Она как раз положила письмо в ящик, когда вернулся Лукас.

Магда посмотрела на него.

— Кстати, я хочу поехать в Рим, — сказала она, — причем прямо завтра.

— Зачем? Что это даст?

— Я хочу проверить гостиницы, названия которых мы нашли в его компьютере. Может быть, я что-нибудь узнаю. Какую-то мелочь, которая поможет нам. Я просто не могу больше сидеть, ничего не делая! Я не могу примириться с тем, что Йоганнес не вернется, а я так никогда и не узнаю, что с ним случилось. Я этого не выдержу. Ты это понимаешь?

— Да, конечно… — Лукас помолчал. — Но что это даст, Магда? Ты узнаешь, что он или не останавливался ни в одной из этих гостиниц, или жил в одной из них и такого-то числа уехал. И не сказал портье, куда именно. Ты не продвинешься ни на шаг, только станешь еще несчастнее, чем сейчас.

Магда уставилась на него, а потом у нее из глаз полились слезы. Но это был не просто плач. Она выла как раненый зверь.

Лукас настолько испугался этого неожиданного взрыва чувств, что пару секунд не знал, что делать. Он попытался обнять ее, но она оттолкнула его и зарыдала еще громче.

— Что с тобой? — смущенно пробормотал он. — Что случилось? Что я сделал?

— Ты все разрушаешь! — закричала она. — Ты отнимаешь у меня надежду, потому что не хочешь, чтобы он нашелся! Ты рад, что его здесь нет, правда? Ты не ищешь его и не помогаешь мне! Из-за тебя все становится только хуже!

Ее слова напоминали горную лавину, которая становится все мощнее и в конце концов убивает жизнь в долине.

— Я этого не выдержу! — кричала она. — Неужели ты не понимаешь? Этот страх, что с ним что-то случилось, эта неопределенность… Я бесконечно тоскую по нему! А то, что мы делаем, как живем, так бессмысленно, так глупо! Я сойду с ума, Лукас, я не могу просто сидеть и ждать!

— Я знаю. И понимаю тебя, — пробормотал он.

Но она снова взорвалась.

— Ничего ты не знаешь и не понимаешь! Ничего! Ты понятия не имеешь, как я себя чувствую и что у меня внутри! — Она с силой ударила себя в грудь. — Я не могу больше, Лукас, я этого не выдержу!

Магда опустила голову на руки и беззвучно заплакала. Он молча стоял рядом, не решаясь даже погладить ее по голове.

Через несколько минут она встала.

— Мне кажется, я убью себя, — прошептала она и пошла наверх, в спальню.

Лукас несколько раз слышал, как она звала Йоганнеса, потом все стихло. Он сидел в кухне, словно на горящих углях, и не знал, как поступить.

Он выдержал три часа. Потом пошел наверх и тихо приоткрыл дверь.

Она неподвижно лежала на кровати, но не спала, а смотрела в окно. Даже когда он появился в дверях, она никак на это не отреагировала.

— Пожалуйста, не сердись на меня, — сказал он тихо. — Прости меня, Магда.

Она посмотрела на него. Ее взгляд был кротким, почти нежным.

— Тебе не обязательно ехать со мной, Лукас. Я поеду одна.

— Нет, я поеду. Я обязательно поеду с тобой в Рим. Я сделаю все, что только смогу, чтобы помочь тебе.

— Тогда завтра в восемь утра мы едем, — сказала она и улыбнулась. — Я хочу попасть на поезд в девять пятнадцать. Тебе это подходит?

— Странное это чувство — делать то, что делал Йоганнес несколько дней назад, — задумчиво сказала Магда, когда они уже сидели в поезде. — Я буду смотреть в окно, читать, может, вздремну немного… Я еду в Рим. Так же, как ехал он. Я иду по его следам и становлюсь к нему все ближе и ближе. Может быть, он все это время ждал, чтобы я наконец сделала это. Возможно даже, что я приду слишком поздно. Но я найду его, Лукас! С каждой минутой это становится все яснее. Мне надо было поехать в Рим гораздо раньше.

— Ты сделала все, что могла. Тебе не в чем себя упрекнуть.

Лукас и сам почувствовал, насколько пустыми были его слова.

