Водитель молнией метнулся в кабину, моля сейчас об одном – лишь бы завёлся мотор, не то он, раскалённый, усталый, может закапризничать, – лишь бы этот гад завёлся, но загвоздка оказалась в другом – Соломин никак не мог удержать в трясущихся пальцах ключ зажигания, всё время промахивал шпеньком мимо рисунчатого глазка замочной скважины, кусал мокрые губы, захлебывался потом и слезами, плакал, трясся всем телом и никак не мог совладать с ключом.

– Скорее! – прошипел ему оказавшийся рядом Дроздов, двумя руками ухватил руку Соломина с ключом, помог одолеть дрожь, довёл ключ до скважины, потом сверху ударил ладонью, надежно вгоняя в прорезь.

– Не копаться, не копаться… Ну! – подогнал повисший на подножке старший лейтенант – Коренев успел уже обежать наливник кругом. Подземный лаз Коренев держал под прицелом. Выматерился зло, хриплым шёпотом. Не сводя взгляда с лаза, пригнулся, кинул сумку с рожками на сидение. – Чего телитесь!

Схлебнув солёную жидкость, натекшую в рот, Соломин, вымокший до нитки – он вспотел так, будто попал под дождь, куртку уже надо было выжимать, а с него всё текло, текло, текло и продолжало течь, Соломин пахнул резко, нехорошо, – это было от страха, от страданий, от того, что он пережил в последние десять минут, Коренев не удивился бы, если б Соломин внезапно сделался сивым, без единого тёмного волоска в голове, – водитель уже застонал от бессилия, стараясь повернуть ключ, но вот всё кончилось, и Соломин сразу успокоился: ключ легко пошёл вправо, раздался ровный гуд стартера.

«Ну, не подкачай! Заведись же, заведись!» – покривился лицом Соломин, резко выровнял ключ и снова крутанул его вправо. Мотор завёлся, Соломин тут же воткнул первую скорость, сделав это машинально – рука, метнувшаяся к кривой рукояти, украшенной нарядным чёрным набалдашником, сделала это сама, ноги тоже сработали машинально и КамАЗ плавно тронулся с места, совершил небольшой круг, аккуратно вписываясь в срезанное ракетой пространство, только в одном месте правые колёса чуть провисли и машина стала заваливаться, но Соломин тут же выровнял наливник, перевёл на вторую скорость.

– Молодец! – пробормотал старший лейтенант, приподнялся над кабиной – ему уже не было видно ни подземного хитрого лаза, ни скорчившегося чернобородого душмана, он втянул себя в кабину, с грохотом закрыл дверь – теперь таиться было нечего, пусть правоверные садят по ним хоть из пушки!

И плевать, если у них заглохнет усталый загнанный мотор – начинается спуск с холма, тут и без мотора разогнаться можно. В коробке передач визгливо запели шестерни, Соломин, чтобы они не раскрошились переключил на нейтралку, и забултыхалась, запрыгала под ними неровная колея, сзади на кабину тяжело надавила цистерна с соляркой. Кабина от напора заскрипела, в пазах раздался угрожающий звон, затем последовало металлическое пение, стрекот; складываясь домиком, кабина поползла налево, потом перекосилась направо, к космическим перегрузкам машина не привыкла – сейчас главное было, чтобы Соломин со страху не нажал на педаль тормоза.

Если нажмёт – наливная цистерна срубит кабину под корешок вместе с людьми, сплющит саму себя и покатится под гору впереди КамАЗа, брызгаясь соляркой, заклепками, сорванными с болтов гайками.

– Ты, Игорь, не тормозни случайно! – прокричал Коренев. – Лучше на газ надави!

С Соломина продолжал течь пот, он вообще был парнем с хорошим водяным и прочим запасом, это было заложено в его организме с рождения: если начинал плакать, то плакал безостановочно, если потел, то мог пόтом своим, слюнями и мочой залить всю кабину, если трусил, то трусил по-крупному и тоже потел, если радовался, то и радости его хватало вместе с умильными слезами на целый полк – эти качества Коренев открыл в Игоре только сейчас, в какие-то считанные секунды, удивился, как же он не видел этого раньше, – ему стало весело и он безудержно, хлопая кулаком по железному верху панели, захохотал: – А всё-таки она вертится! Вырвались! Вертится ведь! Ты понимешь, Дроздов, вырвались, – он повернулся к крепышу Дроздову, одной рукой сгрёб его круглую ушастую голову, притянул к себе и, словно отец, поцеловал в макушку. – Вертится Земля!

В следующий миг Коренев остановил себя – погоди, дурак, радоваться, не перепрыгнул ещё через плетень, а уже выкрикнул «гоп!» – и старший лейтенант оборвал свой сумасшедший смех.

