Она была так красива, что выглядела почти нереальной. Увидев Ханну, она задержалась на мгновенье и хихикнула, разрушая эффект.

— Ну как… сработали наши вчерашние наставления? — Она украдкой бросила оценивающий взгляд на Зака.

Ханна была готова сквозь землю провалиться.

— Обсудим это в другой раз?

— Конечно. — Женщина еще раз стрельнула глазами в Зака, снова хихикнула и удалилась.

Зак подождал, пока они останутся одни.

— Давай начистоту. Скажи, сегодня ночью… ты пыталась…

— Да, — призналась она с несчастным видом. — И будет лучше, если ты не станешь рассказывать мне, как нелепо это выглядело.

— Мне так вовсе не показалось.

— Правда? — Она слабо улыбнулась. — Ты очень добрый, Зак.

Эта реплика вызвала у него смех.

— Ханна, доброта не имеет никакого отношения к тому, что я чувствую.

— И что же ты чувствуешь?

Что завожусь от тебя, черт побери.

— Сам не пойму толком.

Ханна помолчала.

— Что ж, тогда, наверное, мне нечего терять… — С этими словами она подошла к нему вплотную, так, что фалды платья коснулись его бедер.

Воздух вокруг них будто сгустился, сделался плотным и осязаемым. До Зака донесся ее аромат, легкий и прелестный. Чувственный.

Ханна взяла его руку своей маленькой рукой и поднесла… к своему животу.

Дайте ему почувствовать на ощупь.

Слова Кэрри тотчас всплыли в памяти Зака, и он не знал, смеяться ему или стонать от наслаждения.

— Она не права, — хрипло прошептал он, — мужчине хочется ощущать вовсе не ткань.

— Нет? — трепетно выдохнула Ханна.

Прижатая к ее телу широко растопыренная ладонь Зака словно стремилась непроизвольно и жадно охватить, объять, ощутить, как можно больше под тканью. Зак чувствовал, как напрягся, застыл под его ладонью ее живот.

— Нет. Тело — вот что бы я хотел осязать. Обнаженное тело. Ханна… — Она выглядела такой хрупкой, беззащитной и в то же время такой неодолимо сексуальной… От мысли, что она еще никогда не была с мужчиной и жаждала этого, смутно тоскуя, от этой мысли становилось буквально трудно дышать. — Что все это значит?

— Я думала, ты уже понял.

— Я имею в виду не то, что ты у всех спрашивала совета, как…

— Как соблазнить тебя? — Она поежилась, как от боли. — Я и брата спрашивала.

— Майкла? Господи! — Зак медленно перевел дух. — Но зачем? Почему?

— Зачем просила совета?

— Почему все так? Почему именно я? Почему ты до сих пор…

— Девственница? — подсказала она. — Это ведь так ужасно, правда?

— Нет! Нет! — запротестовал он, потом всей пятерней пробежался по волосам, как бы стараясь собраться с мыслями. — Но я хочу понять… почему ты это затеяла? — Именно со мной, хотелось ему добавить.

Зазвонил телефон, и Зак испытал колоссальное облегчение.

С легким возгласом досады и разочарования девушка отпрянула от него и сняла трубку. Плечи у нее чуть поникли, а улыбка стала напряженной.

— Мама, ты? У тебя все нормально? — Ханна сосредоточенно слушала, и Зак отступил в сторону.

Интересно, если он сбежит, она обидится?

Пожалуй, да.

— А как насчет тех денег, что я выслала на прошлой неделе? — услышал он. — Нет, мама, Майкл уже оплатил за тебя тот счет. Все деньги, что мы послали, — это лично для тебя. — Она вздохнула, и когда Зак отважился взглянуть на нее, то увидел, как она, скрючившись на табурете перед стойкой, нервно трет себе виски.

Зак знал, что Ханна выросла при постоянной угрозе нищеты и что для ее матери даже сейчас мало что изменилось.

Он знал и то, что Ханна полностью, до последнего пенни, зависит от доходов, приносимых гостиницей «Норфолк», в гораздо большей степени, чем Алекс или Тэра, которые в случае надобности могут обратиться за помощью к родителям.

Зак понимал, что доходы от заведения не могут в достаточной степени обеспечивать Ханну, а тем более еще и ее мать.

И будь он проклят, если от этого у него не сжималось сердце.

