— Кто такой Сайлас и кто этот пожилой кекс?

Гэбриел повертел в руках букет белых роз, которым я украсила стол.

— Пожилого кекса зовут Уиллем Данлоп, и большую часть времени он живет в Европе. По фамилии Сайласа ты уже наверняка догадалась, что он американец.[23] Он помощник Уиллема.

— Трупохранитель? — пошутила я и рассмеялась.

Вместо того чтобы посмеяться вместе со мной, Гэбриел сказал:

— Ни в коем случае нельзя говорить такое при других. Они странноватые, но имеют большое значение для нашей семьи.

Я пожала плечами.

— Так какое место в пищевой цепи занимает Уиллем?

— В какой еще пищевой цепи? У нас нет никакой пищевой цепи.

— Гэйб, пищевая цепь есть у всех. Будь ты моллюском, питающимся разной дрянью с речного дна, ты наверняка знал бы об этом.

Эдна бросила на нас сердитый взгляд из дверей кухни, поэтому Гэбриел взял меня за руку и повел дальше.

— Уиллем напоминает Шер — его уважают как высокопоставленную особу, но на вершине лучшей двадцатки он из-за этого вряд ли окажется.

— Шер наверняка надела бы какой-нибудь клевый парик, — возразила я, шагнув в ароматную кухню.

Год назад я прибыла на ранчо, имея в запасе всего один-единственный рецепт, который обычно пускала в ход на четвертом свидании, а также навык изготовления кесадильи. Эдна научила меня готовить все — от закусок до десертов, и обучение по-прежнему продолжается. Я очень люблю, когда приезжает Гэбриел, и мы готовим все вместе, в процессе наталкиваясь друг на дружку, призывая друг дружку на помощь и всей компанией снимая пробу.

Когда мы садились ужинать, я пережила потрясение, увидев, как Сайлас помогает Уиллему сесть во главе стола, на законное место Эдны. Я взглянула на Освальда, а потом мы оба уставились на Эдну. Ее глаза слегка сузились — не смотри я на нее так внимательно я этого и не заметила бы. Эдна собралась было сесть по правую руку Уиллема, но это место занял Сайлас.

На секунду окаменев, Эдна двинулась вдоль стола. Она взяла одно из блюд и протянула его Уиллему.

— Помидоры с базиликом и чесноком, заправленные бальзамическим уксусом, — сухо предложила она.

Яйцеголовый поморщился. Открыв свой безгубый рот, он продребезжал:

— Мы не употребляем пищу низших земель.

— Низших земель? — переспросила я.

— Италии, Греции, Африки, Центральной и Южной Америки — всех южных стран, которые поклоняются солнцу, — пояснил он.

— И с Таити? — не унималась я. — И с Канаров? И из Сан-Диего?

— Совершенно верно, — заявил Уиллем, качнув своей башкой.

— Но почему вы так не любите пищу «низших земель»? — удивилась я. — Как можно не любить картошку?

— Из-за солнца ли, из-за еды ли, но народам низших земель недостает остроты ума, — раздраженно произнес Уиллем, бесцеремонно прервав мои тоскливые воспоминания о том, как abuelita[24] кормила меня нежной картошкой и теплой кукурузной тортильей. — Их литература, наука и искусство вторичны.

Другие гости хранили молчание. Я чувствовала, как Освальд сжимает мое бедро под столом, словно умоляя: «Малышка, не начинай, пожалуйста».

— Я потрясена тем, как мощно и основательно вы развенчали все достижения так называемых низших земель, — заявила я. — Как вы пришли к подобному умозаключению?

— Умозаключению? — рявкнул Уиллем. — Это не просто умозаключение, это факт. Вам, посторонней, уроженке низших земель, не дано это понять.

— А я попробую, — холодно улыбнувшись, парировала я.

Он должен знать, что при желании я могу ринуться в бой, поэтому отводить взгляд я не собиралась.

Лицо Сайласа приняло растерянное выражение.

— Уиллем, — умиротворяющим тоном проговорил он. — Милагро впервые с-слышит о наших убеждениях.

— Да, но я схватываю на лету и врубаюсь во все мгновенно, — заверила я. — Только подкиньте мне пару аргументов в пользу вторичности низших земель.

— Вы просто урод. Вы никогда не сможете понять ни нашу жизнь, ни нашу философию, — заявил Уиллем.

