— Попытайтесь вести себя прилично. Доктор Хардинг знает о вашем состоянии. Вы должны переодеться в эту сорочку.
Бумажная сорочка меня озадачила. Я решила надеть ее так, чтобы вырез оказался на спине, потому что вид моих осевших буферов наводил тоску. Я уселась на стол для осмотра и тихонько сжала свои груди.
— Я откормлю вас, дорогие мои, обещаю! — успокоила их я.
И тут раздался стук в дверь. В кабинет вошла высокая гибкая женщина. Я решила, что она врач, потому что у нее были стетоскоп и именная бирка, гласившая: «Уинифред Хардинг, доктор медицины». Судя по внешности, она была моей ровесницей, что меня несколько смутило.
Ее красота была красотой девушки, у которой всегда все было: светлые волосы, мягко струящиеся по плечам, светло-голубые глаза, чистая кожа, изящные скулы, маленький аккуратный подбородок и хороший лоб. Нос был немного длиннее, чем обычно бывает у таких милашек, именно он делал ее интересной. Она смерила меня холодным оценивающим взглядом, каким обычно смотрели девушки из женского клуба ПУ. Этот взгляд словно бы говорил: «Не дотягиваешь до нашего уровня, подруга!»
— Госпожа Де Лос Сантос, — отрывисто произнесла женщина. — Я доктор Хардинг.
— Добрый день. — Я села ровнее и перестала болтать ногами. — Мне сказали, что вы знаете о моем состоянии.
Она сжала губы так, что они превратились в тонкую линию.
— Мне сообщили о том, что вы заразились. Однако я не уверена в возможных последствиях. Посторонние так давно не вступали в контакт с нашим заболеванием, что никакой достоверной информации по этому поводу не сохранилось, — Вы ведь одна из них, верно?
Доктор Хардинг кивнула и резко произнесла:
— Да, некоторые из нас даже учатся на врачей.
— Я ничего не хотела этим сказать, — возразила я.
Она проделала со мной все врачебные штучки: ударяла по коленке резиновым молотком, тыкала холодным стетоскопом в грудь, затягивала руку манжетой тонометра и слепила глаза фонариком. А потом попросила описать мои симптомы. Я сообщила об ознобе и жаре, усталости, потере веса, изменении зрения и ощущении внутренней опустошенности, подобной той, что возникает во время просмотра датских фильмов, где в течение двух часов герои только курят и жалуются на жизнь. Врачиха продемонстрировала абсолютное равнодушие к моей апатии.
Ее прохладные тонкие пальцы ощупали мои шею и подмышки. Я вздрогнула.
— Ваши лимфатические узлы мягкие и слегка припухшие. Но больше всего меня беспокоит ваше питание. Что вы ели последнее время? — поинтересовалась она.
— Клюквенный сок? — попыталась угадать я. — Э-э… ягоды? — Я всегда любила вопросы с вариантами ответов.
— Возможно, вы обнаружите, что у вас несколько повысился метаболизм.
— Трансильванская программа похудения? Нет уж, спасибо большое.
Взгляд ее несмертных голубых глаз был холоден.
— Нежелательная потеря веса может вылиться в серьезную проблему. Вы обязательно должны придерживаться сбалансированного питания и принимать пищу маленькими порциями от пяти до семи раз в день. Ешьте побольше фруктов, овощей и круп. А что-нибудь странное вы ели?
Ну знаете ли! Как большинство людей, я предпочитаю держать свои странности при себе. Гэбриел заявил, что вампиры не пьют кровь, поэтому я решила не добивать ее признанием об употреблении бычьих соков.
— И в каком же вузе вы учились? — спросила я.
Она назвала один из самых известных университетов Европы. Замечательно! Мало того, что она была профессионалом, доктор Хардинг оказалась к тому же космополиткой и полиглоткой.
— Вы когда-нибудь слышали о пикацизме? — уточнила она.
— Вы имеете в виду извращенный аппетит? Гэбриел уже сказал мне, что от этого помогают пища и напитки красного цвета.
— Да, верно. Пикацизм свойствен беременным женщинам. Иногда он проявляется и у детей. Например, малыши едят кусочки засохшей свинцовой краски, потому что она сладкая на вкус. Это происходит как по физиологическим, так и по психологическим причинам. Вот я и спрашиваю: ели ли вы что-нибудь странное?
