— Я тоже когда-то любила его, — сказала Диана — Лорд Дерлинг умеет быть обаятельным и настойчивым.

— Генрих восьмой тоже был таким. Но вспомни, чем это обернулось для большинства его жен, — ворчливо заметила миссис Митчелл, хмуро созерцая продвигавшееся по зале семейство. — Ты полагаешь, лорд Дерлинг не изменился? Быть может, история четырехлетней давности не прошла для него даром, и он исправился…

— Не думаю, что человек, по своей натуре склонный к жестокости, способен перемениться, тетя. Время тут не имеет значения, — ответила Диана. — Желала бы я знать, отчего он не женился раньше. Ведь у него не было причин оставаться холостяком.

— Право, не знаю. После твоего отъезда из Лондона он на время исчез, — ответила тетка, — но его затворничество наверняка более было данью приличиям, нежели вызвано чувством вины. Он был отвергнут, а следственно, ему приличествовало демонстрировать свое сожаление, независимо от того, испытывал он его или нет.

Диана была уверена, что сожаление, которое выказывал лорд Дерлинг, было не более чем игра на публику.

— У него были связи?

— Да, с несколькими дамами, — подтвердила миссис Митчелл, — но ни с одной из них его отношения не зашли далеко. До недавнего времени сердце у Дианы было не на месте. Удрученная услышанным, она наблюдала за тем, как Эдвард с сестрами прохаживается по зале. Известие о грядущей свадьбе леди Элен Терлоу и лорда Дерлинга встревожило ее. Но что она могла сделать? Диана не была близкой знакомой Эдварда, а потому не могла вмешиваться в дела его семьи, даже скрываясь под маской Дженни. Предостережения же от Дианы Хепворт — женщины, у которой, как известно, была причина для недоброжелательства по отношению к лорду Дерлингу, — тоже не были бы приняты в расчет. Но можно ли безмолвно взирать на то, как невинное дитя попадется в ловушку, согласившись на брак, который не только окажется несчастливым, но, может даже, приведет к погибели.

Мысли о леди Элен навели Диану на размышления об Эдварде. Она думала, как поступить. Она знала, что рано или поздно его представят ей. Эдвард — близкий друг Таунли, и Диана предвидела, что Аманда по-дружески поспособствует их знакомству, сочтя лорда Гартдейла выгодной партией для незамужней леди. Желала ли Диана этого?

— Тетя Изабел, мне нужно кое-что сказать тебе, — шепнула Диана, чувствуя, что голова у нее идет кругом. — Помнишь, я рассказывала тебе, что в парке встретила лорда Гартдейла?

— Конечно. Таких вещей я не забываю.

— Случилось так, что я встречала его и после… два раза.

— В самом деле? И ничего мне не сказала! Где? Когда?

— Не сейчас, после поговорим об этом. Теперь нельзя допустить, чтобы он узнал меня.

— Но вы же встречались.

— Да, но мое лицо было скрыто под вуалью, а голос был неузнаваем от простуды, — торопливо пояснила Диана. — И еще я назвалась Дженни.

— Дженни? — Удивление на лице миссис Митчелл сменилось замешательством. — Ты назвала ему свое второе имя? Диана, ей-богу, зачем все это?

— Я объясню, как только мы останемся наедине, тетя. Но если наше знакомство нынче состоится, я должна буду сделать вид, будто вижу его впервые!

Тетка прищурилась.

— Не по душе мне твоя затея, Диана. Ты никогда раньше не прибегала к уловкам и ухищрениям.

— Знаю, тетя, знаю. Я поступила неразумно, но дело сделано, назад пути нет.

— Я слишком хорошо знаю тебя, чтобы усомниться в твоей честности, но думаю, играть две разные роли — задача непосильная. — Миссис Митчелл украдкой взглянула на лорда Гартдейла. — Что ж, хочешь ли ты, друг мой, чтобы я представила лорда Гартдейла Диане Хепворт?

Диана на миг задумалась, прикидывая, как лучше поступить: согласиться на рискованное знакомство с Эдвардом или избегать встреч с ним, сколько возможно, в расчете на то, что после, когда пути их все-таки пересекутся, она будет более готова к этой встрече?

Желая хоть краешком глаза взглянуть на Эдварда, Диана повернула голову и… обомлела.

