На первый взгляд в замке Дугалл все было по-старому. Мрачные стены из серого камня были так же высоки и неприступны, а ворота по-прежнему охраняло множество стражников, будто обитатели замка вот-вот ожидали нападения неведомого супостата.

Деловитая суета слуг, среди которых сэр Джордж не заметил ни одной женщины, и настороженные взгляды воинов невольно заставили его припомнить времена, когда ему приходилось бывать в осажденных крепостях. Передав поводья подбежавшему пажу, Джордж подумал, что в подобной обстановке любой гость почувствует себя неуютно, однако тут же вспомнил, в какой грязи содержались замки многих благородных рыцарей. Здесь хотя бы царила идеальная чистота, что было весьма необычно для дома, где жили одни лишь мужчины.

Сэр Томас почти сразу показался в дверях замка. Лицо соседа было отмечено шрамами, полученными в давних битвах и на турнирах, однако держался он прямо, а взгляд его был по-орлиному цепок. Под плотным плащом — бесспорно, тем самым, в котором сэр Томас сражался в дни крестового похода[1], — виднелись начищенные до блеска звенья тончайшей кольчуги. Перчаток он, несмотря на прохладный день, не надел; Джордж был уверен, что обветренные и узловатые руки сэра Томаса по-прежнему могли одним ударом сбить противника с ног.

В присутствии сэра Томаса Джордж всегда чувствовал себя заносчивым мальчишкой. Даже пятнадцать лет разлуки ничего не изменили. Сэр Томас обнял гостя, целуя его в обе щеки, и Джордж услыхал, как тихонько позвякивает кольчуга.

— Добро пожаловать, сэр Джордж, — проговорил хозяин, внимательным взглядом окидывая сопровождавших его воинов. — Рад тебя видеть.

— И я рад видеть вас, сэр Томас, — ответил Джордж, тревожась, одобрит ли старик выправку его солдат.

— Ну, что же, заходи и выпей вина. Дело-то уже к вечеру — должно быть, ты ехал не спеша, — заметил сэр Томас, и в его тоне гостю послышалось осуждение.

Джордж вынужден был напомнить себе, что сэр Томас всегда считал лентяем и лежебокой всякого, кто трудился меньше его. Он сообразил, что Элайя, наверное, еще не вернулась — или же предпочла не рассказывать отцу об их встрече на южной дороге.

Они вошли в огромный зал, отданный во власть холоду и пронизывающей сырости: внушительных размеров камин, занимавший почти всю стену, был уже давно не топлен. На стенах ни ковров, ни гобеленов — ничего, что можно было бы счесть праздной роскошью, а потемневшая от времени мебель казалась особенно обшарпанной.

Сэр Томас уселся в дубовое кресло с резной высокой спинкой, стоявшее на помосте для почетных гостей, и указал Джорджу на такое же кресло у другого конца стола. Джордж подчинился с неохотой, так как жесткое сиденье было холодным и неудобным, а резьба на спинке больно врезалась в тело.

— Как поживает леди Элайя? — вежливо поинтересовался Джордж, подумав, что не стоит говорить о встрече с ней, если она сама этого не сделала. — Я наделся увидеть ее сегодня.

— С ней все в порядке — здорова как лошадь. Отправилась прокатиться верхом и вот-вот вернется.

— Полагаю, она опытная наездница.

— Самая лихая из всех, кого я знаю. Я сам ее учил, — похвастался сэр Томас. — Ездит лучше, чем ее братья — а уж они-то далеко не новички.

Джордж понял, что не стоит упоминать о том, в каком жалком положении он застал Элайю.

— Не удивлюсь, если она предпочитает норовистых лошадей.

В дверях коридора, который, вероятно, вел в кухню, появился паж.

— Вина! — загремел сэр Томас, и парнишка исчез. — Норовистых, говоришь? — переспросил он. — Да, ее жеребец сущий дьявол. Сколько раз я ей твердил, что когда-нибудь она свернет себе шею, но она и слушать не хочет. Слишком своевольная она у меня, вот что, — он произнес это как комплимент.

— Наверное, с ней ездит целый эскорт? — спросил Джордж, отлично зная, каким будет ответ.

