Итак, я сидел возле них, поглощая свой хлеб с сыром и запивая его кофе, как вдруг старушка повернулась ко мне и сказала:

— А ведь я пришла к тебе, Марио.

В этом не было ничего необычного. Так как после смерти мужа она жила одна, ей часто требовалась помощь. Подумав, что, наверное, у нее поломался замок или засорилась какая-нибудь труба в раковине, я рассеянно кивнул головой, и, допив кофе, встал из-за стола, приготовившись идти к ней домой чинить то, что ей нужно, но она остановила меня.

— Сядь, Марио, — каким-то странным торжественным тоном обратилась она ко мне. — Мне не нужна твоя помощь. Наоборот, пришло время мне помочь тебе.

Я удивленно посмотрел на нее. Тетушка Клаудиа жила на скромную ренту от страховки ее мужа и не нуждалась только благодаря своей бережливости и тому, что я часто подкидывал ей свежую рыбу. Если Портрет выбрал ее для того, чтобы осчастливить меня миллионами, то он точно поставил не на того человека.

Но старушка явно собиралась сообщить мне что-то важное. Она смотрела на меня бесконечно добрым взглядом, и вся просто сияла. Я перевел взгляд на мать. Но та и сама заинтересованно смотрела на соседку, и, по-видимому, тоже ничего не понимала.

Так вот, Марио, — торжественно начала свою речь тетушка Клаудиа. — Ты, наверное, слышал, что я наполовину русская, и мой отец бежал сюда от большевиков после октябрьского переворота. Но я никогда никому не рассказывала, что там он был богатым человеком, дворянином и полковником в царской армии. Большевики отняли у него имение и деньги, но кое-что ценное он все-таки смог увезти с собой. Большую часть драгоценностей ему пришлось продать, но одна вещь у него сохранилась, и перед смертью он отдал ее мне. А я хочу отдать ее тебе. Эта вещь стоит больших денег, и я хочу, чтобы ты продал это и поехал учиться.

Она поставила на стол узелок, который до этого держала у себя на коленях. Медленно и торжественно она развязала его, раскрыла платок и я к своему изумлению увидел у нас на столе точную копию того канделябра-часов, которые вчера в своем доме показывал мне сеньор Ференцо. С минуту я, раскрыв рот, смотрел на драгоценную безделушку, восхищаясь изобретательностью Портрета. Как здорово он все сообразил, и как быстро обтяпал это дело. Ведь канделябр стоит именно сто пятьдесят миллионов лир, а фамилия и адрес потенциального покупателя, которые я прочел на визитной карточке, прочно отпечатались у меня в мозгу.

Я поднял глаза на тетушку Клаудио. Старушка смотрела на меня с торжествующей улыбкой, страшно довольная впечатлением, которое произвел на меня ее подарок. Растроганный, я кинулся ее обнимать, не зная, что мне делать. Конечно, она дарит мне это от чистого сердца, но ведь она, может быть, просто не знает, сколько стоит эта вещь. А если когда-нибудь узнает, решит, что я ее обманул. Правда, вряд ли эта бедная женщина сможет узнать настоящую цену своего подарка. В богатые виллы ее точно не приглашают. Я уже совсем было решил поблагодарить и взять подарок ничего не говоря, но в последний момент остатки былой порядочности все-таки взяли верх, и я сказал:

— Тетя Клаудиа, я вам очень благодарен, но я не уверен, что могу принять такой подарок. Это же очень дорогая вещь.

— Конечно, очень дорогая. Иначе зачем я бы стала тебе ее предлагать. Тебе ведь нужно много денег.

— Но вы, скорее всего не знаете, сколько этот подсвечник стоит.

— Не волнуйся, знаю. Это ведь из дворца последнего русского царя Николая Второго. Вот на обратной стороне и вензель его есть.

Действительно на обратной стороне подсвечника я увидел знакомое изображение. И только тут до меня, наконец, полностью дошло обладателем какого богатства я могу стать. Но я уже твердо решил, что сначала честно скажу ей, сколько стоит ее подсвечник.

— Тетя Клаудиа, послушайте меня внимательно. Только вчера один очень богатый человек показывал мне такой же подсвечник. Так вот он стоит сто пятьдесят миллионов лир.

