— Прежде всего, ты должна узнать, почему он умер. Если у него была какая-нибудь смертельная болезнь, сделать будет ничего нельзя, — деловито сказал кто-то у меня в голове. — Узнай, отчего он умер.

Я подняла глаза. Возле гроба сидела женщина, вся черная как земля. Она безумными глазами смотрела на мертвое лицо. Время от времени горе переполняло ее, и она начинала мерно раскачиваться и шептать «Ленечка, мальчик мой родной». Рядом сидел мужчина и также, не отрываясь, смотрел на сына. Прислонясь к серванту, стоял высокий худой подросток, очень похожий на лежащего в гробу парня. Глаза у него были испуганные и полные слез. Это был явно младший брат. Я заглянула в кухню. Там деловито суетились две пожилые женщины, что-то резали, жарили. Готовят поминки, с ненавистью подумала я. Еще бы, ведь это чуть ли не главная часть похорон, напиться и наесться на халяву.

Я повернулась и тихонько вышла из квартиры. Спрошу у соседей внизу, соседи всегда все знают. Я вышла из подъезда и услышала громкие рыдания. Поодаль стояла пышная белокурая девица, и вся исходила слезами. Ее окружали несколько девочек. Они пытались утешать ее, подносили ей воду, валерьянку, но она все отстраняла и, эффектным жестом откидывая длинные белые волосы, продолжала картинно рыдать.

— Ты смотри, как слезами заливается. Еще и совести хватило прийти сюда. У, бесстыжая, убить ее мало, — прошипел сзади меня чей-то голос. Я обернулась. Возле меня стояли три пожилые женщины. Одна из них и сказала эти слова, а остальные две согласно закивали головами.

Вот ты-то мне и нужна, подумала я и, повернувшись к ней, тихо спросила:

— А что с ним случилось? От чего он умер?

У нее сразу загорелись глаза. Еще бы, с подругами — то она уже все обсудила, а тут свежий человек, и можно все заново просмаковать. Она с готовностью раскрыла рот, но прежде, наверное, для приличия спросила:

— А вы кто им будете?

— Я из школы, — ляпнула я.

— Понятно, — закивала она, хотя, что ей было понятно, трудно было сказать.

— Ну, так вот, — быстро зашептала она. — Эта блондинка, ну та, что плачет, Ленка. Это из-за нее все и случилась. Она из деревни приехала в техникуме учиться, ну, и вцепилась в него, в Ленечку нашего, значит, как пиявка. Ясное дело, в городе ей захотелось остаться, а иначе, зачем он ей. А Ленечка тогда и совсем молоденький был, он же младше ее на два года, а она, видать, уже опытная, смогла парню голову задурить. Два года к ним домой ходила, всех тут уже знала, и такая вся из себя ласковая была. Только и слышишь от нее «Здравствуйте, тетечка Верочка, давайте я вам помогу», и все такое. А уж как за матерью его увивалась, и отцу тоже глазки строила. Родители-то сперва не хотели ее, ему учиться надо, да и не пара она ему. Но потом смирились, что ж сделаешь, если он в ней души не чаял, да и привыкли, она почитай каждый день приходила, ну, прямо родная была. А потом пообтесалась в городе, одеваться стала, где только деньги брала, непонятно, но вещи у нее появились модные, и сама такая гладкая стала. Вот тут и появился у нее другой. Ленечка ведь тоже студент, денег у него мало. Ну, подрабатывал он, играл с ребятами на каких-то концертах, может, все это ей и покупал, да ей же уже все мало было. А тут и подвернулся этот спортсмен, чемпион какой-то по гребле, что ли. У него и квартира, и машина, и по заграницам он ездит. Она сразу Леню-то и бросила, и за этого уцепилась. А он, бедный, уж как страдал, ходил весь черный. А потом вот и не выдержал, — она промокнула платком сухие глаза, и, переведя дух, зашептала дальше.

— В пятницу-то родители его возьми и уедь на дачу, и младшего сына с собой прихватили. Им бы дома сидеть и его сторожить, нет, понесло их на дачу. Часов в шесть они уехали, а он в восемь, это доктор потом сказал, взял таблетки снотворные, у них от бабушки остались, и проглотил всю пачку разом. Если б кто дома был и скорую вызвал, спасли бы его, а так, что ж. Родители-то только в воскресенье вечером приехали, а он уже холодный весь. Мать-то бедная так кричала, так кричала, — она снова промокнула сухие глаза и жадно уставилась на меня. А вдруг и я начну рыдать или кричать, все ж интереснее будет.

