Матушка протиснулась мимо Бабули и схватилась телефонную трубку.

- Да? – ее губы вытянулись в тонкую линию.

– Мозес Бидмайер не выше закона, - произнесла она. – Проверь сначала факты, прежде чем разносить слухи. А что касается этого дела, то на твоем месте я бы лучше вымыла передние окна, а не тратила попусту время на телефонную болтовню.

- Должно быть, Элеанора из соседнего дома дальше по улице, - предположила Бабуля. – Я тоже заметила ее окна.

Жизнь в Бурге проста. Грехи отпускались католической церковью, грязные окна вызывали омерзение у соседей, слухи смазывали колесо бытия, и вам лучше чертовски поостеречься говорить женщине в лицо что-нибудь о ее дочери. И неважно, насколько это правда.

Матушка повесила трубку, завязала вокруг головы шарф и прихватила сумку и ключи со столика в прихожей.

- Ты с нами идешь? – спросила она у бабули Мазур.

- Я собиралась посмотреть несколько телешоу, - ответила Бабуля. – И, кроме того, кто-то должен позаботиться о телефонных звонках.

Матушку передернуло.

– Боже милостивый.

Через пять минут она высадила меня у конторы Винни.

- Подумай о пуговичной фабрике, - напомнила она. – Я слышала, там хорошо платят. Ты получишь льготы. Медицинскую страховку.

- Я подумаю об этом, - пообещала я. Но никто из нас не придал значения моим словам. Мы обе уставились на мужчину, который стоял, прислонившись к моей машине.

- Это не Джо ли Морелли? – спросила матушка. – Не знала, что между вами все еще дружба.

- Нет, и никогда не было, - промолвила я, кривя душой. История наших отношений с Морелли простиралась от почти дружбы до устрашающей дружбы, вплоть до состояния на грани убийства. Он лишил меня девственности, когда мне было шестнадцать, а в восемнадцать я пыталась сбить его папашиным «бьюиком». Эти два инцидента замечательно отражают суть наших постоянных отношений.

- Похоже, он ждет тебя.

Я вздохнула.

– Везет же мне.

Морелли сейчас был копом. В обыкновенной штатской одежде. По отношению к Морелли употреблять сей термин неправильно, поскольку с его стройными бедрами и мощной мускулатурой не было ничего обыкновенного в том, как на нем сидели «левайзы». Он на два года старше меня, на пять дюймов выше, шрам не толще папиросной бумаги пересекает его правую бровь, а на груди татуировка орла. Орел остался от службы в армии. Шрам был недавнего происхождения.

Я вышла из машины и нацепила широкую фальшивую улыбку на лицо.

– Черт возьми, какой ужасный сюрприз.

Морелли хмыкнул.

– Ну, ты и врунья.

- Не могу представить, что ты имеешь в виду.

- Ты меня избегаешь.

Этот процесс был взаимный. Морелли сделал стремительный рывок в мою сторону в ноябре, а затем вдруг… ничего.

- Я была занята, - отговорилась я.

- Как я и слышал.

Я подняла бровь.

- Две жалобы на подозрительное поведение в один день плюс взлом и проникновение. У тебя, должно быть, своеобразный рекорд, - пояснил Морелли.

- У Констанцы длинный язык.

- Твое счастье, что это был Констанца. Если бы тебе попался Гаспик, ты бы сейчас выпрашивала у Винни залог.

Подул ветер, и мы поплотнее закутались в куртки.

- Могу я поговорить с тобой без протокола? – спросила я Морелли.

- Дерьмо, - произнес Морелли. – Ненавижу, когда ты с этого начинаешь разговор.

- С Дядюшкой Мо происходит кое-что странное.

- Черт возьми. Да неужто?

- Я серьезно.

- Ладно, - уступил Морелли. – Так что ты нарыла?

- Ощущение.

- Если бы кто-то другой сказал такое, я бы не стал слушать.

- Мо не явился в суд по вынесенному предписанию. Это грозит ему штрафом и взысканием. Как-то это лишено смысла.

- Жизнь вообще не имеет смысла.

- Я его обыскалась. Машины нет, гараж стоит с распахнутой дверью. В гараже лежат бакалейные товары. Вещи, которые он не хотел бы, чтобы их украли. Чую, это неспроста. Магазинчик его уже дня два закрыт. Никто не знает, где он. Ни сестра, ни соседи.

