— Я был рад побеседовать с вами, — сказал Себастьяну старикан и отошел чуть в сторону, так чтобы можно было подслушивать.

Себастьян протянул мне руку и — вы не поверите! — сказал мне следующее:

— Я Себастьян Беккетт-Уизерспун. А вас зовут?..

Этой фразой он без сомнения завоевал премию Ф.Т. Барнума! У меня было одно желание: исколоть его десертной вилочкой до такого состояния, чтобы он походил на сито.

— Если ты сейчас же не прекратишь, Себастьян, клянусь, я сделаю все, чтобы этот вечер стал самым страшным кошмаром в твоей жизни.

Он побледнел и перешел на тихий шепот:

— Страшным кошмаром?! Ты даже не представляешь, сколько гадостей ты уже натворила! Что ты здесь делаешь?

— Я очень близкая подруга Кэтлин, — ответила я, напустив на себя важность. — А если точнее, я ее литературный консультант.

— Хочешь сказать, что это ты посоветовала ей устроить прием? — изумился сбитый с толку Себастьян.

— Ой, спустись с небес на землю! — огрызнулась я. — Неужели ты думаешь, мне нравится твой роман, воспевающий кровосмешение? Конечно же нет!

Тут до меня дошло, что это не самое тактичное замечание, особенно если я намерена реанимировать наше общение.

— Ты что, критикуешь меня? Ты же вообще пишешь политические ужастики! — фыркнул он. — Кровища, чудовища и утомительные политические проповеди в пользу левых. Полный отстой!

Конечно, я уже не испытывала к Себастьяну былого уважения, но почему-то мне стало очень обидно.

— Ты говорил, что тебе нравятся мои рассказы! — ляпнула я, вместо того чтобы заткнуться, изо всех сил отгоняя воспоминания о первых неделях нашего знакомства. И о том, что я чувствовала, глядя, как он, улыбаясь, идет навстречу по университетскому городку, а ветер сдувает челку с его лба.

— Говорить-то я говорил, а вот думал совсем другое.

— Ты хоть когда-нибудь говорил то, что думал, Себастьян?

Ну вот, как будто и не было тех долгих месяцев, которые прошли с момента нашей последней встречи. Тогда меня переполняли невообразимые эмоции: мне хотелось плакать, кричать и в конце концов бросить Себастьяну в лицо все, что я так и не смогла ему сказать. Но я не сделала ничего такого, а он взял и вычеркнул меня из своей жизни. Самое ужасное — это случилось в тот момент, когда мы изучали Мильтона, и, естественно, я принялась искать объяснение своим страданиям в «Потерянном рае». В результате я получила «отлично» за курсовую работу, хотя было ясно, что гораздо правильнее было бы потратить время на поиски дельного совета в журнале «Космополитен».

— Зачем ты пришла сюда, Милагро?

Себастьян сознательно произнес мое имя так, чтобы я вспомнила всю историю наших отношений. Его тон был предельно интимным, как будто он знал все мои тайны.

— Я пришла сюда, чтобы встретить нужных людей. Познакомь меня со своим агентом или издателем.

— К тебе так и не вернулся твой слабенький умишко.

Вдруг в другом конце комнаты Кэтлин начала произносить речь, и, прежде чем я успела пригрозить, отшить или подлизаться, Себастьян умчался прочь, да с такой скоростью, словно его телепортировали.

— Женские чары потерпели фиаско, — раздался за моей спиной низкий голос.

Говоривший находился очень близко — я даже почувствовала его теплое дыхание на своей шее.

Я непроизвольно отступила в сторону. Рядом со мной стоял вроде как потрясающий мужчина в странном костюме. Дело тут вот в чем. Нэнси наверняка поведала бы вам о том, что я частенько встречаю потрясающих мужчин и считаю, будто на свете больше потрясающих мужчин, чем обычных, а также чересчур щедро раздаю эпитет «потрясающий» направо и налево. Ее комментарии заставили меня усомниться — а способна ли я вообще оценить это качество? Подобными сомнениями я терзалась и в тот самый момент.

Я принялась разглядывать мужчину, чтобы прекратить колебаться. Роскошные, зачесанные назад каштановые волосы, серые глаза, мощный нос, светлая безупречная кожа, изящные скулы, розовые, красивой формы губы. Он был среднего роста, худощав и мускулист. Улыбка у него была кривовата, и это либо усиливало, либо убавляло его привлекательность — решайте сами.