Мать моя только ахнула, услышав такую сумму. Она всплеснула руками и уставилась на подругу, понимая, что теперь та немедленно заберет свой подарок назад. Но к нашему удивлению тетя Клаудиа только еще больше засияла и согласно закивала головой.

— Я так и думала, что он стоит так много. Слава богу, тебе хватит на все, и на учебу, и на жизнь, и родителям оставить. Только надо его хорошо продать. Ты не волнуйся, все документы на него я сохранила, меня отец мой покойный об этом особо предупредил, так как без документов его не продашь за настоящую цену.

Она достала из сумки и бережно развернула какой-то старинный документ. На плотном листе вверху стоял все тот же вензель. Потом шел текст на незнакомом языке, обрамленный затейливой рамкой, и внизу стояла печать с двуглавым орлом и чьей-то подписью.

— Вот, — с благоговением сказала она, осторожно разглаживая бумагу, — это из дворца самого царя. — А вот это, — продолжила она уже самым обычным голосом, — я подписала сегодня для того, чтобы у тебя все было совсем законно. Видишь, здесь подписи аптекаря и бакалейщика, так что, хоть это и не от нотариуса, но все необходимые формальности соблюдены.

— Хорошо, тетя Клаудиа. — твердо сказал я. — Я принимаю ваш подарок, но со следующим условием. Если я продам его за сто пятьдесят миллионов, тридцать из них я кладу на ваш счет в банк.

— Ты хороший мальчик, Марио. Я не ошиблась в тебе, — с нежностью сказала старушка, — Ты мой крестник, и я всегда относилась к тебе, как если бы ты был моим сыном. Но скажи мне, глупыш, зачем мне тридцать миллионов? Что мне нужно на старости лет? Крыша над головой и тарелка супа? Все это у меня есть. Зачем мне такие деньги?

— Нет, вы берете тридцать миллионов, иначе я не соглашусь взять подсвечник. У меня будет такое чувство, как будто бы я вас ограбил. Ну, так как?

— Хорошо, — улыбнулась она. — Я согласна. Надеюсь, они мне не понадобятся, и я сохраню их для тебя или для младших детей. Вы получите их по завещанию после моей смерти.

Тут уж моя мать не выдержала и с плачем принялась обнимать подругу. Признаюсь, у меня глаза тоже наполнились слезами, хотя я прекрасно знал, что главная заслуга здесь принадлежит Портрету. Интересно, мелькало у меня в голове во время всеобщих объятий и радости, действительно ли этот подсвечник был у нее всегда, или это Портрет подсунул ей его вчера ночью. Ответ на этот вопрос я не узнаю никогда, так как даже если у нее его раньше не было, теперь это для нее новая реальность, и другой она не помнит. А Портрет, насколько я его знаю, будет, конечно, молчать и делать вид, что он всего лишь картина.

Короче, через несколько минут мы уже дружно искали телефонный справочник. Синьор Ференцо нашел по справочнику меня, правда, на свою голову, а я собирался найти в нем владельца первого подсвечника и предложить ему пару. И действительно, найти его не составило большого труда, так как я прекрасно запомнил и адрес.

Этот человек был, наверное, еще более важная шишка, чем сеньор Ференцо, так как трубку поднял не он, а его секретарь или, может быть, дворецкий. Он никак не соглашался подозвать своего хозяина к телефону, пока я не доложу о цели своего звонка. Ему, видите ли, даны такие указания. Его хозяин, оказывается, не разговаривает по телефону с кем попало. К этому месту нашего разговора я уже понял, что, скорее всего со мной разговаривает охранник, а его хозяин просто разбогатевший выскочка. И, слава Богу, решил я. Хватит с меня аристократов.

Хотя хозяин этого молодца и был таким важным, как только я назвал имя сеньора Ференцо, он тут же подошел к телефону. Я немного приврал ему, сказав, что позавчера был у сеньора Ференцо по поводу второго подсвечника.

— Вы знаете, у кого есть второй? — обрадовано спросил он. — Где он находится?

— Очень близко, у меня, — кратко сообщил ему я.

Он так обрадовался, что даже перешел со мной на ты, и отбросил всякие церемонии.

— Сколько ты за него хочешь?

Хорошо, что старик назвал мне цену, я был готов к этому вопросу.