- Тс-с… - Прижимаясь к его теплой груди, она улыбнулась. - Еще чуть-чуть.

Глядя прямо перед собой затуманенным взором, Редклифф откинул назад ее голову и заглянул ей прямо в глаза.

- Да, еще, - произнес он хриплым, скрывающимся от возбуждения голосом. Его губы были всего в нескольких дюймах от ее губ.

Сгорая от желания прижаться к ним, Джоанна испустила еле слышный, податливый вздох. Привстав на цыпочки, она обвила руками его шею, даже не заметив, как вязаный шерстяной плед сполз на пол.

Ее жаркие, ищущие губы были так же воспалены от страсти и нетерпения, как и его собственные. Редклифф нежно ласкал ее тело, скрытое под шелковой ночной рубашкой, получая ни с чем не сравнимое наслаждение от чувственных движений ее фигуры, откликавшейся на его ласки. Просунув руку в вырез рубашки, он дотронулся до ее разгоряченного тела, которое еще несколько минут назад было холодным как лед.

Снедавший Джоанну страх бесследно исчез. Кроме Редклиффа, для нее в эту минуту никого и ничего не существовало. В состоянии полубеспамятства она слушала наполненные непередаваемой нежностью слова, которые он шептал ей на ухо, какие-то безумные, восхитительные обещания.

Редклифф понимал, что ведет себя на редкость глупо, позволяя так долго сдерживаемому желанию прорваться наружу сейчас, когда в доме полно народу, а в одной из комнат ждет жена. Он понимал, что играет с огнем. Но, Господи, ничто человеческое ему не чуждо! Джоанна такая нежная, такая беззащитная, и он так испугался, когда она закричала, и испытал такое облегчение, когда убедился, что с нею все в порядке. Поэтому теперь, черт побери, единственное, на что он способен, - это дать волю своим чувствам.

О да! Именно этого она так долго ждала. Она жаждала касаний его мужественных губ, умирала от желания чувствовать всем телом прикосновение его сильных, ищущих рук. Она хотела его со страстью, которая была сродни безрассудству, хотя и понимала, что их взаимный порыв сейчас - это настоящее безумие.

Он поднял на ней ночную рубашку и прижался лицом к ее груди. Потом принялся ласкать ее соски губами, отчего они встали торчком. В груди у нее возникло сладостное ощущение, передавшееся вниз живота. Она застонала - казалось, этот стон исходит из самых потаенных уголков ее души - и еще плотнее обхватила его за бедра. Если их поведение и в самом деле безумие, то Джоанна стремилась к нему всем сердцем.

Дрожащими руками она расстегнула молнию у него на джинсах. Но когда она опустила вниз руку, охваченная желанием довести его до такого же безумия, до какого довел ее он, Редклифф перехватил ее руку.

- Джанни, любимая моя! - Сделав глубокий вдох, он попытался взять себя в руки. - Мы должны остановиться.

Она замотала головой, и волосы ее взметнулись сверкающей дугой.

- Не сейчас.

Редклифф весь дрожал от еле сдерживаемого желания почувствовать прикосновение ее ищущей руки. Голова у него кружилась. Больше всего на свете ему сейчас хотелось уложить ее в постель, сорвать эту шелковую ночную рубашку и овладеть ее разгоряченным, податливым телом. Но он понимал, что риск слишком велик.

К тому же еще совсем недавно она была сама не своя от страха, чуть слышно с укоризной нашептывал ему внутренний голос. Что если ее реакция вызвана лишь потребностью в утешении и ласке? Если они сейчас займутся любовью, не получится ли так, что он воспользуется слабостью, которая вообще-то ей не свойственна?

Но, терзаясь противоречивыми чувствами, он руководствовался прежде всего той простой истиной, которая всегда помогала ему в минуты, когда он сгорал от мучительной страсти к Джоанне: сейчас он больше ничего не может ей дать. А это все равно, что не дать вообще ничего.

Джоанна глубоко и судорожно вздохнула, обвела взглядом комнату и, пусть с опозданием, вспомнила, где она, то есть они, сейчас находятся.

- Спасибо. - Во взгляде ее широко раскрытых, лучистых глаз отражалась нежность.

- За что? - хрипло спросил он.

- За то, что ты вовремя одумался и остановился. - Растопырив пальцы, она провела пятерней по спутавшимся волосам. - Если бы сюда зашла твоя жена…

Дальше можно было не продолжать. Они оба понимали, что сцена, которую в этом случае не преминула бы устроить Памела, не сулила им ничего хорошего.