— Вы так и будете молчать? — поинтересовался он.

— Вы же сами подметили, что женские чары сегодня изменили мне, — произнося это, я все еще раздумывала над тем, что же не так с его костюмом. Он был хорошего кроя, но вот уже пятьдесят лет (плюс-минус столетие) такие никто не носит. И к тому же запах… К легкому свежему аромату лосьона после бритья примешивался запах кедра. Видимо, костюм много лет не доставали из шкафа.

Взгляд его дымчато-серых глаз лениво прогуливался вверх-вниз по моему телу, отчего блудливые механизмы, расположенные внутри моего организма, самопроизвольно пришли в действие.

— Возможно, я был неправ, — сознался он. Его голос действовал так же возбуждающе, как партия бас-гитары на фанк-дискотеке.

Встреча с Себастьяном несколько расшатала мои нервы, и я никак не могла сообразить, чего хочет этот мужчина — пофлиртовать или оскорбить меня.

— Было очень мило с вашей стороны безвозмездно предоставить услуги по критике незнакомок, — выдавила я из себя жалкий ответ.

Неужели я сказала «безвозмездно»? Если так пойдет и дальше, из меня начнут вылетать словечки типа «проформа», «де-юро» или «де-факто», и все закончится разговором в стиле ad nauseam' [10]. Я решила, что тактически верно будет ретироваться в другую часть зала, протиснувшись сквозь поглощенную приветственной речью толпу, иначе я рискую сболтнуть еще какую-нибудь глупость.

В этот момент Себастьян обратился к гостям, талдыча обычные «рад оказаться здесь», «счастлив, что сегодня собрались истинные почитатели моего таланта» и т. д. и т. п. Потом он открыл экземпляр своего романа, чтобы прочитать вслух одну из глав. Неужели мне раньше действительно нравилось, как он пишет? Или мне до такой степени льстило его внимание, что я убедила себя, будто мне интересен этот бред?

Казалось, остальные гости были очарованы тем вздором, который изрыгал Себастьян. Среди прочих он использовал слова «люминесцентный», «имманентный», «перманентный» и «трансцендентный». Возможно, в этой стране во время преддипломных творческих занятий студентам раздают списки слов из запаса журналистов, работающих для «Нью-Йоркера». Понятия не имею. Моя мать Регина убедила отца, что финансирование липосакции ее «проблемных зон» важнее, чем оплата моего преддипломного курса. Слушая Себастьяна, я думала, что, возможно, она была права.

Официант с морковной шевелюрой поставил свой поднос на столик возле стены.

— Похоже, ты привлекла внимание кого-то из здешних джентльменов, — снова приступил он к беседе.

Я не удивилась тому, что парнишка испытывает ко мне такой непрофессиональный интерес. У меня всегда было что-то вроде симбиоза с особями семейства официантов.

— Если ты имеешь в виду, что я попыталась навязать свое общество почетному гостю, то, видимо, да.

— Не хочу тебя обидеть, но такие парни не для тебя. Я знаю, о чем говорю. — Сказанные кем-нибудь другим, его слова могли бы прозвучать как «найди себе ровню» из «Вестсайдской истории», но, судя по всему, он решил таким образом предупредить меня о якобы нетрадиционной сексуальной ориентации Себастьяна.

Мне не хотелось разубеждать беднягу в том, что у него классный гей-локатор, и потому я сказала:

— Спасибо. Я буду иметь это в виду.

Официант подмигнул мне и ускользнул. Я недоумевала, почему он не прихватил поднос с закусками. Парень-то он хороший, а вот официант никудышный.

Наконец Себастьян перестал нести пургу. Раздались бурные аплодисменты. Тут я заметила, что потрясающий мужчина смотрит в мою сторону и улыбается. Неспешно подойдя ко мне, он произнес:

— На этой тусовке делать нечего. Может, свалим?

Я явилась на эту вечеринку, чтобы всячески предлагать себя, но только не в этом смысле. Однако переполненный зал казался слишком тесным, и я по-прежнему мечтала заколоть Себастьяна десертной вилочкой, поэтому идея смыться, прежде чем я совершу нечто противозаконное на глазах у многочисленных свидетелей, показалась мне совсем даже неплохой.