В Готвальдове в Доме искусств можно послушать орган. Этот, второй по величине в Европе, орган — гордость города. 8 нем 2 700 трубок, 114 регистров. Наверное, трудно настроить такой сложный музыкальный инструмент. Но орган звучит прекрасно во всех регистрах.

Не знаю, можно ли употребить выражение «прекрасно настроен» для характеристики города. Но к Готвальдову оно вполне подошло бы. Его жителей отличает замечательное настроение. Такое настроение бывает у людей, которые плодотворно, с любовью трудятся и умеют отдыхать. У готвальдовцев широкий диапазон интересов и все необходимые условия для развития своих талантов. В Рабочем клубе Готвальдова — самом большом в стране — занимается более четырех десятков кружков. Не менее убедительные свидетельства высокого накала культурной жизни города можно получить в Театре трудящихся, или у подъезда Дома знаний, где не стихают страстные «космические» дискуссии, или в студенческом общежитии, где те же дискуссии продолжаются далеко за полночь.

Общежитие носит имя Эмиля Затопека — прославленного бегуна, уроженца Готвальдова. Бег Затопека отличает замечательно четкий ритм. Может быть, он взял этот ритм у родного города? Готвальдов — город с предельно четким, ясным, выразительным ритмом жизни.

Шесть часов утра, два часа дня, десять часов вечера — вот вехи городских суток. Три смены: «Чест праце! Чест праце! Чест праце!» Три прилива людских масс на центральную площадь — площадь Труда, к воротам «Свита». Вдох и выдох. Комбинат дышит, комбинат живет и трудится, комбинат выпускает обувь, не останавливая конвейеров. Ежедневно с них сходит 45 тысяч пар кожаной и 85 тысяч пар резиновой обуви. Это значит, что если бы готвальдовцы пожелали сами потреблять всю продукцию своего предприятия, им пришлось бы переобуваться по два раза в день.

Обувные магазины в Готвальдове есть, но их не больше, чем в других городах Чехословакии. Правда, в один из этих магазинов нужно зайти обязательно — в тот, что находится в двух шагах от комбината и тоже называется «Свит». Сюда в первую очередь попадают новые изделия мастеров национального предприятия.

Приятно приобрести самую последнюю свитовскую модель. Но покупателей подстерегают при этом немалые трудности. Слишком уж велик выбор! Сейчас — «Свит» выпускает более тысячи различных образцов обуви. Но, между прочим, нам показалось, что сами готвальдовцы не так уж часто посещают обувные магазины. В этом прежде всего «повинно» качество свитовской обуви. Как говорится, износу нет. Но есть и другая причина: готвальдовцы не любят ходить пешком. Они предпочитают вместо обуви изнашивать свои мотоциклы и мотороллеры. И тех и других в Готвальдове не сосчитать — тысячи. Наверное, поэтому в городе сравнительно мало сапожных мастерских, зато мастерские по ремонту бензобаков и карбюраторов попадаются на каждом шагу. Кстати, покрышки и шины — эту «обувь» мотоциклов — изготовляют опять-таки на «Свите».

У мотоциклов, прописанных в Готвальдове, работы немного. Отвезти хозяина на комбинат за километр-другой по гладкой брусчатке. Потом восемь часов отдыха в тени навеса, в обществе друзей и подруг — красных «Яв» и голубых «Чезет», и — обратно. Вечером — почти утренний маршрут: на площадь Труда, только не к воротам «Свита», а к Рабочему клубу, к Дому искусств, к огромному — на 2 300 мест — кинотеатру.

Но есть мотоциклы-работяги, чьи хозяева живут за городом, в веселых окрестных деревушках. Они словно привозят в город запах яблонь, скошенного сена, полевых цветов. И кажется, что поэтому в городе, где снуют тысячи мотоциклов, где полной грудью дышит огромный комбинат, воздух пахнет росой.

В Чехословакии не принято удивляться обилию скверов, множеству зелени в городах. И все же в рассказе о Готвальдове нельзя умолчать об этом. Поднимитесь на крышу пятнадцатиэтажного административного корпуса «Свита» и посмотрите на город. Контуры его еле пробиваются сквозь чащу деревьев.