— Бифштекс по-татарски, — соврала я. — И еще немного карпаччо. Кажется, это было позавчера. Обычно я не ем сырое мясо и потому немного волнуюсь по поводу кишечной палочки.
— Если бы вы заразились кишечной палочкой, симптомы были бы уже налицо. Все основные показатели у вас в норме, но мне нужно взять вашу кровь на анализ.
— И что он может показать?
— Увеличение количества белых кровяных телец, — пояснила доктор Хардинг. — Мне нужно понять, произошла ли… — Она как будто застеснялась. — Ваш организм либо борется с инфекцией, либо адаптируется к ней.
— Я становлюсь вампиром?
Ее несмертное лицо словно окаменело.
— Никаких вампиров не существует! Мы страдаем от наследственного заболевания, вызванного недостатком ферментов.
Доктор Хардинг подкатила к столу тележку с оборудованием для взятия крови.
Затем, надев на руки латексные перчатки, затянула у меня на плече резиновый жгут и похлопала по внутренней стороне предплечья.
— Это недолго, — заверила она. — Обычно кровь берет моя медсестра. Сожмите пальцы в кулак, а потом выпрямите их.
Когда истязания закончились, в лотке оказались две пробирки с моей темно-аметистовой кровью. Этот цвет был самым соблазнительным на свете.
Я взглянула на доктора Хардинг. Она смотрела на пробирки, и глаза ее блестели. Какие бы заумные медицинские термины она ни использовала, вампирша она и есть вампирша.
— А что же все-таки вам известно о тех, кто заразился? Что с ними происходит? — спросила я.
— С точки зрения медицины нам известно очень немногое, — довольно резко ответила доктор Хардинг. — Ваша ситуация — вещь чрезвычайно редкая.
— А как насчет фольклора?
Ее изящные ноздри слегка расширились, как будто она уловила дурной запах.
— Чепуха и суеверия.
— Почему там постоянно возникает тема питания кровью? — поинтересовалась я, думая о пробирках.
Доктор Хардинг откатила тележку к стене.
— Ультрафиолет прямых солнечных лучей разрушает нашу ДНК. Возможно, наши предки на биологическом уровне испытывали желание заменить поврежденную ДНК, что выражалось в тяге к употреблению крови.
— Это объясняет, почему только члены вашей семьи, а не кто-то другой, могут испытывать тягу к крови, ведь она генетическая, — заявила я, имея весьма смутное представление о человеческой биологии.
— Да, — согласилась она. — Если только…
Вдруг я почувствовала небольшой спазм внизу живота.
— Черт! — ругнулась я. — Какое сегодня число?
Доктор Хардинг отвела взгляд от пробирок с кровью и назвала дату.
— О, ничего удивительного. Есть ли у вас предметы женской гигиены? — Мы с Нэнси считаем термин «женская гигиена» ужасно прикольным. И поэтому употребляем его где надо и где не надо.
— Вы хотите сказать, что у вас началась менструация? Странно.
Если она считала, что месячные — это странно, то, возможно, она была не самым прилежным студентом на занятиях в анатомичке.
— Да, каждые двадцать восемь дней — как часы.
— Хм… вот оно что… Ну, просто некоторые люди отличаются большей плодовитостью, чем другие.
— Из-за того, что я латина, вы предположили, будто я беременна? — огрызнулась я. — Есть у вас тампон? Или прокладка?
На мгновение ее глаза злобно вспыхнули, а потом она достала из полированного шкафа с выдвижными ящиками картонную коробочку.
— Туалет — прямо по коридору. Я постараюсь сделать так, чтобы анализы были готовы как можно скорее. А пока отдыхайте, пейте побольше красной жидкости и принимайте пищевую добавку с железом. Я передам упаковку госпоже Грант. И еще — большинство из нас чувствительны к свету, поэтому пользуйтесь солнцезащитными средствами и носите темные очки.
Я собрала свою одежду.
— Спасибо, — поблагодарила я. — Доктор, как вы думаете, смогу я снова стать нормальной?
— Думаю, это зависит от того, что вы понимаете под словом «нормальная».
Для человека, занимающегося лечением людей, доктор Хардинг была чересчур стервозной.