Он исследовал движок, но не смог обнаружить никакого дефекта. Хелен тем временем отправилась к ближайшему дому, чтобы по телефону вызвать механика. Тот вскоре подъехал и объявил, что «полетел» бензонасос, машину придется эвакуировать, ремонт продлится минимум два дня.

Томас был убежден: механик лжет, чтобы побольше содрать с клиентки, но был счастлив, что нарвался на жулика. Он пригласил Хелен продолжить путешествие в его машине.

— Вы весьма любезны, господин Отт, — ответила она после долгих колебаний. Перегрузили ее багаж. Томас незаметно расплатился с лжецом по-царски.

Первые сто километров Хелен разомкнула губы только единожды, сказав ему: «Будьте здоровы», когда он чихнул. После новых ста километров она объявила, что договорилась встретиться в Монте-Карло со своим женихом.

— Бедняга, — сказал Томас. — Не часто он вас будет видеть.

В Монте-Карло по желанию Хелен он подвез ее в «Отель де Пари». Здесь ее ожидало известие: жених задерживается в Париже и не сможет приехать.

— Я беру его апартамент, — объявил Томас.

— Очень хорошо, мсье, — сказал главный портье, незаметно пряча банкноту в пять тысяч франков.

— Но если мой жених все же приедет…

— Тогда пусть сам ищет, где остановиться, — отрезал Томас, отвел Хелен в сторону и прошептал: — Он вас недостоин. Вы что, не видите здесь руку провидения?

Молодая женщина неожиданно рассмеялась.

Два дня они прожили в Монте-Карло, потом отправились в Канны, где остановились в отеле «Карлтон». Томас провел несколько восхитительных дней. Он ездил с Хелен в Ниццу, Сен-Рафаэль, Сен-Максим и Сен-Тропе. Они купались в море. Он взял напрокат моторную лодку, катался с Хелен на водных лыжах, валялся рядом на пляже.

Хелен смеялась над тем же, над чем и он, ей нравились те же блюда, она любила те же книги и картины. Когда спустя семь великолепных дней она стала его возлюбленной, выяснилось, что они понимали друг друга во всем. И тут случилось главное — на восьмой день в первом часу ночи…

С влажными мерцающими глазами Хелен де Курвиль лежала в постели в своей спальне. Возле нее сидел Томас. Они курили. Он гладил ее волосы. В комнату издалека доносилась музыка. Горела лишь одна маленькая лампа.

Хелен вздохнула и потянулась: «Ах, Билль, я так счастлива»… Она называла его Билль. Имя Вильфрид напоминало ей о Рихарде Вагнере, говорила она.

— Я тоже, душа моя, я тоже.

— Правда?

И снова этот странный изучающий взгляд раскосых глаз, значение которого Томас объяснить не мог.

— Правда, дорогая.

Внезапно Хелен уткнулась в подушку, продемонстрировав свою прекрасную золотистую загорелую спину. При этом она зарыдала с таким отчаянием, что Томас даже перепугался:

— Я тебя обманывала! Я мерзавка — ах, какая же я подлая!

Некоторое время он слушал ее всхлипы, затем кротко сказал:

— Если речь о твоем женихе…

Она снова перевернулась на спину и закричала:

— Чушь, какой жених! Нет у меня никакого жениха! О, Томас, Томас!

Он почувствовал, будто ледяная рука прошлась по его спине.

— Что ты сказала?

— Нет у меня никакого жениха.

— Нет, я не это имел в виду, — у него слегка перехватило дыхание. — Ты только что сказала «Томас»?

— Да, — всхлипнула она, и крупные слезы полились ручьем по щекам прямо на грудь. — Да, разумеется, я сказала «Томас». Ведь так тебя зовут, мой бедный любимый Томас Ливен… Ах, ну зачем я тебя только встретила? За всю свою жизнь я не была еще так влюблена… — снова вскинулась она, последовал новый водопад слез. — И именно тебе я должна была это причинить, именно тебе.

— Причинить? Что причинить?

— Я работаю на американскую секретную службу, — с отчаянием в голосе пожаловалась Хелен.

Томас не замечал, как огонек сигареты все ближе подбирался к его пальцам. Он долго молчал. Наконец, глубоко вздохнул:

— Бог мой, значит, опять все сначала?

— Я не хотела тебе говорить… — с трудом мрачно выдавила она из себя. — Не имела права… Они меня выгонят… Но я не могла не сказать тебе правду после этого вечера… иначе я жить не смогу…

— Давай-ка помедленнее и с самого начала, — сказал Томас, постепенно приходя в себя. — Итак, ты американский агент?