Уходи, мысленно приказал он себе. Ты всего лишь в коротком отпуске, тебя ждет важная и опасная работа. При такой работе человек не может позволить себе роскошь впустить женщину в свою жизнь — даже если бы и хотел, а ты ведь и не хочешь.

Просто уйди.

Вместо этого он подошел к ней.

— Ну как? — негромко спросил он. — Все в порядке?

Ханна медленно положила трубку, едва заметно вздрогнула и моргнула, словно стряхивая посторонние, невеселые мысли, а потом вновь нацепила на лицо бодрую и радостную улыбку. Зак был убежден, что эта улыбка — такая прелестная и гостеприимная — способна обмануть любого клиента.

— Как твоя мама?

— Она… она тоскует без меня, — вздохнула Ханна. — Я слышу в ее голосе одиночество. И это меня убивает. — Еще один вздох сорвался с ее губ, и Заку от всей души захотелось ей помочь.

— Я слышу то же самое, когда звоню своим родителям, — мягко сказал он. — Я сам переживаю оттого, что мало их вижу и, что когда-нибудь наступит день, когда не смогу видеть вовсе.

Он не собирался говорить так много, хотел только выразить, как хорошо ее понимает, показать, что у него такие же проблемы, но глаза ее в этот момент были такими глубокими и чистыми, что Заку показалось: он смог бы увидеть в них свое отражение.

В этот миг он почувствовал себя к Ханне ближе, чем когда-либо к кому-то еще.

— Ты скучаешь по ним, когда работаешь? — спросила она.

— Когда я работаю, у меня нет времени скучать. Это только сейчас, в отпуске, я начал слишком много задумываться. Просто не верится, что со времени моего отъезда из Авилы прошло столько лет.

— Твоя работа для тебя самое главное, — чуть улыбнулась Ханна. — А я вот ничего о ней не знаю.

— Я был на секретном задании. — То была стандартная формулировка, скорее отговорка, к которой он прибегал. Но Ханне определенно было мало этого куцего объяснения, и Заку вдруг стало приятно, что это так. Он позволил себе рассказать подробнее: — Я был внедрен в преступную группировку, занимающуюся наркобизнесом.

— И ты помог засадить в тюрьму всю банду?

— Это заняло целый год, но мы действительно всех накрыли.

— Вот как! И скоро ты опять возвратишься к своей работе?

— Да. — Он действительно собирался возвращаться. Не мог дождаться этого момента.

— Это опасная… — тихо произнесла она, переводя взгляд с его лица на раненый бок, — опасная вещь эта твоя работа.

Внезапно Зак почувствовал, что ему совсем не хочется говорить о своем возвращении. И так же внезапно мысль о том, чтобы пережить все это еще раз, потерять еще год жизни, может, два, наполнила его какой-то необъяснимой, острой тоской.

Что, конечно, было чистейшей бессмыслицей.

На самом деле он очень любил Лос-Анджелес. Любил свою работу. Но ему не нравилось, как эта работа его использует, требуя всю его жизнь, без остатка, сводя на нет его личное существование.

Должен, непременно должен существовать какой-то иной, лучший способ совмещать жизнь и работу! Но какой именно — Зак не мог сообразить.

Говорить обо всем этом было бы тяжело, просто невыносимо.

— Разве нет? — настаивала она, ожидая ответа. — Ведь там опасно?

— Я осторожный, — вымолвил он наконец.

Ханна нетерпеливо хмыкнула.

— Чем может помочь осторожность в схватке с вооруженным бандитом?

— Так ты обо мне беспокоишься? — несколько удивленно спросил он.

— Я беспокоюсь обо всех, обо всем. О нашем приблудном коте, о том, что постояльцам не хватит полотенец, о том, что…

— И обо мне тоже?

Она помолчала, задумавшись, потом улыбнулась.

— Да. Кажется, я ничего не могу с этим поделать. Со своим беспокойством. Сначала Алекс начинает тревожиться, а потом это передается другим.

— Я люблю свою работу, Ханна.

— Я знаю.

Молодой человек решительно мотнул головой.

— Это бессмысленный разговор. Я хочу поговорить о другом.

— О другом?

— Да.

Лицо у нее стало внимательным и напряженным.

— Ханна, нам надо кое-что обсудить. Прошлую ночь. — В действительности Заку очень не хотелось этого делать. — Я не могу думать ни о чем другом, пока мы это не обсудим, — признался он.