По воскресеньям на одной из старинных площадей города открывается цветочный базар. Над ароматными прилавками кружат пчелы. Хозяйки с притворным равнодушием вяжут букеты. А у каждой из-под опущенных ресниц так и блестит гордость за свой сад. Пятнадцать лет назад на этой же площади стоял советский танк. Он был усыпан цветами. И откуда взялись они в ту первую мирную весну? 2 мая 1945 года, когда части полковника Грознева освободили Готвальдов, здесь было мало садов и много развалин. Незадолго до освобождения город подвергся уничтожающей бомбардировке. Самолеты прилетели с запада. Они прилетели по наущению Бати — печально известного обувного короля — короля, свергнутого народом.

Пятнадцать лет назад рабочие, получив в свои руки разрушенный комбинат, качали его восстанавливать.

Они не только восстановили его, но и значительно расширили свое национальное предприятие.

Среди массивных зданий комбината выделяются три новых пятиэтажных корпуса. Новые цехи позволили увеличить выпуск продукции на 19 миллионов пар обуви. Возможно, одна из них попадет к вам — маленькая частица большого труда, радостью которого живет чудесный светлый город в центре Чехословацкой республики.

А. Ефремов

Бразильская пампа

Через реку Уругвай перекинут мост: мы переезжаем на другой берег и оказываемся в Бразилии, в городе скотоводов Уругваяна.

На площади стоит собор короля Педро Второго, отделанный блестящим белым мрамором. Улицы тоже вымощены черным и белым мрамором, который образует мозаичный цветочный узор.

До нас доносится португальская речь, ласковая, чуть невнятная; даже громкоговорители, укрепленные на деревьях, звучат с гортанной мягкостью.

Город лежит посреди бескрайной пампы, которая тянется от Аргентины и Уругвая, переваливает через реку и захватывает часть Бразилии. Но здесь она уже не ровная и плоская, как тарелка, а волнистая; однообразие ландшафта нарушает то невысокий холм, то гранитная скала, то сырая низина.

Это Риу-Гранди-ду-Сул, самый южный штат Бразилии. Он знаменит своими ковбоями и жаркими пограничными стычками. Но в то же время это один из наиболее развитых штатов; он дает много мяса и пшеницы, насчитывает более пяти миллионов жителей и занимает главенствующее положение в Южной Бразилии.

Расстояние от аргентинской границы до Порту-Алегри через Риу-Гранди-ду-Сул поезд покрывает за двадцать часов.

Серый осенний день, над пампой воет ветер. Рядом с пасущимися овцами и коровами бродят страусы. Когда они переходят с места на место и что-то клюют, делая резкие движения шеей, кажется, будто это не страусы, а самые обычные овцы, но только на ходулях.

Вокруг станции разбросаны маленькие деревянные домики; окна, лишенные стекол, закрыты ставнями. В дверях сидят обитатели этих домиков; мрачные и замерзшие, они уныло выглядывают из темной пустоты комнат. Печурки, сложенные перед домом прямо на земле, похожи на сморщенных черепах.

Возле Санта-Мария пампа кончается, начинаются высокие холмы и горные хребты, покрытые зеленой травой и деревьями. Неподалеку виднеется эвкалиптовая рощица, стволы деревьев такие красные, словно их кто-то раскрасил кистью.

...В Порту-Алегри мы прибываем в полночь. Поезд медленно едет по улицам города, мимо спящих домов, мимо портовых кварталов с ночными кабачками.

Этот город с полумиллионным населением кажется недостроенным и хаотичным; здесь даже нет центра. Там и сям разбросаны какие-то удивительные здания. Страшно высокие и страшно узкие. Порту-Алегри, как, впрочем, и вся Бразилия, охвачен страстью к небоскребам и изо всех сил старается создать что-нибудь оригинальное. Вряд ли только ценами на строительные участки была продиктована необходимость возводить эти двадцатипятиэтажные коробки шириной всего в несколько метров, напоминающие колоссальные книжные стеллажи; окна только в одной стене, другая стена слепая. Вы ошеломленно взираете на эти странные сооружения, которые при толщине стены в один кирпич уходят своими двадцатью пятью этажами в самое небо.