Но я не собиралась доставлять ей такое удовольствие, а молча, повернулась и пошла, провожаемая ее недоуменным взглядом. Я шла посмотреть поближе на ту, из-за которой он решил умереть. Длинные белые волосы, явно крашенные. Не из худеньких, но и не толстая, а так, аппетитная. Пожилые мужики при виде таких пускают слюни. Лицо грубоватое, из деревни ведь все-таки, но кожа, хорошая, упругая, бело-розовая. Моя бабушка обычно называла такие лица «кровь с молоком». Вроде бы горюет, а кофточку озаботилась надеть обтягивающую, с большим вырезом, и юбка тоже коротенькая. А ляжки-то толстые, со злорадством подумала я.

Девица почувствовала мой взгляд, и на мгновение отняла платочек от лица и неприязненно посмотрела на меня. Глаза у нее были маленькие, светло-голубые, поросячьи. Ничего, кроме хитрости и злобы в них не было. Да не горюет она вовсе, поняла я, а так, выпендривается. Она же гордится в душе, что она в центре внимания, что она здесь на особом положении. У нее же на роже написано, что, вот я имею право тут рыдать, потому что он сделал это из-за меня. Сука. И ради вот этой дряни он ушел из жизни. Нет, это неправильно, и я все исправлю. Я спасу его и от смерти, и от нее тоже.

Удивительно, но мне ни разу не пришла в голову мысль, что я просто сошла с ума. Я собиралась спасти мертвого человека. Но разве можно спасти того, кто уже умер? Почему-то я была уверена, что смогу это сделать. И еще я знала, что, если хоть на минуту прислушаюсь к голосу рассудка и начну сомневаться, то все пропало. Я ничего не смогу сделать, и он умрет навсегда. Поэтому я как будто выключила свой мозг и действовала, только повинуясь какому-то странному инстинкту. Я даже не думала о том, что я должна буду сделать. В голове вертелась какая-то смутная мысль, но я и не пыталась ухватить ее. Я знала, что в нужный момент, она оформится, и я буду знать, что мне нужно сделать. Еще я знала, что это будет нелегко. Мне придется сделать какое-то очень большое и болезненное усилие. Я только подумала, что насколько все было бы проще, если бы он не принимал никаких таблеток. Если бы только его родители не уехали в пятницу, и кто-нибудь был бы рядом с ним, этого не произошло бы.

И вдруг, словно молния ударила меня в голову. Если бы кто-нибудь был с ним рядом… А ведь это я должна была прийти к нему в эту пятницу. Ведь мне же позвонили с утра не случайно. Это был знак, что я должна была пойти к нему, чтобы спасти. А я вместо этого отправилась в парикмахерскую. Так вот, что неправильно в его смерти. Он не должен быть умереть. Это произошло по моей вине, и поэтому только я могу это исправить.

И в это мгновение, та смутная мысль в моем мозгу вдруг стала четкой и ясной, и я поняла, что мне нужно сделать. Время. Я должна вернуть время. Я должна вернуть эту роковую пятницу, прийти к нему и спасти его. Это будет тяжело, но я это сделаю. Самое главное ни секунды не сомневаться в том, что это возможно. Что мне до того, что люди думают, что такого не бывает. Я верю в то, что я могу это сделать, а вера двигает горами. Не напрасно ведь есть такая пословица. Значит, кто-то уже убедился в этом. И в самом деле, откуда мы знаем, что никто никогда не возвращал время, и не изменял чью-то судьбу? Может, так уже было, только никто этого не заметил. Но даже, если такого и не было, меня это не касается. Я знаю, что мне нужно делать. Только мне еще нужно заручиться его согласием. Если он будет мне помогать, все пойдет легче.

Я вернулась в дом и снова вошла в комнату скорби. Там ничего не изменилось. Я посмотрела на мертвого мальчика. Жалеет ли он о том, что сделал, хочет вернуться назад, как узнать это? Я внимательно вгляделась в его лицо и увидела, что в углу глаза у него застыла слеза. Вот и ответ. Бедный, бедный ты мой. Ты не хотел умирать. В последний момент ты понял, какую сделал глупость, и, значит, ты согласен вернуться. Помоги мне тогда, подай знак, что ты меня слышишь.