— Ты совершенно права. Давай отложим эту тему до тех пор, пока не появятся еще какие-нибудь зацепки. Смотри-ка, солнце уже взошло.

— Да, оставим на другой раз, — согласилась она и пошла за ширму переодеваться.

Лора пыталась говорить бодрым голосом, несмотря на усталость, а Шон не мог оторвать глаз от одежды, которую она развешивала на ширме.

— Ты будешь сегодня рисовать? — спросила Лора.

— Да, я собирался устроиться у фонтана и заработать несколько франков, рисуя туристов. А ты оставайся здесь.

— Как же я пропущу твой первый рабочий день? Нет уж, я буду стоять рядом и брать с них деньги, а на обед куплю тебе что-нибудь в кондитерской.

— А потом я займусь румяной, пухленькой натурщицей, которой гордился бы сам Рубенс. И с огромным удовольствием буду вырисовывать ямочки на твоих щеках.

Шон хотел ее рассмешить, и это ему удалось — Лора засмеялась и легла в постель рядом с ним. Он немного подвинулся, чтобы ей было удобней, и обнял ее. Слова любви уже готовы были сорваться с его губ, но он вовремя спохватился и только поцеловал ее в волосы, сказав:

— Ты завтра будешь позировать мне здесь? Я и вправду хочу сделать твой портрет.

— Конечно. Мне льстит твоя убежденность, что в нарисованном виде меня можно продать.

— Я скорее продам свою душу, чем расстанусь с твоим портретом.

Глядя на нее, Шон понял, что не может больше сдерживать себя. Он схватил ее за подбородок и поцеловал, пробуя на вкус розовую сладость ее губ. Она с готовностью отвечала на поцелуи, и это доставляло ему несказанное удовольствие. На какой-то чудесный промежуток времени он позабыл обо всем — осталось только желание овладеть ею. Но вдруг Лора начала сопротивляться, и ее протестующие возгласы прорвались сквозь пелену страсти. Шону пришлось отпустить ее — она колотила его в грудь. Почему она его остановила? В глубине души Шон знал ответ на этот вопрос. Она заботилась о нем — не о себе.

— Хорошо, — прошептал он. — Больше не буду.

У нее сразу поникли плечи, но Шон не понял, что она испытывает — облегчение или разочарование. Должно быть, и то и другое. Но так ли это важно? Он встал и уселся в кресле у окна.

— Спи, Лора. Я не буду тебе мешать.

Не сказав ни слова, она свернулась калачиком и закуталась в одеяло. Но ее слезы все еще жгли его душу огнем.

Прошло шесть недель. Каждое утро они с Шоном вставали на заре и шли в небольшое кафе «Дю Тартр», находившееся на той же улице, они встречались с друзьями и пили на завтрак кофе с круассанами. Потом возвращались в свою студию, и Шон занимался живописью. Анонимки больше не приходили, слежки, казалось, не было, и он радовался, что может хоть какое-то время не думать об угрозах и об убийстве Бомона.

Валентин, Лулу и Доминик заходили к ним, даже не стучась, а иногда приводили с собой знакомых — уважение к частной жизни было нетипичным для этих мест, и это еще больше укрепило Лору в решении избегать близости с мужем. Когда наступали сумерки, Шон убирал краски, приносил снизу воду, и они по очереди мылись за ширмой. Потом облачались в одежду, которая на Монмартре сходила за вечерний наряд, и шли в кабаре «Л'Элизе». И все было бы просто чудесно, если бы они не любили друг друга.

— Нам ведь сегодня никуда не хочется идти, правда же? — спросил Шон.

Лора не знала, что ответить. Она боялась оставаться с Шоном наедине — вдруг снова повторится тот же спор, что и две недели назад? Лора знала, о чем он думает, — желание в его глазах говорило само за себя, и она со страхом ощущала, что ее собственная воля постепенно слабеет. Тут Шон приблизился к ней, но не обнял, а с улыбкой прошел мимо и сел в кресло у окна.

— Кажется, Лулу права. Я старею.

— Устал? — Не в силах противостоять искушению, Лора подошла поближе и провела рукой по его влажным волосам. Он кивнул, и некоторое время оба молчали, глядя на опускавшиеся за окном сумерки.

Наконец Шон взял ее руку и положил к себе на колени. С той ночи, когда они поспорили, он почти не прикасался к ней.