— Да.

— А твой дядя?

— Мой шеф, полковник Херрик.

— А Шато Монтенак?

— Сняли. Наши люди В Германии сообщили, что ты планируешь крупное дело. Потом ты приехал в Цюрих. Когда появилось твое объявление, мы получили полномочия предложить тебе кредит в сто тысяч франков…

— Зачем это?

— В твоем анонсе было что-то нечисто. Нам необходимо было разгадать, в чем дело, и тогда бы ты был в их руках. ФБР любым способом намерено ангажировать тебя, Оно жаждет заполучить тебя, — она снова заплакала, Томас вытер ей слезы.

— Потом ты запросил 750 тысяч. Мы заказали срочный разговор с Вашингтоном. И что, ты думаешь, они нам ответили? Что 750 тысяч — безумие! Такой суммой они рисковать не захотели! И тогда решили использовать меня против тебя…

— Тебя, — повторил он по-идиотски.

— …и я предприняла эту поездку. Все было сплошным театром. Механик в Гренобле…

— Боже, и этот тоже. А я-то, болван, еще дал ему чаевые!

— …жених, все, Томми. А теперь — теперь я в тебя влюбилась и знаю, что если ты не согласишься работать на нас, тебя сдадут.

Томас встал.

— Останься со мной!

— Я вернусь, дорогая, — сказал он с отсутствующим видом. — Мне только нужно с твоего позволения кое-что спокойно обдумать. Ибо нечто подобное, знаешь ли, со мной уже случалось…

Он оставил ее, продолжающую всхлипывать, и вернулся в свою спальню. Здесь он уселся у окна и долго смотрел в ночь. Потом схватил телефонную трубку, подождал, когда ответит телефонистка, и сказал:

— Соедините меня с шеф-поваром… Все равно, разбудите его…

Через пять минут телефон зазвонил. Томас взял трубку:

— Гастон? Это Отт. Я только что пережил тяжелый удар судьбы. Мне нужно что-нибудь легкое, возбуждающее. Приготовьте мне томатный коктейль и несколько сардин с жареным картофелем… Спасибо, — он повесил трубку.

«Итак, от них не вырваться, — подумал он. — В 1957 году они опять подловили меня — так же, как и в 1939-м!»

Из открытой балконной двери Томас Ливен смотрел на опустевший город и на далекие равнодушные звезды, блестевшие над Средиземным морем. И из бархатной темноты вдруг выплыли, начали приближаться и спускаться к нему — мужчины и женщины из его прошлого: фантастические красотки, холодные женщины-агенты, могущественные главы концернов, прожженные торгаши, безжалостные убийцы, предводители банд, устроители бойни.

Вся его прежняя жизнь нахлынула на него — дикая, полная приключений жизнь, которая, подобно торнадо, раскрутилась в тот теплый майский день 1939 года…

24 мая 1939 года без двух минут десять перед домом 122 на Ломбарт-стрит в центре Лондона остановился черный кабриолет «бентли».

Из машины вышел элегантный молодой господин. Его загар, небрежная походка, спутанные темные волосы удивительно не гармонировали с подчеркнуто строгой одеждой. Темно-серые брюки в полоску с острыми как бритва стрелками, черный двубортный пиджак, жилетка с золотой часовой цепочкой, белая рубашка с высоким стоячим воротничком, серый с перламутровым отливом галстук. Прежде чем захлопнуть дверцу, господин извлек из салона черный котелок, зонт и две газеты — «Таймс» и «Файненшл таймс» на розовой бумаге. После этого тридцатилетний Томас Ливен вошел в здание, вход которого украшала доска из черного мрамора, на которой золотом было написано: МАРЛОК&ЛИВЕН, АГЕНТСТВО ПО ДЕЛАМ ДОМИНИОНОВ.

Томас Ливен был самым молодым банкиром в Лондоне, и очень удачливым. Такую блиц-карьеру он сделал благодаря своему интеллекту, способности производить впечатление серьезного человека и таланту вести два абсолютно несовместимых образа жизни. Воплощенная корректность и серьезность на бирже, Томас вне этих священных стен был обаятельным покорителем женских сердец. Никто, и меньше всего те, о ком речь, не подозревали, что он мог играючи быть участником сразу четырех любовных интрижек, поскольку был не только вынослив, но и умел хранить молчание. Томас Ливен мог быть более чопорным, чем самый чопорный джентльмен из Сити, но раз в неделю он проводил время в одном из известных танцклубов Сохо, не афишируя это, а дважды в неделю посещал занятия джиу-джитсу.