— Эскорт? — расхохотался сэр Томас. — Да она оторвется от кого хочешь, не успеет мой эскорт и глазом моргнуть. Предпочитает кататься одна. А я не против: пока она на моей земле, ей ничего не грозит.

— Разумеется, — согласился Джордж, решив не напоминать хозяину о том, что лесные разбойники и прочий сброд не всегда послушны приказам господина.

— Элайя — вылитая мать, — продолжил сэр Томас, показывая гостю белый шрамик в форме полумесяца на лбу. — Видишь? Моя женушка наградила меня этой отметиной, когда я впервые попытался поцеловать ее. — Он нахмурил кустистые седые брови. — И Элайя сумеет за себя постоять, если кто вздумает вольничать с ней.

— Естественно, — спокойно ответил Джордж, с завистью глядя на сэра Томаса, который откинулся на спинку кресла: в кольчуге острые грани дубовой резьбы были ему нипочем.

На пороге появился паж с кувшином и двумя массивными серебряными кубками, которые он принялся торопливо наполнять красным вином.

— Я очень огорчился, узнав о смерти твоего отца, — сказал сэр Томас, отхлебнув из своего кубка.

Джордж сделал глоток — вино, как ни странно, оказалось превосходным. Внутренне он сжался, готовясь к тяжелому разговору.

— Да, отец был чудесным человеком.

— И неплохим соседом. Может быть, чуть легкомысленным, но порядочным.

Джордж с трудом подавил улыбку.

— А что, сэр Ричард Джоллиет все служит управляющим поместья?

— Да, а его брат Герберт распоряжается по дому. Ричард только что отправился в Лондон, чтобы уладить кое-какие вопросы с налогами.

— Не сомневаюсь, что дела твоего отца были в полном порядке, когда ты вступил во владение наследством.

— Вы правы, сэр Томас.

— Жаль, что ты не сумел вернуться домой раньше.

— Не удалось, — ответил Джордж и решил, что правдивое объяснение поможет ему сменить тему беседы. — Я был связан обещанием оставаться на службе у барона де Герра до дня Сретения Господня[2].

Сэр Томас понимающе кивнул и помолчал.

— Итак, ты вознамерился просить руки Элайи, — неожиданно заявил он.

Джордж чуть не поперхнулся.

— Почему ты решил посвататься именно к ней?

— Отец считал, что она станет мне отличной женой, — искренне признался Джордж.

— Земли она не получит, — твердо проговорил старик.

— Я никогда не стал бы просить вас о приданом. — «Так как заранее знаю, что это бесполезно», — подумал он.

— Вот и славно. Но кое-что я ей все же дам.

— Чудесно! Однако лучшей наградой для меня станет сама Элайя.

Сэр Томас уставился на Джорджа так, словно гость вдруг заговорил по-гречески.

— Побереги-ка эти бредни для нее, сынок, — посоветовал он. — Впрочем, ты прав — она действительно осчастливит того, с кем пойдет по жизни. Особенно если замок окажется в осаде. Дай ей лук со стрелами и пошли на укрепления — и не пожалеешь. — Сэр Томас наклонился, устремив на гостя острый взгляд. — Джордж, я буду с тобой откровенен, поскольку твой отец всегда был мне по сердцу. Надеюсь, дочка согласится выйти за тебя — однако, если она откажется, принуждать ее я не стану.

В это мгновение на пороге показалась Элайя. Джордж был очень рад, увидав ее живой и невредимой. Несмотря на приезд гостя, волосы ее оставались донельзя растрепанными, а одета она была весьма причудливо, если не сказать — вызывающе.

Следом за ней в зал ввалился настоящий великан, пышущее здоровьем лицо которого обрамляли длинные рыжие волосы.

Девушка показалась Джорджу присмиревшей, и вдруг он заметил, как она исподтишка взглянула на своего спутника. На губах ее заиграла лукавая улыбка.

Возможно ли, что она увлечена этим здоровяком, который выглядит так, словно не знает, что такое мыло? Увалень не обращал на нее внимания, глазея на гостя с такой откровенной наглостью, что у сэра Джорджа руки зачесались проучить обидчика.

Однако он сдержался, зная, что излишняя вспыльчивость ни к чему хорошему не приводит. Если Элайя Дугалл предпочитает этого рыжеволосого великана, что же, он с радостью откланяется и поищет себе невесту в другом месте.