— Скажи, Лора, ты правда хорошо себя чувствуешь? Выглядишь ты чудесно — на щеках румянец, глаза сияют. — Он провел рукой по ее талии, а его взгляд упал на глубокий вырез ее платья. — Оладьи и шоколад идут тебе на пользу.

Она со смехом шлепнула его по руке.

— Да и твое мороженое наверняка уже отложилось в складках на животе. Вот жизнь, правда? Всегда бы только есть, спать и развлекаться. Раньше я ничего подобного не испытывала.

— Правда? — В его зеленых глазах зажглись искорки. Лора хотела убрать руку, но он сжал ее еще крепче и нежно спросил: — Лора, а может, ты выздоравливаешь? Я никогда не видел таких цветущих женщин, как ты. Знаешь, я ведь молился об этом. — Он опустил свои темные ресницы, и она больше не видела его глаз. — А я не часто это делаю. — Шон вдруг обнял ее, понизив голос до шепота: — Я так хочу, чтобы ты поправилась!

Лора прислонила голову к его груди.

— В основном я хорошо себя чувствую, — сказала она, и это было почти правдой. Остальное ему знать пока не следовало. Приступы дурноты в последнее время участились, хотя не были такими сильными, как во время путешествия на корабле. Но лучше не выказывать своего страха.

Его объятья стали крепче, а губы коснулись ложбинки на ее шее. Обжигая ее своим дыханием, он прошептал:

— Ты нужна мне, Лора. Пожалуйста, не кори меня за это. Мне нужно на кого-то опираться, нужно знать, что ты тоже меня любишь. Клянусь тебе, что никакие наши поступки этого не изменят. Невозможно сделать мою любовь меньше.

Его губы коснулись ее рта, и в горячем натиске страсти исчезли все преграды. Шон поднялся с кресла и одним быстрым движением уложил ее на потертый ковер у окна. Лора стала стягивать с него рубашку, с удовольствием наблюдая, как высоко вздымается его грудь. Шон быстро снял с нее блузку и резко произнес:

— Не говори «нет». Не говори!

Она кивнула, торопливо помогая ему раздеться. Прикосновения Шона словно жгли ее огнем, и она выгнулась ему навстречу, вскрикивая от захлестывавших ее волн наслаждения, которые накатывали все сильнее и сильнее, — и наконец водоворот поглотил ее полностью.

Этой ночью Лора проснулась и не сразу вспомнила, как оказалась в постели. Во сне Шон обнимал ее, зарывшись пальцами в ее волосы. Лора улыбнулась и еще сильнее прижалась к нему. Подумав о том, как хорошо было бы вечно лежать так, она закрыла глаза и снова заснула.

— О Боже! — Лора попыталась вырваться из объятий Шона.

— Что? Что случилось? — взволнованно спросил он. Должно быть, ей приснился кошмар. Он попытался ее успокоить, но она оттолкнула его, соскочила с кровати и побежала за ширму. Шон еще не совсем проснулся и потому не сразу последовал за ней.

Лора стояла на коленях, согнувшись над ночным горшком, — ее рвало. Когда она, тяжело дыша, стала наконец выпрямляться, Шон осторожно поддержал ее. Стоны жены болью отзывались в его сердце.

— Сейчас я уложу тебя в постель. Как ты себя чувствуешь? Это ведь скоро пройдет, да?

Лора кивнула. Он взял ее на руки, и ее тело без сил обмякло в его объятиях. Шон начал мысленно корить себя за глупость. Как можно быть таким болваном? Никогда больше он не станет подвергать ее такому риску. Господи, хоть бы ее жизнь не сократилась по его вине еще больше!

Его мысли прервал быстрый стук в дверь.

— Слава Богу, кто-то пришел. Пошлю его за доктором.

Уложив Лору в постель, он быстро натянул брюки и распахнул дверь.

Это оказался Валентин — он вручил Шону письмо, адресованное Лоре.

— Моя знакомая Жанна-Мари работает сейчас в «Ленуаре» горничной. Она вынула письмо из ящика, когда портье не было на месте.

Бросив взгляд на Лору, Валентин быстро вышел обратно в коридор и сделал Шону знак последовать за ним.

— А вот это просунули под парадную дверь. Я увидел, когда вошел сюда.

Шон нахмурился, глядя на конверт, там не было ничего, кроме его имени. Значит, их нашли. Он вынул записку.