- Что ты обнаружила в квартире?

- В шкафах одежда. В холодильнике еда.

- Признаки борьбы?

- Никаких.

- Может быть, ему нужно было уехать, чтобы поразмыслить, - предположил Морелли. – У него был адвокат?

- От адвоката он отказался.

- Полагаю, ты спешишь с выводами.

Я пожала плечами.

– Может быть, но ощущение все еще странное.

- Не в характере Мо.

- Ага.

Из «Деликатесов Фирелло» вышла с пакетом продуктов миссис Туркевич.

Я кивнула ей.

– Прекрасный морозный денек.

- Хмммф, - ответила она.

- Послушайте, это не моя вина! – обратилась я к ней. – Я только делаю свою работу.

Усмешка расплылась по лицу Морелли.

– Борцы с преступностью в США ведут трудную жизнь, а?

- Ты все еще работаешь в нравах?

- Сейчас я в убойном отделе. Временно.

- Это что, продвижение вверх по службе?

- Более похоже на продвижение в сторону.

Не уверена, что могла бы представить Морелли копом убойного отдела. Морелли любит устраняться и позволять событиям идти своим чередом. А убийство – ситуация, требующая быстро соображать и тотчас реагировать.

- Какова причина этого визита? – спросила я.

- Был в этом районе. Дай, думаю, взгляну, что происходит.

- Ты имеешь в виду случай с Мозесом Бидмайером?

- Тебе нужно поостеречься. У Мо очень заботливые, но крайне шумливые соседи.

Я плотнее запахнула воротник куртки.

- Не понимаю я этого. Что такого примечательного в этом парне?

Морелли поднял вверх ладони.

– Полагаю, он из тех милых типов, что дружат со всеми.

- А я вот обнаружила, что он не дружит ни с кем. Очень замкнутый тип. Даже сестре не доверяет. Моя бабушка выразилась как-то, что, похоже, он женат на магазине. Как священник.

- Куча народа позволяет своей работе взять верх над личной жизнью. Это же так по-американски, - заметил Морелли.

Тут у Морелли запищал пейджер.

- Черт, - выразился Морелли. – Надеюсь, что-нибудь жуткое. Обезглавливание или, может, изрешеченный пулями труп в мусорном баке. Ждать убийства в Трентоне – то же самое, что наблюдать, как растет трава. У нас никогда не происходит ничего настолько интересного, чтобы ради этого мчаться куда-то, сломя голову.

Я открыла дверцу машины и скользнула за руль.

– Дай мне знать, если это окажется Мо.

Морелли поигрывал своими ключами. Его черная полноприводная «тойота» стояла сразу за мной.

– Постарайся держаться подальше от неприятностей.

Я поехала, размышляя на ходу, что делать дальше. Я проштудировала уже всю информацию, которую выудила из залогового соглашения. Проверила соседей, обыскала квартиру, поговорила с единственной сестрой.

После десятиминутного круиза, я обнаружила себя на стоянке у собственного дома. И здание, и парковка в январе были стерильными. Кирпич и щебень, не смягченные видом летних кустиков. Свинцовое джерсийское небо, довольно темное, чтобы уже заставить замигать фонари.

Я вышла из машины и направилась к заднему входу в дом, толкнула двойные стеклянные двери и с благодарностью ощутила неожиданное тепло.

Потом вошла в лифт и нажала кнопку второго этажа, раздумывая, что же я пропустила в поисках Бидмайера. Обычно на начальных стадиях расследования что-нибудь да наклевывается… подружка, хобби, любимая булочная или винный магазин. Сегодня же ничего не всплыло.

Двери лифта открылись, и я, пока делала короткий переход по холлу, распланировала звонки. Я могла бы проверить счет Мо в банке, не снимал ли он недавно деньги. Можно было провести оценку кредитоспособности. Иногда кредитные проверки таят в себе скрытые проблемы. Могла, например, наткнуться на коммунальные платежи за вероятное второе место обитания. И еще можно было позвонить Сью Энн Гребек, которая знала все обо всех.

Я открыла дверь квартиры, ступила в тихую прихожую и провела инвентаризацию своего жилища. Мой хомячок Рекс спал в банке из-под супа в своей стеклянной клетке. На автоответчике не мигала лампочка, оповещающая о новых сообщениях. И не слышно было ни звука, свидетельствующего о том, что под кроватью скребется какой-нибудь большой волосатый кривозубый парень.