— Отлично. Мне хочется купить хорошее белье, чтобы порадовать себя.

Она отвела меня в магазин, в котором у входа были выставлены блеклые одеяния из натуральных материалов, а в глубине — изысканное европейское белье. Продавцы приветствовали Эдну так подобострастно, что я невольно задалась вопросом: какое же белье лежит у нее в шкафу? Моя патрона вручила мне пачку наличных и отправилась ждать меня в кафе на углу.

Я никак не могла решить, что приличествует надевать по-настоящему серьезной женщине — скромное белое кружевное, практичное черное или красное шелковое белье. Мне подумалось, что разумней будет купить всего понемногу, что я и сделала.

Путь к кафе лежал мимо магазинов, торговавших обувью, винами и импортными товарами для кухни. Мое внимание привлек магазинчик под названием «Оахака», и я заглянула в него. В лавочке было море товаров из Мексики: матовая черная керамика, серебряные украшения, изображения Гваделупской Девы и цветы из гофрированной бумаги.

За прилавком стояла худенькая девица в свободном одеянии а-ля Фрида Кало.

— Hola' [49], — сказала она.

Черные волосы продавщицы были заплетены в косички и обмотаны вокруг головы, образуя нечто вроде короны; над ее большими темными глазами изгибались брови-гусеницы, а губы оттеняла ярко-красная помада. Мне вдруг ужасно захотелось сбегать на ранчо и подкрасить брови карандашом.

— Hola, — ответила я. — Классные вещички.

— Спасибо. Я езжу за ними несколько раз в год, — любезно пояснила она без всякого акцента. Девушка оказалась такой же, как и я, ассимилировавшейся латиноамериканкой.

— Классная работа, — позавидовала я. — Твоя семья родом из Оахаки?

— Да. И еще из Таско. Там я и покупаю большую часть украшений.

Я обнаружила миниатюрную полочку, наполненную крошечной кухонной утварью. Мне показалось, что она может понравиться Эдне, поэтому я взяла ее и направилась к прилавку. Хозяйка магазина упаковала ее в бирюзового цвета сумочку, и я радостно вышла из магазина.

Стоило мне оказаться на тротуаре, как я услышала пугающе знакомый голос:

— Милагро!

Обернувшись, я встретилась взглядом с Кэтлин Бейкер, которая, равно как и ее спутница, была перегружена сумками. Я снова зашла в магазин и спросила хозяйку:

— Здесь есть запасный выход? Там кое-кто, с кем бы мне не хотелось встречаться.

Через минуту я уже сидела за яркой клеенкой, согнувшись в три погибели под прилавком.

— Вот чертовщина! — воскликнула Кэтлин, зайдя в магазин.

— Что такое? — осведомилась ее подруга.

— Странное дело, — ответила Кэтлин. — Клянусь, я только что видела девушку, которая была моим литературным консультантом.

Послышался звук приближающихся к прилавку шагов.

— Скажите, мисс, а разве секунду назад сюда не заходила молодая женщина?

— Простите, нет, синьора, — отозвалась хозяйка магазина.

— Давно пора прекратить мешать водку с викодином, — заметила спутница Кэтлин. — Это врач тебя расстроил. Никакой «зависимости» от пластической хирургии не существует. Ты просто слишком хорошо воспитана, чтобы плохо выглядеть.

— Эта девушка, Милагро, исчезла неизвестно куда, — сказала Кэтлин, не обратив ни малейшего внимания на замечание своей подруги, — а Себастьян Беккетт-Уизерспун страшно хочет ее найти.

При упоминании Себастьяна мое сердце остановилось.

— Не знаю зачем, — продолжала болтать наследница хлебного бизнеса. — Если хочешь знать правду, она всегда немного напоминала шлюшку. Может, это только я считаю, что настоящие груди выглядят неуклюже?

— Ой, нет, они ужасны, такие уродливые и трясучие! — подтвердила ее подруга. — Но, возможно, Себастьяну это нравится.

И они принялись смеяться надо мной.

— Сомневаюсь. Он встречался с замечательной девушкой, Тесси Кенсингтон. По-настоящему утонченной, из великолепной семьи.