Тот стоял не шевелясь и молча смотрел через всю залу прямо на нее. Лицо его сохраняло каменную неподвижность.

Сердце Дианы замерло. Он узнал ее! Иначе отчего так смотрит на нее?

Подойдет ли он к ней, попросит ли, чтобы его представили?

Эдвард сделал шаг в ее направлении, и Диана похолодела. Да, он намеревался подойти к ней! Но тут случилось непредвиденное: лакей приблизился к Эдварду и подал ему записку.

Затаив дыхание, Диана наблюдала, как граф взял письмо и сломал печать. Пробежав листок глазами, Эдвард потемнел. Сунув послание в карман, он круто развернулся на каблуках и вышел из залы, не взглянув более в ее сторону.

Диана, доселе сдерживавшая дыхание, наконец, вздохнула и ощутила несказанное облегчение.

— Что это? — тихо проговорила миссис Митчелл, о присутствии которой Диана почти позабыла.

— Не имею представления, тетя, но полученная весть лорда Гартдейла, судя по всему, не порадовала.

— Она избавила тебя от тягостной встречи. А он ведь как раз намеревался подойти. Я видела, какими глазами он смотрел на тебя, — заметила тетка. — Уверена ли ты, друг мой, что он не разглядел твоего лица под вуалью?

Эдвард выпрыгнул из экипажа и, взлетев вверх по ступеням великолепного четырехэтажного особняка, нетерпеливо постучал в дверь тростью. Немного погодя ему отворили, и дворецкий, почтительно склонив голову, отступил в сторону, пропуская его внутрь.

— Миледи в гостиной, милорд.

— Спасибо, Денвер. — Вручив человеку шляпу и перчатки, Эдвард поднялся по лестнице.

В помпезно обставленной гостиной, как всегда, в полумраке, в кресле у камина, скорбно приложив к глазам платок, сидела его мать. Зная, что ждала она не его, Эдвард без слов приблизился к буфету и взял одну из стоявших там неровно поблескивавших свечей.

— Добрый вечер, матушка.

Леди Гартдейл от неожиданности вздрогнула.

— Эдвард! — Женщина обернулась и с осуждением воззрилась на сына. — Что ты здесь делаешь?

— Я приехал по вашей записке. — Эдвард подошел к серебряным канделябрам и огарком, который держал в руке, зажег свечи.

Глаза вдовы сузились.

— Письмо предназначалось Элен.

— Я перехватил его. Как ваше здоровье, матушка?

— Я нездорова, но вас ведь это не заботит, — проворчала мать. — Где Элен? Почему все оставили меня одну?

Эдвард возвратил огарок на подсвечник, а затем, взяв стул, уселся напротив матери.

— Нынче вечер у миссис Таунли. Мы все, даже вы, в числе приглашенных.

Леди Гартдейл отмахнулась.

— Я теперь не выезжаю. В день смерти твоего отца я удалились от мира. Удивительно, что люди этого не помнят.

— Они помнят, но шлют приглашения в надежде на то, что вы одумаетесь и придете.

Рука с платком застыла на месте.

— Мне не нравится твой тон, Эдвард. Ты знаешь, как мне тяжело, какую неизгладимую печаль оставила в моем сердце смерть твоего отца. Но, видно, никому нет дела до моих страданий! Никто не считает горе вдовы естественным.

Эдвард вздохнул. Он слышал эти слова не раз и понимал: споры и увещевания бесполезны. Однако сдерживать раздражение порой становилось просто невыносимо.

— Никто не говорит, что вам не должно горевать по отцу, мама, но всему есть предел. Нельзя, чтобы все остальные легли заживо в могилу единственно потому, что вы это избрали для себя.

— Ты несправедлив ко мне!

— Вы полагаете? Со дня кончины отца минуло четыре с половиной года — времени довольно, чтобы оправиться от горя.

— Он был мне мужем!

— А мне отцом, и я тоже нежно любил его, — принужден был ответить Эдвард. — Но его уж не вернешь, а мой долг, как, к слову, и ваш, — продолжать жить дальше.

— У меня нет больше ни перед кем долга!

— Вздор! Через несколько недель Элен покинет нас. Вы могли бы позаботиться, чтобы у нее остались приятные воспоминания о последних днях, проведенных в отчем доме.

Мать отвернулась.

— Никак не возьму в толк, о чем ты!