КамАЗ стремительно набирал скорость, за грохотом ничего не было слышно, Кореневу прокололо голову острое – ну, будто бы гвоздь в черепушку вогнали, мысль была больной – мины! Не может быть, чтобы душманы не заминировали колею, ведущую к ним на холм, они обязательно в двух-трех местах поставили управляемые мины. Усилили их парой снарядов – получились вполне приличные фугасы. По земле, а кое-где и под землёй проложили провод, вывели его на холм, под руку к какому-нибудь душманскому начальничку, сейчас начальничек повернёт рукоятку пакетника и под КамАЗом вздыбится земля.

Но нет, не вздыбилась земля. Колея продолжала с грохотом уноситься назад. Душман Hyp, наверное, уже выскочил из схоронки, сорвал с плеча автомат – сзади что-то звонко щёлкнуло, цистерну встряхнуло, но автоматная пальба на таком расстоянии – всё равно что пальба горохом.

– Ага, лупи! Лупи! – торжествующе вскричал Коренев. – Все-е – е… Все!

Наливник чуть не переломился в хребте, вымахнув на ровную дорогу – холм кончился.

– Все-е-е-е, – долго, будто певец, сошедший с ума, пропел – нет, всё-таки не пропел, а прокричал Коренев. – Жми лаптёй – деревня близко-о-о!

Железный бич снова прошёлся по цистерне, Коренева потянуло вперёд, он упёрся руками в щиток, кабину повело. Надо отдать должное Соломину – молодец, несмотря на то, что был мокрый, как мышь, вовремя включил скорость, самую высокую, что была у КамАЗа, выжал акселератор до репки, и КамАЗ потянул, потянул, потянул – цистерна, давившая на них всей мощью своей, огромной, неуправляемой, – ослабила нажим, сцеп звякнул, заскрипел всеми железными костяшками, цистерна стала покорной, – и залопотала, захрустела колея под колёсами.

Теперь главное – везение: не напороться бы на мину. Коренев впился глазами в колею – не высветится ли где цветной проводок, проложенный к какой-нибудь «итальянке» или «англичанке» – тяжёлым минам, которые душки покупают за свои деньги и ставят на танки, а потом идут с протянутой рукой в кассу получить гонорар, ибо танк стоит очень дорого, – из глаз Коренева от напряжения заструились слёзы он сам себе показался похожим на Соломина, но это уже не играло никакой роли – Соломин он – не Соломин, слабак – не слабак, не время разбираться в своих ощущениях, хотя подоспеет минута – и старший лейтенант ощутит, как всё, что у него будет в желудке, поползёт вверх, его вывернет наизнанку только от одного осознания того, что происходило, от того, что они так нелепо попали в плен – всё это, чувствовал Коренев, будет, всё это впереди. Но не сейчас!

Пыль высокими струями выметывалась из-под колёс, повисала густым непроглядным пологом – лучшей маскировочной завесы нельзя было придумать. Как говорится, нет худа без добра – пыль эта хоть и душманская, но запорошит она глаза душманам так сильно, что им будет уже не до стрельбы – просморкаться бы, прохаркаться!

Всё-таки есть на свете счастливые звёзды, которые иногда светят неприметному, подмятому жизнью, болью и горестями человевку, – он жадно, с открытым ртом ловит этот свет, плачет, моля судьбу, чтобы пришло везение, удача, и судьба смягчается, начинает потакать ему – когда увидишь этот свет, тогда всё, абсолютно всё, даже самое страшное, становится нестрашным.

На землю, на страшноватый усталый КамАЗ, на напуганных ребят наших пролился волшебный свет.

После удручающего невезения полосы, в которой они чувствовали себя, будто мухи, вляпавшиеся в дёготь, им повезло. Повезло сразу несколько раз. Повезло в том, что Hyp хотел подзаработать – денежки сами прилипали к его пальцам, повезло, что его напарник оказался «непримиримым» и у него злость выела чутье, зрение, слух, он оказался полоротым в ситуации «дважды два» и в нужный миг не смог сообразить, сколько же будет дважды два – вот и валяется теперь с вдавленным в хребет желудком, корчится – и ладно будет, если ему свои не пустят красную юшку, а они ведь пустят, обязательно пустят; повезло – особенно повезло с тем, что у Соломина оказались запасные ключи – так-то они кому нужны, какой дурак будет таскать с собою лишнюю тяжесть; повезло во всём – в том, что они сумели развернуть громоздкий КамАЗ на малом срезе горы и не опрокинуться набок, в том, что цистерна не снесла им кабину, что станина машины оказалась прочной и не переломилась, в том, что душки запоздали со стрельбой, в том, что на дороге не оказалось мин…