Так, значит, Себастьян вернулся к Тесси. Чего и следовало ожидать.

К тому времени, когда они выбрали и оплатили несколько светильников, одно миниатюрное ретабло' [50] и три серебряных браслета, я уже изнывала от боли в коленях и спине.

Когда они наконец ушли, я расправила ноги и потянулась.

— Спасибо, что спрятала меня.

— De nada' [51], — ответила хозяйка магазина и, оглядев меня, добавила: — Не обращай внимания на этих мерзких viejas' [52]. Ты отлично выглядишь.

— Спасибо за все, — поблагодарила я.

Предварительно выглянув на улицу, я помчалась в кафе.

— Где вы были? — спросила Эдна и, не дожидаясь ответа, прошествовала к машине.

Если бы я сообщила ей, что попалась на глаза знакомой Себастьяна, вампиры больше никогда не выпустили бы меня из ранчо. И потом — какова вероятность снова встретиться с кем-нибудь, кто меня знает? Я сказала Эдне, что закопалась в книжном магазине, а сама исподтишка поглядывала назад: не едет ли за нами синий «Мерседес» Кэтлин.

Расслабиться мне удалось только тогда, когда мы приехали на ранчо и я увидела двух потных, грязных мужчин, сидевших в саду на валунах. Эрни и Освальд обложили клумбы камнями, привезенными на тачке с ручья.

— Надеюсь, ты не против, — сказал Эрни. — Мы решили набрать камней. Я подумал, что эти серые тебе понравятся.

Большинство темных, синевато-серых камней были шириной около тридцати сантиметров.

— Они чудесные, — одобрила я. — Спасибо.

— Замечательно, Эрни, — похвалила Эдна. — Освальд, тебе что, больше нечем заняться, кроме как помогать Эрни?

Что бы ни делал ее внук, он неизменно вызывал раздражение бабушки.

Освальд опустил голову.

— Думаю, мне пора заняться бумагами, — сказал он и, как я успела заметить, подмигнул Эрни.

И чем только он занимается в своем коттедже? Вряд ли ведь изучает ветеринарию. Освальд двинулся прочь, а я стала смотреть ему вслед. На нем была футболка с надписью: «Играешь на аккордеоне — отправляйся в Котати' [53]. Это закон», и эта футболка свободно спадала с его мускулистых плеч на великолепную, упругую… Тут я оборвала себя. Я снова путаю рьяного и умелого Освальда из своих нелепых видений с тем мужчиной, который он и есть на самом деле, — никчемным ничтожеством.

Поняв, что Эдна и Эрни наблюдают за мной, я изобразила на своем лице невозмутимое выражение:

— Эрни, помоги мне, пожалуйста, разгрузить машину.

Когда мы вынимали деревья из кузова, я произнесла будничным тоном:

— Похоже, Эдна не в восторге от Освальда.

Эрни посмотрел на меня как на дуру:

— Он ее любимчик.

— Но она же все время его критикует.

— Ой, она всегда такая, и с тобой тоже. Ты ведь не относишься к этому серьезно, верно?

Я и не собиралась признаваться, что мне начинают нравиться колкости Эдны и возможность реагировать на них.

— Не-а.

— И Освальд тоже. Есть вопросы, в которых они не сходятся, но все равно очень любят друг друга. — Эрни прислонился к грузовику и отбросил со лба свои черные волосы. — Они непростые люди, mi amor' [54].

Я знала, куда посадить хурму и груши, а вот насчет всего остального мне предстояло еще решить. Кремовые розы будут цепляться за ограду и калитку. На грядке с травами разместятся шалфей, орегано, лаванда и тимьян. Расставив кадки с растениями по местам, я начала высаживать их. Вскоре мой лоб стал влажным, а на лицо налипли комочки земли.

Завершив посадки, я оторвала взгляд от клумбы и увидела Освальда, который стоял неподалеку и наблюдал за мной. В руках он держал курицу, издававшую прелестные звуки: «Прр… прр… прр…».

— Косовата, — заметил он.

Сначала я подумала, что он решил нелестно отозваться о моем теле. Но взгляд его был направлен на хурму. Освальд был прав: я посадила ее криво.