совета, который в самое короткое время разложил не только тыловые воинские части, но и фронт, связал по рукам и ногам Корнилова. Командующий столичным военным округом оказался в положении начальствующего человека, который нес за все личную ответственность, но не мог принять какого-либо самостоятельного решения.

«Приказ № 1» отменял отдание воинской чести младших старшим по званию. Отменялось и титулование. Генерал перестал быть «вашим превосходительством». Солдат не являлся больше нижним чином и получал все гражданские права, которым февральская революция наделила население Российского государства. Наконец, «... в своих политических выступлениях воинские части подчиняются Совету рабочих и солдатских депутатов и своим комитетам».

Начался развал русской армии как воинского боеспособного организма. Резко упала воинская дисциплина, особенно в тыловых и запасных частях. Участились случаи коллективного неповиновения при получении приказа отправки на фронт резервных войск. Неповиновение офицерам охватило даже фронтовиков.

На фоне всех этих событий сформировались политические устремления генерала Л. Г. Корнилова, с болью в сердце видевшего развал не только государства, но и ее армии. Его современник В. Б. Станкевич отмечал в воспоминаниях: «В исполнительном комитете он говорил, что против царского режима. Я не думаю, чтобы Корнилов унизился до притворства. Несомненно, он сочувствовал реформаторским стремлениям. Но также несомненно, что он не был демократом, в смысле предоставить власть народу: как всякий старый военный, он всегда был подозрительно настороже по отношению к солдату и «народу» вообще: народ славный, что и говорить, но надо за ним присматривать, не то он избалуется, распустится. Против царского строя он был именно потому, что власть стала терять свой серьезный, деловитый характер. Хозяин был из рук вон плох и нужен был новый хозяин, более толковый и практичный».

Генерал Корнилов на новой своей должности сразу ощутил двоевластие в стране — Временного правительства и Петроградского Совета, рассылавших свои резолюции по всей России и фронтам. Он воочию убедился, что тот и другой путаются в собственных распоряжениях. Никто их не исполнял и даже не собирался исполнять, кругом царила настоящая анархия, грозившая захлестнуть собой фронт.

В воинских частях Петроградского округа дисциплина упала до нуля. Никто не желал нести службу должным образом, офицерам за требовательность грозила смерть от своих же подчиненных солдат. Весь быт столичного гарнизона олицетворяли беспрестанные митинги и пьянство.

Теперь гарнизонным офицерам, в своем большинстве прошедшим через фронтовую жизнь, да и самому командующему округом, было очень трудно подчинить своей командирской воле и держать в повиновении массу вооруженных людей. Когда Корнилов попытался навести порядок в гарнизоне, используя для этого юнкеров Михайловского артиллерийского училища против разгулявшихся тыловиков, его одернули: «Нельзя — ведь у нас свобода!»

На пути от февраля к Октябрю Россия теряла свою армию и неумолимо скатывалась в пропасть. 23 апреля генерал-лейтенант Корнилов направляет военному министру рапорт с настоятельной просьбой вернуть его в действующую армию. Гучков счел целесообразным назначить его на должность командующего Северным фронтом, освободившуюся после увольнения генерала от инфантерии Н. В.Рузского.

Против такого решения категорически воспротивился Верховный главнокомандующий генерал М. В. Алексеев. Он ссылался на недостаточный командный стаж Корнилова: «... Неудобство обходить старших начальников — более опытных и знакомых с фронтом, как, например, генерал А. Драгомиров». Временное правительство приняло во внимание мнение Верховного главнокомандующего.

Поэтому в начале мая 1917 года генерал-лейтенант Л. Г. Корнилов получил назначение только на должность командующего 8-й армией Юго-Западного фронта. К этому времени у него появился 42-летний ординарец доброволец Василий Завойко, сын известного адмирала В. С. Завойко, закончивший в свое время Царскосельский лицей, ставший в ходе земельных махинаций по продаже польских земель крупным помещиком в Подольской губернии.

Завойко-младший, получивший известность еще тем, что однажды попытался вместе с женой записаться в крестьянское сословие, отлично владел пером. После февральской революции он начал издавать в Петрограде еженедельный журнал «Свобода в борьбе». Корнилову нравились его публикации, и он нашел в литераторе своего единомышленника в определении будущего России.