Джоанна поежилась.

- Тебе холодно? - Он протянул руку, чтобы поднять упавший на пол плед.

Она машинально сложила руки на груди, словно желая укрыться от неведомой опасности.

- Нет, не холодно. Я боюсь.

Он бросил взгляд на окно.

- Окно закрыто. И заперто на шпингалет.

Она покачала головой.

- Я боюсь не этого. Я боюсь тебя.

- Меня? - Она не могла бы придумать ничего более обидного для него.

- Я боюсь того, как ты на меня действуешь.

Редклифф прикрыл лицо рукой. Потом, улыбнувшись виновато, осторожно дотронулся до ее погрустневшего лица. Кончиками пальцев провел по ее щеке, губам, подбородку и шее. Глубоко вздохнул и с видимой неохотой отнял руку.

- Ты сможешь теперь заснуть?

- Да. - Впервые в жизни она солгала ему. Неужели он думает, что она способна заснуть теперь, когда каждая клеточка ее тела жаждет его прикосновений? Она была уже готова разреветься от несбыточности своих надежд, но тут на помощь ей пришло чувство юмора. - Только приму холодный душ.

Как она и предполагала, при этих словах у него вырвался смешок.

- По крайней мере теперь, когда мы с тобой оказались под одной крышей, Милдред перестанет беспокоиться из-за нехватки горячей воды.

Погладив по голове, он окинул ее взглядом, в котором читалась непередаваемая нежность.

- Спокойной ночи.

Чувствуя, что вот-вот разрыдается, она еще нашла в себе силы улыбнуться ему.

- Спокойной ночи.

Он ушел.

Черт побери, и дня не проходит, чтобы женщины не спали с женатыми мужчинами, подумала Джоанна. Да и мужья изменяют своим женам направо и налево. В послеобеденных ток-шоу без конца обсуждают преимущества свободных браков, а фильмы и романы, живописующие сцены неверности, приелись настолько, что можно подумать, будто у взрослых людей уже чуть ли не вошло в моду изменять друг другу с обоюдного согласия. А тут…

Ложась в постель и укрываясь с головой, Джоанна невольно пожалела о том, что в свое время мать учила своих детей быть более принципиальными. А также о том, что Люси Морино воспитала сына таким щепетильным.

- Доброе утро! - поздоровалась Берта, встретив Джоанну на следующее утро.

- Доброе утро, - отозвалась девушка, спустившаяся вниз пораньше, потому что ей страшно хотелось выпить кофе. - Доброе утро, Милдред.

- Доброе утро, дорогая. Как вы себя чувствуете?

- Отлично. - На самом деле голова у Джоанны раскалывалась от боли, но она решила из вежливости слегка покривить душой. Подойдя к старинному буфету, она налила себе кофе из серебряного кофейника.

- Я боялась, как бы вам опять не приснился какой-нибудь страшный сон, - сказала Милдред.

Джоанна размешала сахар ложечкой.

- Нет, я спала как убитая. - Это было неправдой.

Рядом с кофейником стояли серебряные блюда со свежими ягодами и изящная корзиночка с только что испеченными булочками и пирожными. Взяв сдобу с черникой, Джоанна положила ее на тарелку и села за стол.

- Может быть, хотите попробовать что-нибудь еще? Синтия с радостью приготовит все, что угодно, - продолжала Милдред. - Блины? Тосты? Омлет?

- Нет, спасибо. Я мало ем на завтрак.

- Не забывайте, вам надо набираться сил, - напомнила пожилая леди.

- Да, но мне еще нужно влезть в платье, которое я шью себе к показу коллекции. Благодаря моей сиделке я поправилась минимум на десять фунтов.

- И слава Богу, - парировала Милдред. - А то вы были слишком уж худой. Оттого и упали в обморок.

- Помнится, кто-то сказал: женщина не может быть ни слишком богатой, ни слишком худой.

- Мне всегда казалось, что мужчины предпочитают женщин с пышными формами, - с жаром провозгласила Берта. - По крайней мере трое моих бывших мужей предпочитали, уж точно. - Ее пухлая ручка, прикрытая рукавом зеленого с буфами платья, потянулась в направлении корзины и, ухватив рогалик, намазанный маслом, положила его на тарелку. За рогаликом последовали две булочки с ежевикой и сдоба с корицей.