Магда улыбнулась и закрыла глаза. Поезд отошел от вокзала Ареццо. Через несколько минут она уже не слышала голосов вокруг себя. В ее сознание проникал лишь монотонный стук колес по рельсам. Постепенно, почти незаметно, он перешел в ритм мелодии, которую она впервые услышала лет в семь и которая въелась ей в память.

На осеннем празднике пива, октоберфесте, она была с отцом не одна, поэтому отец и не держал ее за руку. С ними была «кое-кто» — высокая, темноволосая, худая, с выразительными карими глазами. Отец Магды называл ее так, а мать не желала даже вспоминать эту «кое-кто». Магде было не совсем понятно, какую роль «кое-кто» играла в их семье. Но симпатии к ней она не испытывала.

Отец положил руку на плечо этой «кое-кто» и много смеялся, намного больше, чем дома, когда ее не было с ними.

Магда вообще-то думала, что отец пошел на октоберфест, чтобы порадовать ее, но ошиблась. И она заметила это только сейчас. Он хотел быть с этой «кое-кто», а она им только мешала.

«Кое-кто» держала отца за правую руку, которая лежала на ее плече, и перебирала его пальцы. Магда не знала почему, но ей было стыдно.

Отец купил Магде сахарную вату. Большую, белую и липкую. И когда ее лицо исчезло за огромной сладкой шапкой, он поцеловал эту женщину в губы. Наверное, он думал, что Магда ничего не заметит, тем не менее она это увидела.

Магда ее терпеть не могла. Она казалась ей питоном, который влез в дом и постепенно заглатывает одного человека за другим. Магда испытывала невольный страх всякий раз, когда видела ее. И уже поэтому не любила. Магда была уверена, что «кое-кто» воспринимает ее как нечто лишнее. Она с удовольствием осталась бы с отцом наедине, но Магда не могла никуда исчезнуть и боялась, что отец разозлится, если она испортит этой женщине настроение. Она, Магда, была виновата во всем.

— Я хочу проехать через «Туннель страха», — громко сказала Магда и дернула отца за рукав пиджака.

Они переглянулись, и отец кивнул. Хорошим в этом было то, что в вагончике было место только для двоих. Значит, «кое-кто» с ними не поедет.

Магде было очень страшно. Она тесно прижалась к отцу, уткнулась лицом в его локоть и молилась о том, чтобы, во-первых, поездка по темному туннелю мимо завывающих призраков и перемазанных кровью людей с отрубленными головами никогда не заканчивалась, а во-вторых, чтобы «кое-кто» исчезла. В душе Магда надеялась, что ее поразит молния или поглотит земля, но ничего подобного не случилось. Отец съездил с Магдой целых три раза, а «кое-кто» оставалась на месте, радостно улыбаясь и махая им рукой.

В эти минуты Магда тосковала по матери. Если бы мама стояла там — это было бы великолепно! Праздник с родителями… Она не могла представить себе ничего более чудесного.

Магда подумала, что, может, стоит взять ее с собой и столкнуть прямо под ноги пятиглавому огнедышащему дракону или в руки страшной хромой ведьме, но быстро выбросила подобные мысли из головы. Она никогда не решится на такое. А если и дальше будет думать об этом, то в субботу придется исповедоваться священнику в своих греховных мыслях, а этого ей никак не хотелось.

В тире отец выиграл маленькую тряпичную обезьянку в боксерских перчатках. «Кое-кто» бурно ликовала при каждом удачном выстреле, словно получила полный мешок денег, но обезьянка досталась Магде. Потом они зашли в пивную палатку. Две большие кружки пива и две половинки цыпленка для папы и той женщины. Магда съела сосиску с соусом карри и выпила колу.

Магда сидела напротив них, но они говорили настолько тихо, что она не могла понять ни слова. Ритм карнавального шлягера громыхал в палатке. Магда уже съела сосиску и принялась играть с обезьянкой, заставляя ее танцевать под музыку. Неожиданно игрушка свалилась под стол. Магда нагнулась, чтобы поднять ее, приподняла скатерть и увидела, что юбка той женщины задрана. Увидела резинки для чулок и руку отца между ее бледных бедер.

Магда выпрямилась и поняла, что лицо у нее горит. И совсем не потому, что какое-то время она просидела с опущенной под стол головой. Ей было бесконечно стыдно, и это чувство стыда было намного сильнее, чем от вида их сплетенных пальцев.