В какой-то момент я даже подумала, целесообразно ли будет влепить пощечину этому шизнутому старикашке прямо здесь, за столом. Но потом пнула ногу Освальда. Это ведь его дом, а я его девушка.

Освальд открыл было рот, но сказать так ничего и не успел, потому что раздался голос Сайласа:

— Филос-софия — с-слишком мрачная тема для такого радос-стного с-события. Давайте лучше поговорим о нашей молодой и с-счастливой с-семье. — Он поднял бокал и провозгласил, обращаясь к Уинни и Сэму: — От всей души желаю вам с-счастья.

Я восхищалась тем, с каким изяществом Сайлас перевел разговор на более безопасную тему. И порадовалась возможности выпить за друзей.

После этого поднялся отец Сэма и объявил:

— Я хочу выпить за нашего дорогого гостя Уиллема и поблагодарить его за то, что он приехал благословить нашу красавицу внучку. — Подняв бокал, отец Сэма заключил: — За Уиллема.

У меня не было ни малейшего желания поддерживать тост за яйцеголового, поэтому я просто чуть наклонила бокал и сделала вид, что пью.

Родственники делились историями о детях и собственном детстве. Они говорили с таким нарочитым оживлением, будто надеялись, что анекдоты из жизни детского сада заставят нас позабыть о высказываниях Уиллема.

Несмотря на то что их байки мало чем отличались от историй других представителей того же поколения, я слушала их очень внимательно. Мне всегда нравилось узнавать о том, как другие люди живут в нормальных семьях. Но и это не помогало, потому что веки мои отяжелели. День был длинным, и я страшно устала.

Когда ужин подошел к концу, я извинилась и пожелала спокойной ночи тем, кто сидел по соседству. Одним из них был Уиллем.

Он наклонился ко мне.

— Почему же вы не умерли? — спросил он так, будто бы и в самом деле был озадачен.

— Думаю, я просто упрямая, — предположила я.

— Поперечная, я бы сказала, — ухмыльнувшись, уточнила Эдна.

Я даже и думать не хотела, что мне придется сносить идиотизм Уиллема еще хотя бы пять минут.

— Простите меня, пожалуйста, — снова извинилась я. — Приятно было с вами познакомиться, но я немного устала. Не до смерти, конечно. Просто устала.

Я поцеловала Эдну в щеку. Отстранившись от нее, я заметила, что из другого конца комнаты на меня смотрит Эвелина.

Когда я выходила из кухни, за моей спиной послышались шаги. Освальд положил руку мне на плечо.

— Уиллема все очень уважают, — сказал он, когда мы вышли на улицу.

— Я так и поняла, но он хрен моржовый, — отозвалась я. Мы брели через поле. — Почему же ты не встал на мою защиту?

— Я понадеялся, что как-нибудь обойдется. Ведь до этого момента все было идеально.

— Он назвал меня уродом! — начала кипятиться я.

Освальд рассмеялся.

— А ты и есть урод, но только в самом лучшем смысле этого слова. Его бесит, что ты устойчива к нашему заболеванию.

— М-м-м. — Возмущение по поводу того, что Освальд не стал отстаивать мою честь, немного поутихло. — А ты не хочешь вернуться и пообщаться со своими родителями?

— Я потом пообщаюсь с ними. Здорово, что ты нашла общий язык с мамой.

Это замечание просто потрясло меня.

— Ты думаешь, я ей нравлюсь?

— Абсолютно уверен. — Он привлек меня к себе и добавил: — Давай откроем бутылку шампанского и устроим модный показ нижнего белья.

— Освальд, — сказала я, остановившись в темноте.

— Да, Милагро?

— Спасибо, что пошел со мной.

— Да хоть на край света, малышка.

Глава третья

На укyc и цвет товарищей нет

Если на следующее утро я и оделась лучше, чем накануне, то лишь потому, что у меня была новая одежда, а вовсе не для того, чтобы произвести впечатление на вампиров. Поймав себя на том, что в моей голове всплыло слово «вампиры», я быстренько загнала его в самый замшелый уголок своего мозга и принялась натягивать на себя розовые капри, белую блузку с завышенной талией, а потом дополнила все это длинными сережками. Я никак не могла придумать, что же сделать с волосами, и поэтому просто оставила их распущенными, понадеявшись, что день не будет слишком ветреным.

вернуться

23

Сайлас — однофамилец четвертого президента США Джеймса Мэдисона (1751–1836).

вернуться

24

Бабушка (исп.).


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: